Редактор картины сказала: «Когда «Берегите женщин» покажут, проснешься знаменитым!» Я об этих словах благополучно забыл и уехал на съемки в Киев. И вот иду по Крещатику, а сзади слышится: «Градов, Градов!» Девушки подходили, делали комплименты, спрашивали: «А продолжение будет?»
Тот день отпечатался в памяти на всю жизнь. Сентябрь, пятница. Мне стукнуло восемь, и я только-только пошел во второй класс. С утра родители стали собираться за грибами. Уже стоя в коридоре, заспорили, папа настаивал:
— Давай возьмем Андрюшу, я потом напишу записку его классной руководительнице!
Мама возражала:
— Нет, пусть отправляется в школу, нечего без уважительной причины пропускать занятия.
Тут в дверь позвонила соседка тетя Наташа:
— Готовы? Тогда поехали!
Родители подхватили мою младшую сестру Таню, корзинки:
— Вернешься после уроков, а мы уже приедем с грибами! Приготовим отличное жаркое!
Парнем я был самостоятельным, английская спецшкола номер семь располагалась через дорогу, поэтому меня туда никто не провожал и не забирал после уроков. Отзанимался, вернулся, родителей еще не было. Сделал домашнее задание, поиграл. Стемнело — их нет. Всю ночь просидел на подоконнике в ожидании, когда же папин «Москвич» въедет во двор. Думал, вглядываясь в темноту: может, машина сломалась? Или заблудились в лесу? А утром пришел муж тети Наташи:
— Андрюша, пойдем, поживешь пока у нас.
— Почему это я должен идти к вам? А где все? Где папа с мамой, Таня? Где тетя Наташа?
— Они в больнице, попали в аварию.
Целый день меня опекала соседская дочка, которая была чуть постарше. А потом забрали дедушка с бабушкой, срочно прилетевшие из Чебоксар. Они долго не говорили, что случилось, и все подробности я узнал гораздо позже. Грузовик, шедший на обгон, случайно столкнул с дороги наш «Москвич». Тот покатился под откос и встал поперек другого шоссе, прямо на пути мчавшейся машины...
Выжили все, кроме мамы. Папа долго не знал, что ее больше нет: он впал в кому и провел в больнице несколько месяцев. Переломан был весь, врачи боялись, что спасти не удастся.
На похороны меня не взяли, так решили дедушка с бабушкой. Представляю, сколько мужества и сил потребовалось, чтобы дома при мне сдерживаться и не плакать — ведь они потеряли дочь! Долгое время я думал, что мама после аварии и больницы уехала долечиваться в санаторий. Лишь через полгода сказали, что мы ее больше никогда не увидим. Но я не поверил и продолжал надеяться: мама жива, просто ее куда-то отправили, вот поправится окончательно и вернется. Так прошел год, другой, и стало ясно: все это правда.
Когда отца выписали и он переступил порог дома, я бросился к нему, вцепился изо всех сил, так страшно было потерять еще и его. Лишиться родителей ужасно в любом возрасте, а когда вся жизнь впереди и ты стартуешь без самого главного, близкого, родного человека, это огромная трагедия. Годами мучился вопросом, который не решался задать отцу: как же ты, опытный водитель, мужчина, не смог ее спасти? Прошло много лет, мы отдыхали с ним в санатории на юге, сидели однажды, пили вино, что-то обсуждали и вдруг разом замолчали. Внимательно на меня посмотрев, отец сказал:
— Хочешь, озвучу то, что ты давно жаждешь спросить?
— Ну, давай!
— Почему я не спас маму? В той ситуации ничего нельзя было сделать. Если б оставалась хоть капля надежды на спасение, я бы отдал за нее жизнь.
Как он догадался?! Не знаю... Уверен, отец безумно ее любил. У него очень много стихов о маме. Можно сказать, он посвятил свою дальнейшую жизнь нам с сестрой. Дедушка с бабушкой ему помогали, им разрешили купить кооперативную квартиру в Москве, поскольку оба были членами Союза писателей. Во второй раз отец женился почти через тридцать лет, мы с Татьяной были уже взрослыми, у каждого — собственная семья. Папина вторая жена не имела никакого отношения к искусству, работала инженером в конструкторском бюро.
Мой отец Петр Михайлович Градов был поэтом, драматургом, членом Союза писателей. Стал почетным жителем Севастополя, когда написал гимн города: «Легендарный Севастополь, неприступный для врагов». К большому сожалению, папа не успел узнать о возвращении нашей исконно русской земли — он ушел тринадцать лет назад.
В квартире стояло пианино, к папе постоянно ходили композиторы, показывали наброски песен на его стихи. Он много работал с Вано Ильичом Мурадели, с Анатолием Григорьевичем Новиковым написал песню, которая пришлась по душе глубинке: «Пропел гудок заводской, / Конец рабочего дня. / И снова у проходной / Встречает милый меня». А еще он автор множества музыкальных комедий. «Предел моих желаний», «Любушка», «Чемпионка», «Ради этого дня», «Графиня-цыганка» шли во многих театрах страны, и папа мотался на свои премьеры то в Донецк, то в Кировоград, то в Находку. Проводил творческие встречи (позже, когда я окончил институт, мы нередко выступали вместе: он читал стихи, я показывал фрагменты из своих фильмов, рассказывал о съемках), а когда начинал писать, запирался в писательском Доме творчества в Малеевке.
