Когда собралась замуж, Сергей Герасимов сказал: «Люба, тебя ждет большое будущее, а ты можешь все потерять, если свяжешь свою судьбу с иностранцем». И оказался прав. Но любовь кружила голову.
Никогда не считала своих картин. Недавно посмотрела на одном из сайтов и удивилась: «Сколько же у меня было фильмов, и каких интересных!» Каждый по-своему дорог. Хотя зрители до сих пор знают и помнят по самому первому — «Дочки-матери», не раз убеждалась. Эту картину и сейчас показывают по телевизору, а когда-то ставили в эфир чуть ли не каждый месяц. Говорят, ее очень любил председатель Гостелерадио СССР Сергей Лапин. И режиссер — Сергей Герасимов, хотя для него она была фактически проходной, случайной.
Однажды Сергей Аполлинариевич разбирал сценарный материал, накопившийся на Киностудии имени Горького (он работал там не один десяток лет), и в куче «макулатуры» обнаружил сценарий знаменитого драматурга Александра Володина. До Герасимова никто за него не брался. Он напоминал пьесу: в нем было много текста и мало действия. Но Сергей Аполлинариевич пригласил автора, вдвоем они убрали длинноты, немного переработали сюжет, и история заиграла.
Я тогда еще училась во ВГИКе — в мастерской Герасимова и Макаровой. Когда Сергей Аполлинариевич назначил меня на главную роль в своем новом фильме, не на шутку испугалась. Моими партнерами помимо однокурсников Ларисы Удовиченко, Светланы Смехновой и Зураба Кипшидзе должны были стать наши мастера и великий Иннокентий Смоктуновский. А я еще толком ничего не умела. И думала: «Лучше бы дали эпизод. Не так ответственно». Мое внезапное возвышение, видимо, не понравилось некоторым людям. Стали приходить анонимки, автор которых предлагал, пока не поздно, отказаться от роли. Я это проигнорировала. Так и не поняла, кто же мне писал, — с ребятами были прекрасные отношения.
Когда пришли на первую репетицию на Киностудии имени Горького, Герасимов предложил разобрать самые сложные сцены. Я впервые репетировала с Тамарой Федоровной Макаровой, Иннокентием Михайловичем Смоктуновским и своими однокурсниками, играла с листа, но, видимо, сумела ухватить характер героини. Сергей Аполлинариевич остался доволен. Мне, в принципе, была близка и понятна эта девочка. Да, она вела себя слишком прямолинейно, но это объяснялось не отсутствием воспитания и хороших манер, а ее искренностью и прямотой. Я сама ненавидела ложь и притворство. И мой путь в актерскую профессию не был простым и легким.
Родилась в деревне в Курской области, в простой семье. Мама была учительницей, отец — шофером, но он хорошо пел, танцевал, играл на балалайке и выступал на свадьбах. Получал за это неплохие деньги, совсем не лишние в нашей большой семье. Кроме меня у родителей было еще двое сыновей — старший Володя и младший Юра.
Отец умер молодым, когда мне исполнилось двенадцать. Здоровье потерял в немецком концлагере. Брат Володя в пятнадцать лет пошел работать, чтобы помочь маме. Нам с Юрой удалось окончить десять классов. После школы я поступила в Харьковский техникум легкой промышленности (по маминому совету), но через год бросила, потому что мечтала стать артисткой. Отправилась в Москву в театральный институт, но опоздала на вступительные экзамены. Не знала, что там конкурс проходит раньше, чем в других вузах. Возвращаться несолоно хлебавши не захотела, осталась в столице.
