На съемках «Боя с тенью 3» я должен был в наручниках выплыть с шестиметровой глубины, выбравшись из затонувшего вертолета. Жена Ирина стояла на барже, смотрела на воду и считала секунды... Впрочем, она уже привыкла к тому, что я периодически зависаю на парашюте между небом и землей или ношусь на байке. В чем-то я так и остался пацаном.
— Мы и познакомились с Ирой в баре «Штопор», где тусовались экстремалы. Войти туда можно было только по отпечатку пальца, а чтобы вступить в клуб, требовалось двойное поручительство. У меня на тот момент было больше ста прыжков с парашютом (сейчас сто восемьдесят). И множество традиционных «страшных» историй: например, как на двадцать пятом прыжке в первый раз отказывает купол... Летишь к земле камнем. Абсолютно холодная башка. Перед глазами в обратную сторону проносится вся жизнь. Выбрасываешь запаску. Уже на земле часа через три догоняет порция адреналина — тебя начинает потряхивать, а все поздравляют с днем рождения... Активно я прыгал до появления детей, а когда взял на руки двойняшек, возникло то самое ощущение — будто летишь без парашюта. В памяти снова пробегает вся жизнь — и думаешь: «А что я могу им дать?»
Отцу и деду я благодарен за мужское воспитание, когда роль мужчины — защитника и хозяина — закладывается чуть ли не с младенчества. Сейчас это редкость: моей жене за девять месяцев беременности ни один «мужик» место в метро не уступил. Считаю, с этого и начинается конец света: вырождаемся! Сам в метро никогда не позволю себе сесть. А все ведь идет из детства, когда папа учил гвозди заколачивать, а дед соорудил мне первый топорик и кнут, чтобы пас корову в деревне. И профессии у обоих мужественные: дедушка — «Отличный паровозник», папа топливо возил для локомотивов на Павелецкой железной дороге, от него всегда пахло соляркой. Потом устроился в гараж ЦК и оттуда поехал работать в Венгрию водителем при посольстве.
Три года отец работал в Будапеште, а я учился там в школе. Летом он как-то привез меня на посольские дачи. За домами и участками следили двое советских солдат из ближайшей воинской части: Алик — казах и Витя — хохол. Я заявил отцу: «Остаюсь с ними!» Папа позвонил маме: «Денис в солдаты решил податься». Мудрая мама не стала сдерживать мой порыв к самостоятельной жизни. И я все лето провел на дачах с солдатами, тоже еще совсем пацанами — им и двадцати не было, но все же для двенадцатилетнего подростка — авторитеты. Они подогнали мне из части форму, сапоги.
Мы делали копья, луки, ходили на ночную рыбалку, тырили на поле кукурузу, еще варили гороховый суп, в котором стояла ложка. Я сел на трактор, газоны косил, дрова рубил. Выкурил первую папиросу «Снежок». Получил первый ветеринарный опыт, спасая таксу от клещей, а потом еще и кошка окотилась... И все за одни каникулы! Я в армии не служил, но считаю, что отдал долг родине посредством кинематографа: владею единоборствами и несколькими видами оружия, умею водить танкер, катер, грузовик, БМД... Главное, что рано оторвался от маминой юбки.
При этом мама занималась мной даже больше, чем папа. Это она вдохнула в меня восхищение прекрасным полом, которое я проявлял с тех пор, как научился говорить. И долгое время влюблялся исключительно в маминых тезок. Оля из детского сада, Оля — дочка дипломата в посольской школе... Любил безответно, преподносил подарки: откладывал карманные деньги на цветы, на трогательную мягкую игрушку — обезьянку Мончичи. Девочка понимала, что мне нравится, но как с этим быть, мы оба еще не знали. Вся любовь закончилась, когда разъехались по разным городам.
В Москве я страдал недолго: в пионерлагере «Метеор» запал на очередную Олю. И со второго этажа у нее на глазах прыгал, и в окно к девчонкам лазил... А она только заливалась звонким смехом! Мои сопли и слезы вытирали две пионервожатые — как ни смешно, тоже Оли: «Ден, она потом будет жалеть о тебе!» Так и произошло, кстати. В конце девяностых мы встретились с той Олей, и все у нас уже было по-взрослому. Я — выпускник театрального училища — теперь показался ей хорошей партией. Только мне с Олей вдруг стало неинтересно. Просто закрыл для себя тему — звездочку, как говорится, нарисовал на фюзеляже. Хотя никогда не был циником. Люблю так люблю, дерусь так дерусь!