Мама окончила институт иностранных языков, работала переводчицей. Родители назвали ее Изидой и подарили гордую фамилию Максимова-Кошкинская. Мои дедушка и бабушка — уникальные люди! Дедушка Иоаким Степанович Максимов-Кошкинский — драматург, актер, режиссер, создатель национального чувашского театра. Бабушка Татьяна Степановна, носившая артистический псевдоним Тани Юн, — его ведущая актриса, а также драматург и переводчица. Она с полным правом могла считать себя кинозвездой. Снялась, правда, всего в шести черно-белых фильмах (сегодня названия «Волжские бунтари», «Вихрь на Волге», «Черный столб» знакомы лишь историкам кино), но дома сохранились журналы с портретом бабушки на обложке. Она была настоящей красавицей, уж поверьте моему мужскому вкусу. Дедушка, напротив, был некрасив, к тому же безумно ревнив. Бабушке даже не надо было давать реальных поводов — они всегда находились сами.
Каждое лето театр отправлялся на гастроли. Шли на барже по Волге, останавливались в разных городах, выгружали декорации и играли спектакли. И вот в труппу прямо перед отплытием приняли молодого актера с «редкой» фамилией Иванов. Несмотря на свою неопытность, парень быстро просек, кто здесь главный, и попытался с бабушкой задружиться. Подошел и говорит: «Я только начинаю, хотел просить, чтобы вы мне помогли». «Смотрю, — вспоминала бабушка, — а он мне подмигивает!» Тут как тут рядом оказался дед, который все это видел. Подскочил, схватил парня за шиворот и выкинул за борт. В набежавшую волну... Баржу остановили, незадачливого карьериста выловили. Позже выяснилось, что у артиста Иванова в момент сильного волнения начинался нервный тик, а дед с его взрывным характером не разобрался во всех этих тонкостях.
Правда, по отношению ко мне свой крутой нрав он никогда не проявлял, наоборот, становился ласковым, мягким, нежным. Зато бабушка, которой был полностью отдан на откуп воспитательный процесс, порой строила, вспыхивала как огонь, если чего-то натворю.
Вокруг меня всегда царила творческая атмосфера. Родился я в самом центре Москвы, в знаменитом роддоме имени Грауэрмана в начале Калининского проспекта. Несколько лет мы жили в Малом Кисловском переулке, прямо напротив ГИТИСа. В скверик, расположенный перед ним, няня выводила меня на прогулку. Позже родители построили квартиру в актерском кооперативе у метро «Аэропорт». С раннего детства я видел кумиров экрана, как говорится, в шаговой доступности. В нашем подъезде жили Татьяна Ивановна Пельтцер, Иван Петрович Рыжов, тетя Люба Соколова — бывшая жена режиссера Георгия Данелии, потрясающе красивый актер Владимир Гуляев. В соседних — Георгий Юматов, Всеволод Васильевич Санаев, «королева бензоколонки» Надежда Румянцева, Леонид Гайдай с супругой Ниной Гребешковой, Майя Булгакова...
Как мы попали в эту компанию, не представляю. Отца с кино связывал один-единственный написанный им сценарий — «Матрос с «Кометы». Студия его приняла, но когда пришло время съемок, отцу сказали, что историю надо доработать, поскольку действие будет происходить на Черном море. Он расстроился: «Какое Черное море?! Я писал про Енисей!» В итоге сняли на юге, папа посмотрел фильм и сказал: «Все, никогда больше не свяжусь с кино!» И слово сдержал.
Как бы то ни было, во многом благодаря именно этому дому я стал актером. Но все-таки первой в кино пришла моя сестра Таня. Наш сосед Леонид Иович Гайдай заприметил ее во дворе и снял в роли беспокойной Леночки в комедии «Операция «Ы» и другие приключения Шурика». Помните: «Я вам денежки принес, за квартиру, за январь»? Правда, дальше первого опыта сестра не пошла, хоть роль и получилась яркой. Сегодня Таня работает в компании, которая занимается продажами. Вышла замуж, родила ребенка, развелась. Надеюсь, все у нее будет хорошо.
Впервые мама вывезла меня в Чувашию, в Дом творчества писателей «Кувшинка», еще грудным ребенком: укладывала в корзину (детские коляски были в большом дефиците), ставила на лавочку, я лежал и смотрел на облака, а рядом играли в домино или преферанс поэты, писатели и драматурги. Так и повелось: проводил там каждое лето — сначала с мамой, потом с ее родителями. Бабушка была большой любительницей грибов, обожала вместе со мной заходить далеко в лес и отыскивать заповедные места. Природа отвечала ей взаимностью: возвращались с полными корзинами. В отличие от деда, который за всю свою жизнь не нашел даже сыроежки!
Помню, в очередной раз собрали большой урожай и собрались домой, но бабушка вдруг заявила: «А я знаю, где много ягод!» Оказалось, на болоте. Но по нему надо уметь ходить! Мы оступились, возвращаясь, и обоих начало засасывать. Бабушка схватила меня, подняла над собой и стала звать на помощь, а вокруг-то ни души! Она уже уходила под воду, но тут я заметил поблизости ветку и успел за нее ухватиться. Бабушка выбралась из трясины, цепляясь за меня. Потом не могла разжать мои пальцы, я так и явился домой с веткой в руке. Больше мы ягод не собирали. Гораздо позже я задумался о том, кто нас спас. Ответ был однозначным: мама, мой ангел-хранитель. Она с тех пор много раз приходила на выручку в самые тяжелые моменты. А их в моей жизни случалось немало.