Работы не боялась, даже самой черной, и устроилась дворником в ЖЭК на Пятницкой улице. Получила служебное жилье — комнату в коммунальной квартире. Подметая двор, готовилась к экзаменам, исправляла дефекты речи: декламировала стихи и прозу с камешками за щеками. Вычитала, что так поступал знаменитый древнегреческий оратор, и взяла на вооружение. Потом этот сюжет использовала Татьяна Михайловна Лиознова в своем фильме «Карнавал». Только героиня Муравьевой засовывала за щеки не камешки, а орешки. Очень люблю эту актрису, мы раньше часто встречались на фестивалях. Надо сказать, что готовясь к поступлению, я и о работе не забывала — и получила от начальства почетную грамоту «Лучшему дворнику Москворецкого района города Москвы».
После долгих размышлений решила поступать во ВГИК: кино манило сильнее театра. Чтобы не отвлекаться на культпоходы и другие развлечения, целиком и полностью сосредоточиться на подготовке к экзаменам, подстриглась наголо. Но не рассчитала со сроками: волосы к началу творческого тура не успели отрасти. Практически лысую голову пришлось маскировать шиньоном. Выглядела эта «конструкция» не лучшим образом.
На экзамене Тамара Федоровна Макарова заинтересовалась: «Что это у тебя? Шиньон? Сними-ка!» Увидев мою стрижку, члены приемной комиссии покатились со смеху. Но смелость оценили и приняли в институт...
После выхода фильма «Дочки-матери» я сразу стала популярной. Мешками получала письма зрителей, приходившие на студию. Некоторые воздыхатели вели себя неадекватно. Один поклонник постоянно караулил у ВГИКа, говорил, что я должна быть с ним, иначе мне не поздоровится. Он был довольно агрессивным. Сначала я пыталась с ним договориться, но несколько раз была вынуждена просить наших мальчиков выйти на улицу и прогнать его. Вскоре обо всем узнал Герасимов и обратился в милицию. Ко мне приставили охрану. Однажды в метро показалось, что вижу его, в панике закричала: «Вот он, вот он, держите!» Милиционеры тут же повязали какого-то мужчину, но я ошиблась. Потом этого человека все-таки задержали.
Среди студентов ВГИКа было немало талантливых и красивых, но Олег Видов выделялся — своими манерами и какой-то нездешней красотой. Я часто вспоминаю его в последнее время. Всегда относилась к Олегу с особым чувством, наши судьбы во многом похожи. Мы оба были вынуждены уехать из родной страны и на пике карьеры начать все заново. Но обо всем по порядку.
Когда я училась, Олег получал уже второе, режиссерское образование в мастерской Ефима Львовича Дзигана. (Дипломной работой Видова стал фильм «Переезд» с Ириной Муравьевой. Продолжения не последовало. — Прим. ред.) Но, видимо, в какой-то момент он понял, что ему надо не снимать, а сниматься. Актерский век недолог, а Видов тогда был на пике популярности.
В кинотеатрах страны с большим успехом прошел приключенческий фильм «Всадник без головы», где Олег сыграл отважного мустангера Мориса Джеральда и покорил миллионы женских сердец. У нас некоторые студентки ждали каждого появления Видова, караулили в коридоре, но он во ВГИК заглядывал нечасто. Его однокашник Саша Панкратов-Черный посмеивался над поклонницами: «Напрасно ждете, девочки. Не видать вам сегодня Олежека. Его опять вызвали на съемки».
Он активно снимался — не только в СССР, но и за рубежом, чем могли похвастаться немногие наши коллеги. Еще студентом актерского факультета ВГИКа Видов сыграл легендарного принца Хагбарда в датско-шведско-исландском блокбастере про викингов. И потом участвовал во многих иностранных и совместных проектах. Видов и сам был настоящим принцем — высокий, стройный, красивый, воспитанный. Никогда не слышала от него ни единого грубого или пренебрежительного слова в чей-то адрес. Особенно деликатно вел себя по отношению к женщинам. Наверное, это заслуга мамы и тети, которые его воспитывали.