Поскольку я был самым маленьким в классе и меня то и дело пытались ударить лбы покрупней, в Венгрии с другом записались на карате-кекусинкай. Кимоно нам сшила соседка из белых простыней. Заработал синий пояс, а в Москве быстро понял, что спорт и уличный бой — разные вещи. На улице никакое карате тебе не поможет, только дрын. В девяностые, времена лютые, ездил на разборки со старшими ребятами. Меня всегда тянуло к взрослым, при этом я оставался ребенком: ради пополнения коллекции вкладышей от жвачек как-то спер у родственника патроны от калаша и макарова. Школьный военрук засек, когда я их обменивал. Потом меня с хозяином патронов и отцом по милициям затаскали. Улица могла затянуть, половину своего района похоронил из-за наркотиков. Меня уберег только спорт — картинг, легкая атлетика. Ну и еще театр...
Из того же времени и любовь к хоккею. Помню, как папа привел меня в четыре года в «Лужники», а билетов на матч не было. Я страшно расстроился, и тут подошел какой-то добрый дяденька, потрепал макушку в сине-белой шапочке: «За «Динамо» болеешь? Держи два билета!» Моему счастью не было предела! Я и сам любил гонять во дворе шайбу, так что роль тренера Макеева в сериале «Молодёжка» стала просто исполнением детской мечты. Хотя когда ты все лето проводишь на ледовой арене, закутанный в пуховик, любимая игра грозит превратиться в рутину. Но если выхода новых сезонов ждут мои друзья — Олег Валерьевич Знарок, Саша Овечкин и Илья Никулин — не могу их разочаровать.
— Как же вы из спортсмена и драчуна вдруг шагнули в актеры?
— Мама с детства водила в театры, я знал весь репертуар Вахтанговского и мечтал оказаться на его сцене. Но в «Щуку» меня не взяли и вообще сказали:
— Вам не надо заниматься этой профессией.
До свидания, — развернулся я и навострил лыжи в сторону других театральных вузов.
Что поступлю, не сомневался, ведь мне был дан знак: когда ехал на один из первых экзаменов, увидел в троллейбусе Армена Борисовича Джигарханяна. Во МХАТе отучился на подготовительных курсах, но после третьего тура, как раз перед решающим конкурсом, пропал: дело в том, что меня пригласили в Щепкинское. Римма Гавриловна Солнцева после первого тура сказала: «Мальчик, останься, держись за нас». На втором она толкнула в бок Николая Алексеевича Верещенко, чтобы обратил на меня внимание. Собеседование было примерно таким:
— Вы знаете, памятник кому стоит перед Малым театром?
— Островскому.
— А какому?
Я от волнения забыл имя-отчество, говорю:
— Не тому, который «Как закалялась сталь» написал.
Прокатило. Мне сказали:
— Приносите документы, мы вас берем.
Я расслабился, плюю в потолок, и тут звонят с курсов МХАТа: «С вами хочет поговорить Олег Павлович». Вызвали к Табакову меня и Дениса Рожкова, который тоже уже поступил в ГИТИС. Забирать документы нельзя — обратно не возьмут. А у обоих армия на носу: не поступим во МХАТ — и здравствуй, оружие! Как раз чеченская кампания началась... Выходит из кабинета Олег Павлович и со вздохом говорит: «Ребят, не понимаю, вас там больше любят, что ли?» При этом ничего не обещает: «Как покажетесь, так покажетесь». И мы с Денисом пошли на риск: забрали документы — я из «Щепки», он из ГИТИСа — и отнесли в Школу-студию МХАТ. Конкурс прошли, поступили и успешно отучились четыре года.
Олег Павлович особенно помогал приезжим (он ведь сам из Саратова), к москвичам было несколько другое отношение — выплывут. Ректорскому курсу доставались бонусы: на четвертом году обучения Табаков отправил нас на две недели в Австрию, на третьем курсе от души пригласил всю Школу-студию МХАТ на презентацию элитного коньяка. Там у барной стойки завязался самый яркий роман моего студенчества с девушкой старше меня на два года.