Это она не дала утонуть или попасть под винт теплохода, когда лет в двенадцать, красуясь перед девчонкой, решил на спор переплыть Волгу. Не подумал о том, что из рулевых рубок кораблей никто не увидел бы голову над водой, так бы и прошлись по мне, разрубив на части. Спор тогда выиграл, доплыл до противоположного берега, а соперник выбился из сил и повернул назад. Правда, девчонка подвига не оценила. Но больше всего приключений и опасных ситуаций мне подкинула любимая профессия.
После школы я поступил в Щукинское. Со мной учились Лена Коренева, Юрий Беляев. Студентов-актеров не отправляли на картошку, из них создавали концертные бригады. Наш курс разделили пополам, одним сказали: «Поедете в Казахстан», других, в том числе и меня, отправляли на Камчатку. Первым я даже позавидовал: в Казахстане тепло, растет виноград, из которого делают вкусное вино. А Камчатка? Да туда же лететь бог знает сколько! Но на Дальнем Востоке встретила такой красоты природа!
Выступать нас отправили на Командорские острова, где похоронен знаменитый мореплаватель Витус Беринг. Туда попадает не каждый: это пограничная зона, до Аляски рукой подать. Пообещали: «Предоставим вам шикарный самолет». Когда его увидели, испугались — такой старый был.
— Чем же он шикарный? — спрашиваем.
— Вы полетите над водой, если упадете, самолет не потонет в течение тридцати пяти минут!
Долетели нормально, приземлились в селе Никольское. Здание аэропорта — небольшой барак. И вот мы — шесть мальчиков и шесть девочек — выгрузились: кто с гитарой, кто с баяном, кто с сумками реквизита. Самолет развернулся и начал разбег. Наш сопровождающий спрашивает у местного авиационного начальства в фуражке:
— Во сколько завтра обратно полетим?
— Как завтра?! Самолет вернется только через неделю.
И мы застряли на острове, где из русских лишь товарищ в фуражке и милиционер дядя Яша, остальное население — коряки, человек сто пятьдесят. Клуб есть, а гостиницы нет, одни частные дома. Дядя Яша спрашивает меня как ведущего концерта:
— На сколько времени он рассчитан?
— Час сорок пять.
— Да ладно, выступайте минут тридцать, и хватит!
— Не получится, у нас все расписано. Стихи Бодлера, мексиканский танец, песни на французском, скетчи.
— Какие песни, да еще французские?! Они по-русски плохо понимают!
Ну, думаю, сейчас я вам покажу силу искусства, преодолевающего языковые барьеры! Выхожу на сцену со словами: «Дорогие друзья, к вам сегодня приехали студенты Училища имени Бориса Щукина...» И вижу — по залу носятся дети, на стенах висят моржовые шкуры, а женщины, как индейцы, курят трубки. Запах стоит специфический: смесь рыбьего жира и немытых тел, поскольку там ванн не принимают. Продолжаю что-то вещать и вдруг понимаю: мог бы сейчас с таким же успехом ругаться матом или стоять молча, все равно никто не прореагирует. Отбарабанил свой текст, зашел за кулисы:
— Ребята, трындец!
— А что такое?
— Мексиканские танцы еще проканают, а как читать Бодлера, не представляю!
Концерт начался, и через какое-то время девчонки стали падать в обморок за кулисами от духоты в зале. Но час сорок мы продержались. Закончили, публика продолжает сидеть, смолит свои трубки и не аплодирует.
Пришел дядя Яша: «Сейчас будем расселять вас по домам». Распределились, но законов Севера никто не отменял. А по ним хозяин должен предложить гостю не только стол и кров, но и свою жену. Оценив радушные жесты хозяина, знаками показываю: «Подождите, мне надо покурить». Выскочил на улицу, побежал с сумкой прочь, вижу: «курят» и все остальные. Снова бросились к дяде Яше, в итоге ночевали вповалку в клубе. После этого деревенские с нами не здоровались, обиделись смертельно.
На другой день пограничники прислали бронетранспортер, привезли на маленькую заставу, где наша бригада дала еще один концерт. Тут нам устроили овацию. Уже двинулись к воротам части, вдруг догоняет лейтенант: «Ребята, можете повторить? А то сидим на острове как в заточении, никого не видим». Пошушукались между собой, что-то поменяли в программе и сыграли ее, можно сказать, на бис.
В благодарность пограничники отвезли нас на берег океана посмотреть на самое большое в мире лежбище котиков. Потихоньку подползли к краю склона и как завороженные наблюдали — сорок пять тысяч котиков на золотом песке! Нас предупредили: близко подходить нельзя, а то начнется паника и взрослые животные подавят малышей. Потом на катере отвезли на Арий Камень — скалу в океане, где огромный птичий базар: тысячи чаек, бакланов, альбатросов. Гвалт стоит страшный!
В один из дней решили поплавать, хоть вода и ледяная. Побывать на Командорах и не окунуться в океан?! Разожгли костер, он нас спасал от обморожения.
Пока были на островах, пошел нерест, и погранцы пригласили нас на рыбалку.
— Да мы не умеем...
— И не надо. Главное, смотрите, чтобы рыба не сбила с ног и не съела!