Олег родился в разгар Великой Отечественной войны в подмосковной деревне, в простой семье. Своего отца Бориса Гарневича практически не знал и носил фамилию матери — Варвары Ивановны Видовой. Он ее очень любил. Варвара Ивановна была учительницей, рано вышла на пенсию по инвалидности, и Олегу после восьмого класса пришлось искать работу. Кем он только не был — и грузчиком, и электриком, и кладовщиком, и даже санитаром в больнице. Параллельно учился в школе рабочей молодежи. На съемочную площадку попал случайно: обаятельного мальчишку высмотрели на улице ассистенты Алексея Салтыкова и Александра Митты. В результате он сыграл эпизод в картине «Друг мой, Колька!..». При монтаже его вырезали, но Олег «заболел» кино, поступил во ВГИК.
Нас с ним многое роднило. Может, поэтому мы сразу почувствовали взаимную симпатию? И потом не теряли связи, всегда радовались друг другу. Но это была дружба, сердце я отдала совсем другому студенту. На нашем курсе учились десять актеров и пятнадцать режиссеров, в том числе колумбиец Марио Риберо. Он влюбился в меня с первого взгляда, все время занимал в своих короткометражках и отрывках. Ухаживал красиво и трогательно. А я была поглощена учебой и съемками в кино, не испытывала недостатка в мужском внимании и далеко не сразу ответила на его чувства.
К окончанию института на свои гонорары смогла купить однокомнатную квартиру, где мы с Марио и поселились. Пять лет жили не расписываясь. Он уговаривал пойти в ЗАГС, но я боялась, что рано или поздно муж захочет вернуться в Колумбию. В Москве карьера у Марио не складывалась, хотя он был очень талантливым режиссером. Зато на меня предложения сыпались одно за другим. Как-то в Одессе судьба опять свела с Олегом Видовым.
Мы и до этого пересекались, но ненадолго, а тут оказались в одной гостинице и в общей сложности общались на протяжении месяца. Я тогда играла главную роль в фильме Геннадия Карюка «У нас новенькая». Олег периодически уезжал, у него параллельно со съемками в Одессе были еще одни — в другом городе.
Стояла прекрасная теплая погода, в свободное время я много гуляла, ходила на море. И работала в охотку. Моим партнером оказался замечательный Михаил Боярский, тогда уже достаточно известный.
Видову поклонницы не давали проходу. Обычно мы встречались по вечерам после работы, вместе ужинали, делились впечатлениями. Однажды Олег пожаловался:
— Знаешь, со мной творится что-то странное. Постоянно пропадают мелкие вещи, предметы нижнего белья. Просто полтергейст какой-то!
— Да какой полтергейст! — смеюсь. — Просто горничные — твои горячие поклонницы. Вот и уносят вещи на память о любимом актере!
В принципе, я понимала его фанаток. Олег был очень хорош. Прекрасно одевался, с большим вкусом. Причем модная одежда никогда на нем не «кричала», не заслоняла его самого, только подчеркивала шарм.
Наверное, он знал себе цену, но никогда не занимался самолюбованием. Многие актеры этим грешат, играют и в жизни, но только не Олег. Он не играл, а жил. Мне рассказывали, как Видов однажды снимался в каком-то фильме и женщина из съемочной группы случайно упала в реку, стала тонуть. Другие мужчины замерли в растерянности, а Олег бросился спасать. Он думал в первую очередь о других людях, а потом уже о себе.
Вспоминая Видова, я всегда невольно улыбаюсь. Светлый человек! Совсем не звездный, простой и приятный в общении. Часто спрашивал: «Люба, у тебя все в порядке? Не надо помочь?» Не потому что я такая бедная и несчастная. Тогда всем жилось непросто. Чтобы справиться с элементарными бытовыми проблемами, требовались связи. И Олег всегда был готов предложить свои услуги, чтобы решить какой-то вопрос. Уверена, он многих об этом спрашивал и помогал всем друзьям и знакомым.