Ярослав Бойко, Леша Гришин, Олеся Судзиловская — мы сдружились еще студентами, а сейчас уже общаемся семьями. С однокурсниками вспоминаем, как выбрасывали удлинители из окна аудитории и лабали в Камергерском переулке концерты: играли на гитарах, пели, девочки с разных курсов танцевали. Собиралось по триста-четыреста зрителей, мы так зарабатывали деньги, а после в общаге устраивали потрясающие вечера, отмечали премьеры спектаклей, дни рождения. Нам задавали читать очень много литературы, распределяли по книжке на нос, а перед экзаменом устраивали ночные консультации и выдавали краткий пересказ прочитанного друг другу. Все это сопровождалось поеданием кофе, посыпанного на ложку со сгущенкой. Запиваешь это лакомство глотком воды, сердце выпрыгивает куда-то в горло, глаза навыкате... Но ты бодр и весел всю ночь и следующий день экзамена. С тех пор, правда, у меня аллергия на кофе.
В театре у Табакова такая же атмосфера, как и в Школе-студии МХАТ: каждый занимает свою нишу, поэтому нет конкуренции, отношения в труппе семейные. Если устал, всегда могу заехать и поспать в театре. Там и накормят, и напоят. Саша Мохов подвозил, когда мы еще были студентами. Андрюша Смоляков всегда даст совет: «Дениска, ставенки-то иногда надо закрывать. Слишком ты открыт миру». Он первым из старших в театре стал близко со мной общаться, с тех пор считаю его своим папой в профессии. Смолякова не тяготило подождать на перроне у поезда мою маму, чтобы передать мне на съемки сигареты.
Именно Андрюша «продал» меня режиссеру в первый фильм — эротический триллер «Грешная любовь». Табаков тогда попросил показать сценарий, а сюжет картины своеобразный: девушка падает с воздушного шара, на котором ее пытаются изнасиловать, а потом я вывожу ее из комы при помощи полового акта. «Интересно тебе такое кино?» — с лукавой улыбкой спросил Олег Павлович. А мне, начинающему актеру, конечно, все было интересно! И Табаков сказал: «Иди, снимайся!» В конце девяностых я мог попасть на проекты, которые потом прозвучали: «Звезда», «ДМБ»... Но кастинг-директор предупреждал режиссера: «Да он же у Табакова, его из театра не отпустят». Так я лишился нескольких звездных ролей.
В то время в театре царил закон: на съемки нас отпускали, но брали «мзду» с гонорара, если актер тратит себя на подработку. Сейчас эта практика уже сошла на нет, а тогда молодые артисты возмущались: «Если мы в свободное время красим заборы, тоже должны вам отстегивать?» Тому предшествовало два ЧП: двое артистов друг за другом прогуляли спектакли, в которых играл сам Табаков. Олег Павлович позвонил актрисе, а в трубке ответили мужским голосом: «Подойти не может, она в кадре». Последовал праведный гнев барина — на стол художественного руководителя лег список тех, кто сейчас снимается и при этом не делится с театром. Всех вызвали на ковер, устроили разбор полетов. А буквально спустя полгода Олег Павлович подошел ко мне на спектакле в антракте и сказал: «Можешь театру больше ничего не платить». Помогла природная честность. И потом я всегда мог рассчитывать на помощь своего учителя в бытовых вещах: например, занимал у него деньги на ипотеку.
— С чего началась дружба с режиссером Алексеем Сидоровым и актером Андреем Паниным? Вы впервые встретились на съемках фильма «Бой с тенью»?