Ловили руками, уха получилась роскошная! Когда вернулись в Москву, те, кто ездил в Казахстан, просто обзавидовались. У них сайгак по степи проскакал — вот и все разнообразие.
В дипломном спектакле «Ромео и Джульетта» я играл Париса. На заводе в Таллине для нас выковали настоящие мечи. Они реально весили килограммов по шесть. Когда выбивали из рук, клинки врезались в пол или стену декорации. Придумали, как сделать, чтобы «кровь» смотрелась эффектно: в нужные моменты о белые стены незаметно били куриные яйца, в которые предварительно закачивали бутафорскую краску. Она красиво растекалась на белом, получалось очень зрелищно. Спектакль гремел по Москве.
Тем не менее показываться в театры я не пошел, мечтал о кино. Но туда ведь надо еще попасть, а предложений не было. Однажды столкнулся в лифте с соседом, народным артистом РСФСР Иваном Петровичем Рыжовым, которого зрители помнят по фильмам «Калина красная», «Живет такой парень», «Тени исчезают в полдень»...
— Закончил учиться?
— Да.
— Что делаешь?
— Ничего.
— Завтра лечу на съемки в Одессу, принеси свою фотографию, постараюсь помочь.
И через какое-то время меня вызвали на первые в жизни пробы!
В фильме «Побег из тюрьмы» снимались Николай Еременко и Александр Абдулов. Поскольку гостиница располагалась недалеко от Одесской киностудии, машина нам не полагалась и на работу добирались пешком. Однажды шли по улице с Еременко, вдруг налетает толпа женщин, у Коли просят автограф, стараются протиснуться к нему поближе, дотронуться, заговорить. Меня оттесняют, и вот я уже иду в одиночестве, а Коля плывет в окружении восемнадцати дам, отвечая на сыплющиеся вопросы!
Снявшись в фильме «Голубые молнии», я попал на обложку «Советского экрана» и уже сам почувствовал, что такое известность. На фотографии красовался в голубом берете, поскольку играл десантника. Спустя много лет оказался на празднике ВДВ, ребята узнали, подхватили на руки, пронесли вокруг фонтана. Я умолял:
— Опустите на землю, куда вы меня тащите?!
— Ты же наш!
На роль оперативника Коли Тараскина в картине «Место встречи изменить нельзя» Станислав Сергеевич Говорухин утвердил меня без проб. Правда, сначала рассматривал как Васю Векшина, которого бандит в первой же серии убивает на лавочке. Я засопротивлялся: «Нет, не хочу это играть!» Но не потому, что роль крохотная. Просто вообще стараюсь избегать персонажей, которых убивают, — не люблю такие истории.
Натурные съемки проходили в Москве, а павильоны построили на Одесской киностудии. В Одессу летали Ту-134, небольшие самолеты, в летний сезон забитые до отказа. И вот звонят: «Андрей, у нас форс-мажор, завтра снимаем сцену с вашим участием, срочно вылетайте». Примчался во Внуково и увидел, что билетов нет. Побежал к дежурному, объяснил ситуацию: я актер, завтра съемка, подведу группу. И меня посадили-таки. Правда, лететь пришлось... в туалете: я там закрылся, а пассажирам сказали, что эта кабинка вышла из строя. Благо лету в Одессу — всего пара часов.
В интервью Владимира Конкина прочел, что его отношения с Высоцким во время съемок складывались напряженно. Ничего такого не припомню, внешне это никак не проявлялось. По крайней мере при мне конфликтов не возникало. Возможно, бешеная энергетика одного подавляла другого. А у Владимира Семеновича она зашкаливала. Не могу похвастаться, что мы с Высоцким подружились, его компания сложилась до меня. Общались в основном на площадке. Наблюдать за тем, как он работает, было истинным удовольствием.
Однажды в Москве после съемки у Говорухина я опаздывал на другую площадку и Высоцкий предложил подвезти. Сели в его «мерседес», Владимир Семенович вдавил педаль газа. Асфальт после сильного дождя мокрый, а на Самотечной эстакаде еще и мазут пролили. Колесо попало прямо в лужу, машину закрутило, вынесло на встречную полосу. Но нас спас мой ангел-хранитель: дорога была пустой и Высоцкому удалось затормозить в сантиметре от парапета. Еле выбравшись из «мерседеса», я сказал Владимиру Семеновичу: «Лучше поеду дальше на метро».
Со Станиславом Сергеевичем Говорухиным пересекаемся по сей день — в бильярдном клубе «Кино». Привел меня в него мой друг Коля Колчицкий, он там директор. Сначала я вообще не понимал, что за палку дали в руки, в какую точку шара бить, чтобы загнать его в лузу, но со временем втянулся. Участвую в турнирах, выхожу против серьезных противников. Не так давно обыграл Говорухина, а ведь он прекрасный бильярдист.
Много лет назад мы, конечно, и не подозревали, какое будущее ждет «Место встречи...», что фильм будут цитировать и разбирать по кадрам. Между прочим, в сцене ареста Фокса в ресторане, где Белявский выбрасывает в окно Наташу Серуш, я танцую... с Ларисой Гузеевой — такой же начинающей артисткой. Наши лица можно рассмотреть, они повернуты на камеру. А Белявский только подталкивал Наташу к окну, на улицу вместо нее вылетал, разбивая стекло, каскадер Владимир Жариков.