Разговаривал Олег тихим, мягким голосом. В актерской среде принято выплескивать эмоции на окружающих, но он был очень выдержанным, спокойным. Оставалось только догадываться, какие страсти бушевали у него в душе. А они бушевали, это чувствовалось. Видов прожил нелегкую жизнь. Об этом еще расскажу...
Осенью 1980 года я поддалась на уговоры Марио и вышла за него, хотя и мама, и мастер были против. Когда собралась замуж, Сергей Герасимов сказал: «Люба, тебя ждет большое будущее, а ты можешь все потерять, если свяжешь свою судьбу с иностранцем. Рано или поздно будешь вынуждена уехать за границу или жить на две страны. Даже если вернешься потом, время будет упущено». Он считал Марио очень талантливым, однако не видел будущего у нашего брака. И оказался прав. Но любовь кружила голову, к сожалению, я не придала серьезного значения словам мастера.
Первые два года мы с Марио жили счастливо. У нас родился сын. Герасимов очень хотел, чтобы его назвали Сережей, но мы узнали об этом слишком поздно, когда уже дали другое имя — Дима. Сергей Аполлинариевич к нам приезжал. Теперь мой сын с гордостью рассказывает, что великий режиссер в детстве держал его на руках. Диме тогда исполнилось месяца четыре или пять. Позже мы с ним бывали в гостях у Герасимова и Макаровой в их квартире на Кутузовском. Общались они с нами очень тепло. Тамара Федоровна и Сергей Аполлинариевич относились ко мне не просто как к своей студентке — практически как к дочери. В жизни так не называли, но однажды Макарова передала книгу, подписанную Герасимовым. На титульном листе значилось: «Нашей доченьке, Любе».
Я всегда мчалась на Кутузовский, если слышала, что кто-то из них приболел, постоянно звонила, узнавала, чем помочь. Не потому что в ответ рассчитывала на какую-то поддержку. Искренне любила и Тамару Федоровну, и Сергея Аполлинариевича. В профессии они действительно были моими родителями. Не только научили всему, что знали, но и воспитали, привили привычку постоянно самообразовываться, развиваться. Во многом благодаря их школе мне и удалось продержаться в самые нелегкие времена, не оставляя свою профессию...
Марио обожал сына и был прекрасным отцом, но очень тосковал по родине и своей семье. Как только ему посулили работу на колумбийском телевидении, уехал. Предлагал отправиться с ним, но я отказалась. Карьера была на подъеме, я не могла все бросить.
Вскоре после отъезда мужа судьба опять свела меня с Видовым. Я была утверждена на одну из главных ролей в картину «Демидовы» Ярополка Лапшина — двухсерийную историческую сагу о знаменитых российских промышленниках. Основная часть фильма снималась на Свердловской киностудии, некоторые сцены — в Ленинграде. Ездила туда на «Красной стреле» и каждый раз гадала, кто станет попутчиком в двухместном СВ. Чаще всего им оказывался кто-нибудь из коллег — московские и питерские актеры постоянно курсировали между «Мосфильмом» и «Ленфильмом».
Однажды только присела в купе на диванчик — вдруг входит Видов.
— Люба! Какая встреча!
— Ты в Питер на съемки?
— Да. Роль небольшая, но картина интересная — «Демидовы».
— Надо же, я тоже там снимаюсь!
Олег снял куртку, сел напротив. Он был все так же хорош, но в одежде чувствовалась непривычная небрежность. Нет, вещи явно недешевые, но какие-то потертые, поношенные. Тогда входили в моду специально состаренные, и я решила, что Видов просто хиппует.
Аристократы и в лохмотьях выглядят достойно. У Олега была породистая внешность и прекрасные манеры. Он держался с невероятным достоинством. Мне и в голову не пришло, что его непривычный вид может объясняться не погоней за модой, а какими-то иными причинами. Я даже решила сделать комплимент:
— Ты сменил стиль? Тебе идет.
Олег сразу помрачнел.