— Леша Сидоров очень непростой человек, но лучший режиссер, который мне встречался. Перфекционист, очень требовательный, ну так ведь и я такой же! Меня пригласили на кастинг к режиссеру «Бригады» за день до того, как я улетал в отпуск в Турцию. Буквально по пути в аэропорт заскочил на «Мосфильм», Леша меня увидел, спрашивает: «Фотки есть?» Протягиваю два паспорта — загран и российский. Сидоров дождался меня из отпуска, и началась наша с ним двенадцатилетняя история. Перед каждой частью «Боя с тенью» меня по несколько месяцев готовили к боксерским поединкам. Для человека, который никогда этим не занимался, — как заново учиться ходить. Все съемки боев я проводил на обезболивающих — голова гудела от постоянных ударов. И коленку выбивал о ринг, и ухо мне каскадер случайно разрывал. Девчонки-гримеры склеили органическим клеем — и ничего, срослось.
А играть слепого я учился у Аль Пачино: зачем изобретать велосипед, если можно подсмотреть за гениальным актером в «Запахе женщины»? Хотя тренировался и сам: ходил по квартире в темноте. Постоянно видел одного незрячего человека в метро: он шел по вагону без палочки и, натыкаясь на каждого пассажира, извинялся. Запоминал положение глаз — слепые обычно поворачиваются к собеседнику ухом. Долго за ним наблюдал, как нас учили еще в Школе-студии МХАТ: натягивал на лоб бейсболку, загнув козырек по бокам, и выглядывал, словно из скворечника.
На площадке Алексей был достаточно резок, частенько крепко выражался, что не всякий выдержит. Третий фильм мы снимали в Таиланде, и съемочная группа в основном состояла из местных жителей. Как-то не могли три дня снять один план: то шторм, то дайвера винтами задело... Леша стоит по шорты в воде и за триста метров кричит в сторону нашей лодки: «Позиция номер один!» Только и слышно было на площадке: «фак-фак-фак...» Панин вытаскивает меня из воды, выходим на берег и видим, что тайцы всей съемочной группой удаляются, собрав аппаратуру. Спрашиваю у наших: «Что случилось?» Отвечают, что тайский второй режиссер дальше снимать отказывается. На следующий день уговаривали группу продолжить съемки и услышали: «У нас не хватает сердца с вами, русскими, работать». Выяснилось, что на тайцев вообще нельзя повышать голос, слишком они чувствительные — просто как дети малые. Один ассистент оператора всегда попадал в фокус, а однажды промахнулся и услышал от Лехи: «Факинг фокус!» — так он ушел за пальму плакать.
Я офигел:
— Ты чего?
— Я не профессионал, все — увольняюсь!
Словом, много обнаружилось ментальных особенностей. Например, у них не принято гладить детей по голове. А группа к нам в итоге так и не вернулась — осиротевшие русские кинематографисты сами добивали фильм.
С Лешей мы по-человечески довольно близко сошлись, хотя в какую-то часть своей жизни он меня никогда не пускал. Понял я, что мы стали друзьями, когда он попросил крестить своего сына Матвея. Они чем-то похожи с Андрюхой Паниным — такие люди меня всегда притягивают.
Андрюшу я не забуду никогда... Мы знакомы с 1995 года. Он тогда был актером МХАТа, а я студентом, который бегал на спектакли. Встречались на днях рождения, в театральном буфете. Андрюха всех заражал своим обаянием. Дружба случилась позже. На площадке «Боя с тенью» он постоянно доводил нас до гомерического хохота. Панин мог пошутить прямо на ринге: «Давай тебе розовые шортики с рюшечками достанем, сыграешь боксера-гея!» — последнее слово было даже жестче. И Андрюха начинал показывать ужимки такого «героя». Чувство юмора у него было гипертрофированное — просто кладезь смешных историй. Однажды идем с Паниным и Сидоровым на посадку в самолет, и Андрюха вдруг вспомнил историю: возвращались они с Колей Фоменко с гастролей из Риги, вышли в зал прилета последними и увидели встречающую даму с плакатом «г-н Цапкин», которая отчаялась дождаться пассажира. Увидев Колю, набросилась на него и с надеждой выкрикнула:
— Вы Цапкин?
Тут из-за фоменковской спины выскочил Панин:
— Нет, мы братья Цапкины! — и исполнил импровизированный танцевальный номер «братьев Цапкиных».
Когда Андрюха закончил рассказ, мы уже поднялись на борт. Подхожу к нашим местам и вижу: у окна сидит Коля Фоменко, который абсолютно случайно оказался на том же рейсе! «Тебя тут ждет брат Цапкин!» — позвал я Панина. Смеялись до Москвы...