По телевидению часто повторяют и другой фильм с моим участием — «Берегите женщин». Работалось на нем просто и легко. Буксир в Одесском порту был настоящим, правда для кино его специально немножко замызгали, чтобы не выглядел новеньким. Марину Шиманскую, которая уже была замужем за Альгисом Арлаускасом, снимали исключительно анфас, чтобы не был виден округлившийся животик. Тогда же в Одессе Светлана Пенкина познакомилась со своим будущим мужем Владимиром Мулявиным — гастроли «Песняров» совпали с нашими съемками.
Композитором в «Берегите женщин» был Юрий Антонов, он же в сопровождении группы «Аракс» исполнил все песни за исключением одной, которую доверил Сергею Беликову. Играть на гитаре я тогда не умел, а по роли полагалось. Мне в кадре вручили инструмент, и я схватился за гриф правой рукой. Режиссер спрашивает:
— Ты что, Пол Маккартни?
— А в чем дело?
— Ты правша или левша?
— Правша, а что?
— Что же тогда гитару так держишь?
А съемка через пять минут! Понял: горю. Показали, как брать фа минор. Думаю лихорадочно: главная задача — ничего не перепутать, посмотрят фильм музыканты, засмеют. Сняли. И надо же — кто-то и сейчас восторгается: «Прекрасно вы там пели!» Пел я, как же! Просто рот под фонограмму Беликова раскрывал. Но в тот момент дал себе слово научиться играть на гитаре. Стал брать уроки и одно время настолько обнаглел, что ездил с концертами по стране.
Редактор картины сказала: «Когда «Берегите женщин» покажут, проснешься знаменитым!» Я об этих словах благополучно забыл и уехал на съемки в Киев. И вот иду по Крещатику, а сзади слышится: «Градов, Градов!» Девушки подходили, делали комплименты, спрашивали: «А продолжение будет?»
В итоге этот добрый музыкальный фильм стал моей визитной карточкой. Сейчас такое кино не снимают, люди ожесточились. Режиссеры и сценаристы решили, что современным зрителям не нужны розовые слюни, им, мол, это не близко. Вот и поставили на поток криминальные истории. А я не согласен — добрые, милые истории необходимы людям.
На съемках со мной случались не только веселые истории, но и очень печальные. Фильм «Операция «Саламандра» никто не видел и, думаю, не увидит. В прокат он не вышел. Мы с Иваром Калныньшем играли пожарных, которых ночью бросают тушить судно под названием «Саламандра». Причем по замыслу авторов оно перевозило одновременно грузы, людей и лошадей, да еще и наркотики, хотя в действительности такого быть просто не могло. Естественно, мы должны были всех и все спасти.
Съемки проходили в Ялте на теплоходе «Таганрог». В них участвовали профессиональные каскадеры, которые разжигали настоящий огонь, компьютерная графика тогда использовалась еще крайне редко. Режиссеру приходили в голову безумные идеи, и он пытался воплощать их на экране. К примеру придумал, что табун лошадей — штук восемь,— спасаясь от огня, должен прыгать за борт с одиннадцатиметровой высоты. Узнав об этом, я вспомнил стихи Слуцкого: «Лошади умеют плавать, но — нехорошо. Недалеко». Подвели животных к борту, те посмотрели и заартачились. Тогда их стали выталкивать. Очумевшие от страха, оказавшись в воде, они поплыли в противоположную от берега сторону, прямо в открытое море. Все члены съемочной группы бросились догонять, а лошади, как оказалось, плавают хоть и недолго, но быстро. В итоге еле развернули табун назад, аккурат на пляж гостиницы «Интурист», где загорали, попивая коктейли, немцы и финны. Скандал разразился ужасный!
Но режиссер на этом не успокоился. Задумал снять массовую сцену, где с той же одиннадцатиметровой высоты за борт падают люди. Массовку набирали на набережной, ассистент ходил с матюгальником и выкрикивал: «Кто хочет принять участие в съемке? Подходите, записывайтесь!» От желающих не было отбоя. Их спрашивали: «Плавать умеете? А ваш ребенок?» В основном отвечали утвердительно. Если бы людей спросили по-честному: «Вы когда-нибудь прыгали в воду с одиннадцатиметровой высоты?» — уверен, многие бы не стали рисковать. Но их приглашали сниматься втемную. Один парень меня узнал, подошел. Мы разговорились. Оказалось, он — офицер-подводник, приехал на отдых в военный санаторий.
— Я тоже хочу сняться, надоело валяться на пляже.
— Взять могут только в массовку, но там не платят.
— Да мне денег и не надо!
Интересоваться, умеет ли он плавать, было излишне. Подвел его к ассистентам, представил, парня с радостью записали. В тот же день мне пришла телеграмма — надо было ехать в Свердловск, где я параллельно снимался в картине «Найти и обезвредить». Здесь отпустили легко: «Сцена массовая, твоего лица все равно в кадре видно не будет, лети!» Вернувшись через три дня в Ялту, узнал, что съемки прекращены. Пошел к режиссеру:
— Что происходит?
— У нас человек погиб, утонул, сейчас с этим разбираются компетентные органы.
— Из группы кто-то?
— Нет, вроде бы офицер из военного санатория.
У меня внутри все оборвалось. Побежал к ассистентке, та подтвердила:
— Парень, которого ты привел, утонул.
— Вы издеваетесь? Он плавает лучше, чем все мы вместе взятые! Подводников учат полностью раздеваться за пятьдесят секунд и нырять метров на пятьдесят!