— Да, теперь все по-другому. Даже не представляешь насколько. Люба, у меня очень тяжелая ситуация. Работы практически нет. Денег — тоже. Сына совсем не вижу. Мама болеет. Очень благодарен Ярополку Леонидовичу за то, что пригласил в свою картину. Пусть всего несколько съемочных дней, все равно это отдушина.
— А что случилось? — испугалась я.
Видов был немногословен, но я поняла, что черная полоса в его жизни началась после расставания с женой Натальей. Он вел себя благородно, все оставил ей и сыну Славе, как говорится, ушел в чем пришел, считал, что только так должен поступать настоящий мужчина. Но Наталья почему-то все равно затаила обиду, и после развода Олега не снимали в главных ролях, давали исключительно эпизоды.
Раньше он был звездой, а теперь сделался актером средней руки, хотя Видов оставался все тем же — в расцвете сил и славы, на пике формы. Для него это было тяжелым ударом. Он привык к другой жизни. Ситуацию с работой усугубляли семейные проблемы. Сын после развода родителей остался с матерью. Видов Славу очень любил и страдал от того, что лишен возможности общаться с ним...
Думаю, эти неприятности и заставили Олега покинуть родину. Иначе вряд ли он бы на это решился. Никогда не говорил, что ненавидит режим и хотел бы уехать. Не был диссидентом. Его идея эмигрировать не связана с какими-то политическими мотивами.
Когда это случилось, многие недоумевали: зачем понадобилась заграница такому баловню судьбы, как Видов? Ему ведь и так жилось прекрасно! Широкой общественности было невдомек, как в действительности складывалась судьба Олега. Он немногих посвящал в свои проблемы. Какое-то время они с больной мамой вообще жили только на ее пенсию. Перебравшись в Америку, Олег не перестал заботиться о матери, передавал с друзьями деньги и лекарства. Она ни в чем не нуждалась.
Я не сразу узнала, что он уехал. Снималась в нескольких картинах, летала то в Сибирь, то в Германию, в Москву заезжала ненадолго. Тогда никто не знал подробностей. Спустя много лет Олег мне рассказал, что помогла югославская знакомая, с которой он раньше работал на одном из совместных проектов. Вступила с ним в фиктивный брак, чтобы Видов мог остаться в Югославии. Через пару лет перебрался в Австрию.
По легенде артист пересек границу в багажнике машины друзей. Мне эта версия кажется неправдоподобной, взятой из авантюрного романа. Я от Олега не слышала ничего похожего. Он говорил, что югославские друзья частенько ездили в Австрию на машине и однажды просто взяли его с собой. Из Австрии Видов отправился в Италию. В 1985 году в Риме познакомился с американской журналисткой Джоан Борстин — корреспондентом газеты Los Angeles Times. Олег и Джоан полюбили друг друга и больше не расставались, вместе уехали в США, в 1989-м поженились.
Конечно, можно только пожалеть, что Видов покинул родину. Он способен был еще столько сделать для нашего кино! С другой стороны, неизвестно, сколько бы Олег протянул в России с букетом таких тяжелых заболеваний. Но я опять тороплю события. Для начала расскажу, как сама оказалась за границей.
Марио все время звал к себе — хотя бы в отпуск. В 1986 году я все-таки съездила к мужу. Потом он приехал на Московский международный кинофестиваль. Через девять месяцев у нас родилась дочка Милена. Счастливый отец тут же прилетел в Москву, пробыл с нами до конца следующего года и снова вернулся в Колумбию. В России для него работы по-прежнему не находилось.
С годами меня стало тяготить такое странное супружество. Я подумывала о разводе. Марио умолял подождать, потерпеть. Он не хотел меня терять. В 1991-м уговорил приехать к нему в отпуск с детьми. В Боготе мне понравилось. Эмигрировать не собиралась, но так истосковалась по нормальной семейной жизни, что решила задержаться. Тем более что муж нашел нам хорошую квартиру, я заплатила первый взнос. Он почувствовал, что жена расслабилась, и проявил активность. Заявил, что никуда нас не отпустит. Я возмутилась:
— У меня работа в России! Как могу здесь остаться?