Бывало, Андрюша прикрикнет на площадке на того, кто работает медленно, затягивает процесс. Но в жизни он был очень сдержан, особенно с незнакомыми людьми. Как-то в аэропорту его узнала женщина и заявила: «Надо же, какой был хороший актер... Да спился совсем!» Панин молча потянул меня за рукав: «Пойдем. Никогда не обращай внимания на идиоток».
Андрей был в прекрасной физической форме: плавал по пять километров, любил пешие прогулки. Ну выпивал, а кто из нас не пьет? Я видел его в разных состояниях, но чтобы потерять координацию и разбить голову... Бред. Что касается смерти Андрея, уверен: это убийство, а не несчастный случай. Хотя если бы все в его жизни складывалось гладко, думаю, он не остался бы в тот вечер один и трагедии могло не произойти. Панин свою смерть не предчувствовал, мы общались за несколько месяцев до трагедии. Он все так же шутил и подкалывал меня. Рука не поднимается стереть его номер из телефона. До сих пор не верится: читаешь эсэмэски и кажется, будто можешь ему ответить...
Уже после ухода Андрюхи у меня однажды возникло четкое ощущение его присутствия. Мы с Ирой отправились на неделю в Таиланд на очередные съемки. И поскольку оператор был тот же, что и в «Бое с тенью», он опять выбрал живописные пейзажи полуострова Райли. Мы с Ирой поднялись на тот самый утес, где стояла хижина, в которой четыре года назад сидел Панин. Там сохранилась наша лестница, веревки. Когда оказались на месте хижины, решили сделать фото на память. И на фотографии получится эффект, как будто с небес нисходит столп света. Будто Андрюша к нам спустился... Я, взрослый мужик, сидел и плакал полтора часа, не мог остановиться.
— До встречи с Ириной за вами прочно закрепился имидж сердцееда. Например, певица МакSим упомянула вас в журнале «Коллекция Караван историй» среди своих любимых в прошлом мужчин...
— Мне это было приятно. С Мариной мы встречались чуть больше года. Познакомились на съемках ее клипа «Отпускаю в небо», где я сыграл паренька-мотоциклиста. Сразу спросил у нее номерок и прямо в кадре реально забил его в свой мобильник. Конечно, Маринка мне сразу понравилась — бесинка в глазах, шрамик над бровью... Своя, пацанка! Выяснилось, она и правда играла в мальчишечьи игры с братом Максимом... К моменту нашей встречи у нее уже был некоторый жизненный опыт — до того как стала известной, Марина пела в московских переходах. Прямо как мы со студентами в Камергерском.
Однажды приехала со мной на аэродром, чтобы посмотреть, как прыгну с парашютом. И тоже прыгнула! Конечно, в небо шагнула не сама — инструктор помог, и какое-то время мы летели рядом, взявшись за руки... Марина получила такое удовольствие, что в следующий раз снова со мной прыгнула. А потом написала и подарила мне песню «Он носит крылья в рюкзаке». И все у нас было прекрасно до того момента, пока не начались выяснения, кто круче... А когда два творческих человека живут под одной крышей, неизбежно возникает конкуренция. Я так однажды и сказал: «Мне дома нужна Маринка Максимова, а не певица МакSим!»
Были у меня и певицы, и актрисы, и музыкантши... После института встречался с актрисой на десять лет старше. На Киностудии Горького снимали сериал про студентов театрального вуза. Как-то спускался из гримерки, а она как раз поднималась по лестнице — и вдруг пролет будто светом озарился! Набрался наглости: «Пойдемте в кино! Как вас зовут?» Это был бурный, но мимолетный роман. С тех пор я завязал с женщинами творческих профессий.
Я спокойно мог привести девушку домой, родители никогда не возражали. В своих амурных похождениях руководствовался любимыми книгами. Прочитаешь девушке Пушкина: «Татьяна (Галина, Наташа), сжальтесь надо мною». Женщины ведь любят ушами, у вас сразу глазки загораются. Олег Меньшиков виртуозно показал это в «Покровских воротах» — опять же, зачем изобретать велосипед, если вы ведетесь на это? Эпистолярный жанр был на втором месте, для интеллектуалок: мог и «письмо Онегина» настрочить. Повторюсь: я не циник, а безумный романтик, до сих пор верю в рыцарей.