Не поверил, отправился к каскадерам. Рассказали — действительно, мой знакомый изображал пожарного. Ему выдали тяжеленную форму, но не предупредили: когда прыгаешь в воду, ремешок каски надо придерживать рукой, потому что под ней скапливается много воздуха. Парень спрыгнул и сломал шейные позвонки. Он еще успел вынырнуть, это зафиксировала кинокамера, и тут же ушел на дно. Тело искали несколько дней. А поскольку рядом на рейде стоял английский корабль, гэбисты были уверены, что офицер с атомной подводной лодки сбежал туда. Съемки остановили, выясняли, кто привел перебежчика в группу. Но испортить мне жизнь не успели: тело подводника вынесло на берег. Комитетских же теперь больше всего волновало, не забудут ли при монтаже вырезать офицера из кадра. До сих пор виню себя, хотя в трагический момент находился за тысячи километров. И зачем мы повстречались на набережной? Зачем он меня узнал?
А вот «Найти и обезвредить» снимала очень профессиональная команда. Там не было никаких чрезвычайных происшествий, хотя фильм полон сложных трюков. Все-таки один из первых советских боевиков! В эпизоде, где меня сбивает уазик, рвался сниматься сам, но каскадеры запретили: «Не надо! Сломаешь руку — остановят съемки, ногу — вообще отменят».
В тайге, где происходит действие фильма, собралась отличная актерская команда. Настроение было прекрасным, несмотря на гигантских комаров, от укусов которых опухали лица. Первой, кого встретил, когда приехал, стала тетя Муся Виноградова, моя соседка по подъезду. Обрадовалась: «О, наконец-то наш, аэропортовский!» Потрясающе колоритная актриса — как она играла небольшие роли! А каким импозантным мужчиной был ее муж, дядя Сережа Голованов, неподражаемо изображавший в советском кино шпионов — вспомните хотя бы «Тайну двух океанов»! Девушку-студентку играла актриса Ира Шмелева, сегодня она живет в Америке, занимается недвижимостью.
А с Борисом Невзоровым однажды снимались у жены Довженко Юлии Ипполитовны Солнцевой в фильме «Мир в трех измерениях» на Челябинском трубопрокатном заводе. Солнцева тогда была уже старенькой, приходила на площадку, садилась в кресло с надписью «режиссер», командовала «Мотор!» Мы с Борисом проговаривали свой текст, но не слышали команды «Стоп!» Поворачивались и видели: режиссер крепко спит. Оператор кричал: «Стоп, камера!» — Юлия Ипполитовна вздрагивала и просыпалась.
Снялся я почти в сотне фильмов, а отрицательного героя сыграл только одного — в «Игре на выбывание». Отказываюсь, хотя прекрасно знаю, что такие роли зачастую интереснее. Но народ наш негативные качества персонажа начинает приписывать исполнителю. Если ты на экране тварь конченая, значит, считают зрители, точно такой же и в жизни. Так что стараюсь не разочаровывать поклонников. В картине «Игра на выбывание» я просил другую роль, но режиссер сказал:
— Сыграешь злодея. У тебя глаза добрые, зрители будут думать, что хороший, и только в самом конце все выяснится. И еще сбреешь усы.
— Ни за что! Я с усами даже на фото в паспорте.
— Это не моя прихоть, просто клоун не может быть с усами!
— А я что, клоун?
— Сценарий почитай! У настоящего клоуна не может быть усов. У него белый рот, похожий на маску.
Плакал, когда брился. Помню, гаишник остановил и расстроился: «Андрей Петрович, зачем вы это сделали?!» Прямо как в комедии: «Сеня, по-быстрому объясни товарищу, почему Володька сбрил усы». Поклонницы мне это простили. Они вообще были приличными дамами. Никто не приходил под дверь с заявлением «Я от вас беременна».
Много ездил по стране, участвовал в программе «Товарищ кино», выступал с сольными концертами на разных площадках. Перед поездкой в колонию строгого режима служащий инструктировал: «Старайтесь ни с кем не общаться, из клуба выходите только в моем сопровождении». Но он где-то задержался, я спустился по ступенькам клуба, и меня окружило пятнадцать женщин, все тянут фотографии, листки бумаги, просят дать автограф. Почему бы и нет?! Хоть и преступницы, но кино любят. Расписываюсь и вдруг слышу трехэтажный мат, понимаю, что он обращен ко мне. Выбегает начальница колонии и кричит:
— Прекратить немедленно! — и тащит меня прочь в безопасное место.
— Да что я сделал-то?! Подумаешь, раздавал людям автографы...
— Вам известно, что наш контингент — убийцы? Одна заявила: «Надоело сидеть, такое сделаю, что сами меня расстреляете!» Вы же не знаете ее в лицо, подойдет в толпе, ткнет шилом в печень, попадет точно! А сидеть буду я!
Когда она мне это описала в красках, долго извинялся.
Одними из самых тяжелых оказались съемки картины «Преследование» на киностудии «Киргизфильм». Снимали на Ошском перевале на высоте тысяча шестьсот метров. Там осталась заброшенная метеостанция, к ней вела жутчайшая дорога-серпантин, о том, чтобы спускаться с гор каждый день, не могло быть и речи. Женщины из группы топили снег, готовили еду. Туалет установили в сторонке, однажды кто-то в него зашел, а кабинку сильным порывом ветра понесло по склону, слава богу, не сбросило в пропасть.