— Не хочешь жить в Колумбии — пожалуйста, езжай в Москву! А дети будут с отцом! Таков наш закон.
Марио не пугал, в нем говорили эмоции. Но он прекрасно понимал, что жена без детей не уедет. И я осталась.
Без работы не мыслила свою жизнь, поэтому взялась за испанский. Выучила на удивление быстро, и дети моментально на нем заговорили. Марио к тому времени стал одним из лучших режиссеров колумбийского телевидения, снимал популярные сериалы. Я бывала у него на площадке и видела, что молодым актерам с трудом даются некоторые сцены. Как-то подошла к одной девушке и предложила с ней позаниматься. Она с радостью согласилась и вскоре стала делать успехи. Коллеги это отметили, начали обращаться за консультациями. Через несколько месяцев я открыла собственную актерскую школу. Параллельно занималась с труппой драматического театра и сама снималась в сериалах.
Как только выучила язык, посыпались предложения. И совсем не потому, что я жена Марио Риберо. В Колумбии не принята семейственность, ее не поощряют. Муж меня не снимал, об этом не могло быть и речи. Пришлось пробиваться самостоятельно. Несмотря на то что по-испански я говорила с акцентом, поручали главные роли, авторы сценариев придумывали для меня образы иностранок. В 1996-м я подписала договор на главную роль немецкой скрипачки в пятидесятисерийной теленовелле.
Когда с работой наладилось, обрушилось новое испытание — у мамы диагностировали онкологию. Пришлось срочно лететь в Москву, врачи сказали, что остался всего месяц. Забрала ее в Колумбию, Марио нашел лучших специалистов, сделали операцию, и она прожила еще четыре года. Внуков просто обожала. Возможно, мама протянула бы и дольше, если б не внезапная смерть моего брата Володи. На фоне страшного потрясения недуг вернулся. Она попросила отвезти ее домой. Я говорила, что там не будет таких условий и такого ухода, как в Колумбии, но мама не слушала. Умерла через полгода после возвращения...
Я приезжала в Москву два-три раза в год, постепенно сделала ремонт в квартире, построила дачу в Подмосковье. Свое будущее, несмотря на все успехи в Колумбии, все равно связывала с Россией. В Москве сразу шла к Тамаре Федоровне. Сергей Аполлинариевич умер в 1985 году, а она прожила еще двенадцать лет и до последнего сохраняла прекрасную внешность, свой безупречный стиль, хотя часто болела и очень нуждалась. Не только в деньгах — в общении. Так радовалась, когда я приходила!
Как-то пожаловалась на давление, и я стала учить ее специальным упражнениям на расслабление. Тамара Федоровна сразу взбодрилась. Она уже не могла позволить себе серьезной физической нагрузки, а мои упражнения были несложными.
Однажды провела в комнату, где я раньше никогда не бывала, — всю увешанную иконами. Сказала: «Это наше с Сергеем Аполлинариевичем самое любимое и заветное место». А я и не знала, что они были такими верующими людьми. Мы никогда не говорили на эту тему, и вдруг Тамара Федоровна открыла душу.
Много лет спустя родственники Макаровой рассказывали, как они все вместе жили на даче и Тамара Федоровна с Сергеем Аполлинариевичем чуть ли не каждый день вспоминали обо мне: «А что сейчас делает наша Люба? Как у нее дела?» У меня полились слезы, расплакалась...
Сначала думала, что вернемся в Россию всей семьей, но Марио снимал проект за проектом и не собирался переезжать. Он стал хорошо зарабатывать и хотел, чтобы жена больше времени проводила с семьей, а я не собиралась бросать работу. Мы часто ссорились — и по этому, и по другим поводам. В итоге решили разъехаться. Марио снял квартиру недалеко от нашего дома. Он не настаивал на разводе, считал, что мы можем помириться, но я понимала: все кончено, прежней любви не вернуть.