Заступался за женщин так, что шрамы остались. И дрался необязательно даже за своих дам. Как-то вижу: три подвыпивших парня пытаются девушку в сугроб посадить. Просто ради смеха. Я походя задел двоих плечами... И вспомнились лихие девяностые! Девушка давно убежала и какая из-за нее разразилась битва, не увидела. А я явился на съемочную площадку «Молодёжки» с разбитой губой и опухшей бровью. Продюсер Дима Табарчук бросился к врачу хоккейной команды «Динамо» Москва Валерию Евгеньевичу Конову, у которого после реального матча и так была куча травмированных игроков. Мне ставили компрессы три раза в день, чтобы снять отеки. Вот такие побочные эффекты рыцарского отношения к даме!
Есть в этом, безусловно, какое-то ребячество, незрелость. В отношениях я тоже долго оставался пацаном. Трудно было понять, как родители прожили вместе столько лет: папа (он всего на год старше мамы) был секретарем комсомольской организации и категорически ее туда не принимал, всячески заваливая вопросами, — как мне кажется, главным образом, чтобы пообщаться. Встречаться они стали уже после того, как отец вернулся из армии. И до сих пор вместе.
А у меня до встречи с женой рубеж самых крепких отношений наступал через полтора года. Причины расставаний разные — вплоть до родинки не на том месте. Человечество, к сожалению, все никак не может добрести до того идеала, когда мужчина и женщина перестанут ругаться. Сделать выводы из отношений с одной женщиной, чтобы применить полученный опыт с другой, долго не получалось. Вы все разные, как и мы. Но только психи наступают на одни и те же грабли. Постепенно я учился смирять эгоизм, гордыню, гнев. Набивал шишки. Искал своего человека и нашел. Но не сразу.
— Был какой-то переломный момент, когда вы поняли, что созрели для брака?
— Через четыре года после окончания института я стал все реже и реже появляться дома: кочевал по друзьям, знакомым, женщинам. И поставил себе цель: пока не куплю свое жилье, не женюсь. Забавно, но эта программа сработала: в 2007-м купил квартиру, а через год встретил Иру. Ну и влюбился, конечно.
Когда мы встретились в баре, Ира даже не узнала во мне актера — ее потом знакомые просветили. И видимо, серьезно к нашему знакомству не отнеслась: мол, у него и так куча поклонниц! В Москву она приехала из Краснодара всего на несколько дней. А когда вернулась домой, я стал писать ей в соцсетях. Ира решила, что это кто-то из знакомых подшучивает с поддельного аккаунта, и устроила настоящий экзамен по моей биографии. Потом я снимался в Севастополе и предложил ей приехать ко мне в Крым. А по окончании съемок встретиться в порту «Кавказ». Пять часов добирался из Севастополя до паромной переправы в Керчь, она ждала меня на другом берегу. Сел вечером на паром, но так устал, что положил под голову рюкзак и отключился. Проснулся под голубым небом и не понимаю, почему уже светло... Смотрю на берег: я опять в Керчи! Глянул на телефон: сорок пропущенных вызовов! Ира прождала меня в порту всю ночь, простудилась. Но не ушла. Я, конечно, потом долго извинялся. Мы тогда провели чудесную неделю на Черном море.
А бывало и так: приезжал к ней в гости небритый, дышал парами алкоголя — накануне отмечали окончание съемок. В общем, всеми силами производил впечатление не очень ответственного человека. Хотя постепенно исправлялся — познакомил Иру с родителями. А вот она меня своей маме представлять не спешила: «Я ей пообещала, что приведу в дом только будущего мужа». Ире было двадцать восемь лет — сформировавшийся человек и очень красивая девушка, к которой на хромой козе не подъедешь. Она знала себе цену — надо было соответствовать.