На съемках познакомились с Левой Прыгуновым. Жили в одной каморке, в бараке с окнами без стекол, затыкали их подушками. Спать ложились в тулупах и шапках. И вот только я отключился, как меня будят странные звуки: «Няй-ни-нихау!» Открываю глаза — Лева сидит, подогнув по-турецки ноги, в руках карточки, учит китайский язык.
— Лева, у нас съемка тяжелая! Дай поспать!
— А я вижу, ты моргаешь, думал — проснулся!
И так каждое утро! Он играл плохого белого офицера, я — хорошего чекиста. Когда Прыгунов в меня стрелял, мои руки были связаны за спиной, не так чтобы сильно, но все же. Он палит, я должен падать. А склон заранее никто не проверил: снег должен быть в кадре девственно чистым, топтать его нельзя. И вот я рухнул и покатился вниз со связанными руками, лечу пятьдесят метров, сто... Как остановился — не помню, снова ангел-хранитель спас.
Нам предстояло скакать на лошадях. Их привезли в огромном трейлере вместе со сбруей, подпругами, седлами, подсечками, стременами. Каскадеры успели выгрузить лошадей, пока их размещали, замешкались, а водитель трейлера развернулся и уехал, украв всю амуницию вместе с накладными. Я предложил его догнать, хотя времени прошло достаточно. Директор фильма киргизка Зина дала нам газик. Мы запрыгнули в него вместе с ней, Левой и каскадером Сатаром. Добрались до поста ГАИ, к счастью, номер машины записали. Объяснили ситуацию, гаишники с кем-то связались и быстро обнаружили тот автомобиль: «Стоит на выезде из города». Приезжаем туда, выволакиваем из кабины вора:
— Возвращай седла!
— У меня ничего нет! Друзьям отдал.
— Вези к ним!
А уже стемнело. Сатар сел рядом с ним в трейлер, чтобы не удрал, мы поехали следом. Мужик завез нас в одноэтажный пригород, на улице висит единственная лампочка Ильича, кругом частные дома с заборами, только собаки воют. Он разворачивает трейлер так, что перекрывает дорогу, идет к дому. Сатар — с ним. Мы ждем, водитель Сережа с Левой курят. Вдруг слышится ругань, из калитки вылетает вор, за ним бежит Сатар и бьет его плеткой. Тот кричит что-то по-киргизски вперемешку с русским матом. Из дома выскакивает человек десять мужиков — кто с дубиной, кто с ножом, кто с бутылкой — и идут на нас. Следом вываливается еще и десятка два женщин, которые начинают закидывать нас камнями. Спрашиваю Сережу:
— Что делать?
— У меня монтировка есть.
— Отлично, а у нас только кулаки.
Вся эта шобла, то ли пьяная, то ли обдолбанная, орет: «Мы вас сейчас сожжем, и никто об этом не узнает!» Бежать поздно. Я понял одно: надо бить так, чтобы мало не показалось. Тут Леве в голову прилетел булыжник, он говорит:
— Я ослеп! Ничего не вижу!
— Да не ослеп ты, у тебя кожа на лбу висит.
Как отбились?! Как отобрали у нападавших ножи и палки?! У нашего газика оторвали две двери. Каким-то чудом Сережа сдал назад. Кричу: «Запрыгиваем!» Лева, Зина, я залезли в кабину, газанули, а Сатара нет, смотрим, он в толпе орудует ножом. Мы к нему: «Сатар, ты нас всех погубишь!» Еле ноги унесли.
Это был мой и Прыгунова последний съемочный день, так что назад на площадку мы не возвратились, остались во Фрунзе. Нам заказали номера в гостинице ЦК повышенной комфортности, где телефон проведен не только в комнату, но и в ванную. Захожу туда, глянул в зеркало — лицо разбито, все в крови. Чтобы унять боль от ушибов, залег в воду, протянул руку к трубке, позвонил в соседний номер Леве:
— Ты как?
— Запомню это на всю жизнь! Ты понимаешь, что нас чуть не убили?!
На другой день я улетел в Свердловск, Лева вернулся в Москву. Как администрация киностудии разбиралась с вором, обращалась ли в милицию, не знаю. Меня ждала другая съемочная группа.
Я человек доброжелательный, стараюсь находить контакт с партнерами, иначе потом сложно работать, да и не получишь результата, на который рассчитывает режиссер. Хотя отношения с коллегами иногда не складываются вопреки желанию. Имени называть не стану, но была партнерша, с которой мы на протяжении всех съемок просто не разговаривали. А играть требовалось чувства. Снимались не в Москве, жили в гостинице, и в первый же вечер она постучалась в мой номер. Я не планировал переводить рабочие отношения, скажем так, в другую плоскость, о чем честно ей сказал. И на следующий день началась вражда. Признаюсь, это мешало, трудно играть любовь, когда человек тебе неприятен. Но отработал, что делать? Как говаривал Олег Иванович Янковский, если понимаешь, что попал, держись!
Помимо съемок я много работал на дубляже. Забавный эпизод связан с сериалом «Полиция Майами: Отдел нравов». Моим голосом в русском варианте разговаривает Дон Джонсон. Завершил работу и забыл про нее. Но оказавшись через несколько лет в реальном Майами, шел по городу и думал, что схожу с ума. Я знал эту улицу, вот сейчас заверну за угол, и там бар, даже могу сказать его название. Заворачиваю — и мне становится дурно! Почему так хорошо ориентируюсь, ведь до этого ни разу здесь не был? И тут вспоминаю, что многое видел на экране. А всего я озвучил более тысячи фильмов. Когда другой актерской работы не было, дубляж сильно выручал, как и съемки в рекламе. Хотя здесь произошла скандальная история.
Однажды иностранная фирма пригласила меня сняться в ролике моющего средства — деньги сулили неплохие, согласился. Но рекламодатели пропали почти на год, я посчитал, что передумали. И вдруг звонят: завтра съемка. Их как-то не сильно волновало, что за год я мог заболеть, помереть, уехать на ПМЖ в Австралию! В общем, снялся, со мной расплатились.
Проходит месяц, звонят производители другого моющего средства, теперь уже отечественного:
— Не хотите ли посотрудничать?
А я стою на кладбище в Ялте, где снимаюсь в сериале. Выражаю сомнение: уже работал с такой-то компанией. Они в ответ:
— Заключали с ними эксклюзивный договор?
— Нет, только в ведомости расписался за гонорар.
— Тогда ждем вас в Москве.
Пришел, мне говорят: «Назовите сумму, за которую согласны стать рекламным лицом». Теперь уже по всем правилам заключил договор, но едва об этом прознали конкуренты — их ролики тоже шли в эфире, — начались звонки с угрозами: «Тебе, видимо, надоело по улицам ходить?» Пытался образумить: я не нарушил ни одной буквы закона! Но те не унимались — пришлось обратиться к друзьям из силовых структур, и звонки прекратились. Позже мне за эту историю присудили «Серебряную калошу». С какой формулировкой — не знаю, я на церемонию не пошел. Зачем сдалась такая, с позволения сказать, премия?! Зато потом многие актеры благодарили: «Андрей, спасибо большое, теперь с нами со всеми заключают эксклюзивные контракты! Стали получать за рекламу другие деньги».
Сегодня продолжаю сниматься, рад, что интересен режиссерам молодого поколения. В сериале «Институт благородных девиц» сыграл Склифосовского. Два гримера трудились над моей внешностью в течение трех с половиной часов. Я предлагал: «Просто наклейте похожие усы, кто там сегодня помнит, как он выглядел?» Но они остались глухи к советам и довели мою внешность до идеального портретного сходства с героем. К слову, снимался я минут двадцать.
В сериале «Молодежка» в течение двух сезонов играл отца одной из героинь. Волей-неволей становился свидетелем разговоров, которые вели юные коллеги.
— Ой, наверное, на будущий год откажусь сниматься, надоело, — говорит одна.
— Сначала хорошенько подумайте, — встрял я. — Кризис сейчас не только в экономике, но и в кино. Уверены, что завтра получите десяток новых предложений?
— Нет...
— Так, может, не стоит отказываться от роли? Послушайте мудрого человека.
Надеюсь, кто-то меня услышал.
Убежден, моя творческая биография не сложилась бы так удачно, если бы не поддержка семьи. Женился я рано, сразу после окончания училища. Поехал в Питер, друзья затащили в дом моделей, там и увидел Наташу — красавицу-манекенщицу. Познакомились, потом расстались, еще раз случайно пересеклись в Сочи, где я снимался, а она участвовала в показах.
Меня поразили ее глаза. Наташа вообще симпатичная, стройная, но глаза особенные — большие, добрые, взгляд — проницательный, понимающий. Вскоре поженились, родилась дочка Катя. Не бросая подиум, Наташа окончила медицинский институт, какое-то время работала врачом, но я, видя, насколько этот труд тяжел, настоял, чтобы она ушла из больницы и занималась домом.
Мы вместе уже сорок лет. Не соглашусь с Фредериком Бегбедером, утверждающим, что любовь живет три года. Многие называют цифру семь. По их мнению, именно столько длится биохимический процесс, который мы — люди простые — называем любовью. Да, с годами острота чувств притупляется, но они переходят в другое, не менее важное качество. Любимый человек становится частью тебя: твоими глазами, сердцем... Если этого не случается, люди разбегаются. Но у меня случилось.
Катя по моим стопам не пошла, училась в Милане, работала в модной индустрии. Она — высококлассный визуальный мерчендайзер, который может оформить витрину модного бутика так, что товар разлетится в считаные часы. Открывала магазины в Казани, Саратове, Кузбассе. Сейчас, правда, такие специалисты не слишком востребованы, брендовая одежда дорогая. Но надеюсь, дочь без работы не останется. Также верю в то, что она, позитивный, добрый человек, устроит и свою личную жизнь. Мужем ее был бизнесмен, который перевез Катю с сыном Максимом и свою мать из России во Францию. Несколько лет назад он трагически погиб...
Катина свекровь на какое-то время перебралась в Марокко и забрала с собой внука, там Максим учился в американском колледже. Он хорошо знает французский и английский. Сегодня все вернулись на родину.
В Марокко Максим начал осваивать еще и арабский, надеюсь, здесь продолжит занятия. Он студент факультета бизнеса и менеджмента Международного университета, параллельно подрабатывает — ставит навигаторы в автомобили.
В прошлом году пришлось перенести серьезную операцию. Конечно нервничал, переживал. Но меня опять не подвел ангел-хранитель. Я выкарабкался.
Благодарим Салон английских интерьеров ROSBRI за помощь в организации съемки.
Подпишись на наш канал в Telegram