Познакомились мы в январе, а в мае я сделал Ире предложение. Не было никаких сомнений, что это мой человек. Ира гостила у моих родителей, я после репетиции купил кольцо, приехал домой и попросил ее руки. Потом была прекрасная свадьба в клубе. Лимузин, Коломенское, букет невесты, танцы — все свадебные штампы. С тещей мы, между прочим, друг друга полюбили: очень удобно, когда живешь в полутора тысячах километров друг от друга.
И вот уже семь лет мы с Ирой вместе. Для меня это рекорд! Не скажу, что все всегда было гладко: иногда я вел себя некрасиво, потом просил прощения, Ира прощала... Ну неинтересно вам, девушкам, с хорошими парнями, нужны «подонки», с нами веселей! Ира наполовину карачаевка, наполовину донская казачка — темперамент не северный. Еще у нее потрясающая интуиция. Мы даже часто звоним друг другу одновременно. Полагаю, Ира могла бы развить в себе экстрасенсорные способности. Как-то поехали на Гавайи, оказались на месте гибели линкора «Аризона», который до сих пор лежит на дне бухты Перл-Харбор. Зашли в мемориал, Ира вдруг говорит: «Не могу тут находиться, будто из-под воды слышу голоса матросов». А там погибло больше тысячи человек... Порой кажется, она знает, что с нами случится в будущем, и направляет нашу семью в нужное русло. Вплоть до мелочей: куда поехать, строить ли дом, менять ли машину...
Ценю, что ради меня Ира оставила свою прежнюю жизнь в Краснодаре, друзей, работу фотомодели. Я ей ничего не запрещаю, но и работать не заставляю — приятно, что жена ждет меня дома или ездит со мной в экспедиции. И благодарен, что сквозь пальцы смотрит на то, что вытворяют со мной режиссеры... На съемках «Боя с тенью 3», например, я руками ловлю кобру, а Ира жутко боится змей. Меня этому приему обучал укротитель, и все равно честно признаюсь: не бояться тут мог только дурак. После всего пережитого подбиваю жену на новую авантюру: хочу переехать в Таиланд насовсем. Даже если не будет съемок, у меня есть сертификат дайвера, так что придумаю, как заработать.
— Двойняшки у вас появились только через несколько лет после брака...
— Да, пять лет мы за них сражались, вымаливали по святым местам. Опять же, в этом есть какая-то мистика. В Гонконге во время тех же съемок «Боя с тенью 3» поехали с Ирой на остров Лантау, где находится самая большая статуя сидящего Будды. Стояли перед высоченной лестницей, и я просил: «Если наши не помогают, хоть ты услышь!» Потом, когда отдыхали в Египте, специально отправились в Израиль — у моего друга, после того как жена помолилась у Стены Плача на женской стороне, родилась дочь. Мы сходили на обе стороны Стены Плача — мужскую и женскую. Хотите верьте, хотите нет, но вскоре родились у нас двойняшки — мальчик и девочка.
Дочку Вероникой назвали в честь врача, которая занималась нами и стала настоящим ангелом-хранителем. Кроме того, известно о Веронике, которая напоила Иисуса и подала ему платок, на котором остался лик Христа — его нерукотворный образ. А сыну Саше дали такое же имя, как у моих деда, брата и отца Иры. Потом заметили, что на иконах Александра Невского, святого покровителя моего сына, изображают Спаса Нерукотворного. Не зря говорят, что двойняшки между собой связаны.
Когда появились на свет малыши, я, пока мотался из дома в больницу, отвозя все, что им с Ирой требовалось, целое состояние просадил на штрафы ГИБДД. Двойняшки — они обычно рождаются недоношенными — были такие маленькие, сморщенные — не больше моей бейсболки (даже фото сохранилось: они рядом с головным убором). Спустя два года по-прежнему вскакиваю по ночам от любого шороха из детской и друзьям в шутку говорю: «Перезвоните мне лет через пять». А сам понимаю: это процесс — на всю жизнь. Когда я дома, никого не хочу видеть, чтобы не отрывали от детей. Отдыхаю теперь только на площадке.
В октябре закончился сезон «Молодёжки», я появился дома не поздно. Вечером дочка забилась мне под мышку и впервые сказала: «Папочка, люблю тебя». Я буквально растаял... Дату двадцать четвертое октября я теперь буду отмечать как красный день календаря.
Подпишись на наш канал в Telegram