В 1996-м поехала одна в отпуск в Майами и познакомилась с интересным мужчиной — русским эмигрантом Владимиром. Он жил в США и занимался бизнесом. Володя в меня влюбился и практически сразу сделал предложение. Я не скрывала, что в Боготе у меня муж и дети, но его это не смущало. Говорил, что будем жить все вместе в Майами, обещал заботиться о Диме и Милене, помочь увезти их в Москву. Володя знал о моей мечте вернуться на родину.
Увлеклась, что греха таить. Подумала, что он — моя судьба. Решила покончить с прошлым и начать новую жизнь. Вернувшись в Боготу, занялась разводом. Марио и слышать об этом не хотел. Тогда пошла на хитрость, стала уверять, что развод ничего не значит. Если сумеем выстроить отношения заново, опять сойдемся. Но для этого мне необходимо почувствовать себя свободной.
Муж поверил, подписал все бумаги. Детей должны были отдать ему, но я добилась, чтобы мне оставили Милену. Вскоре после развода сказала Марио, что хочу свозить ребят в Диснейленд — они давно просили. О том, что возвращаться не собиралась, муж не догадывался и не стал чинить препятствий. Не могу передать, что я пережила, когда готовила и осуществляла этот побег! Дети ведь тоже ни о чем не подозревали!
В Майами встречал Володя — с огромным букетом. Сын сразу понял, что меня с ним связывают близкие отношения, и страшно разозлился. Стал дерзить. Вечером позвонил отцу и сказал: «Мама не вернется, у нее в Америке другой мужчина. А я тебя не брошу!» Марио заплакал. Я все слышала по параллельной трубке. Это был душераздирающий момент.
Дима каждый день созванивался с отцом и через неделю уехал в Колумбию. Я не стала мешать. Марио был в ужасном состоянии, отказывался верить, что потерял жену и Милену. Сначала я тоже переживала, что так получилось, а потом решила — все как-нибудь устроится, обратного пути нет.
Володя снял для нас дом в Майами. Я не стремилась к новому браку, но через несколько месяцев была вынуждена узаконить наши отношения, иначе не смогла бы получить грин-карту и устроить дочку в школу. Я не улетала на родину в надежде воссоединиться с сыном, и вскоре Дима приехал. Марио решил, что он должен быть вместе с сестрой.
В Майами я провела девять лет. Дима поступил в знаменитую школу для одаренных детей New World School of the Arts на музыкальное отделение, Милена — в менее известную, но тоже хорошую — Coral Reef, на отделение драмы. Они выдержали серьезный конкурс. О переезде в Москву пришлось забыть. К тому же Дима и Милена очень любили отца, а Майами близко от Колумбии. Марио приезжал к ним, помогал деньгами и не настраивал детей против меня. Сын довольно часто его навещал, а Милену я впервые отпустила в Боготу, когда ей исполнилось пятнадцать.
В браке с Володей мы прожили три года. Второй муж оказался страшным ревнивцем и постоянно меня проверял. Когда устроилась на работу в турагентство, звонил каждые полчаса, вечером обязательно встречал на машине. Не разрешал ходить в спортклуб — боялся, что найду там себе любовника. Как-то запер дома, пришлось вылезать через окно!
Наконец мое терпение лопнуло, и я подала на развод. Алиментов требовать не стала, хотя по американским законам Володя должен был их выплачивать приемным детям. Мне не хотелось от него зависеть. Да и не было нужды — я сама неплохо зарабатывала. Сначала занималась с актерами на дому: у меня была лицензия на такой вид деятельности, но аренда специально оборудованного помещения стоила слишком дорого. А потом соседи донесли куда надо, и «надомный» бизнес пришлось свернуть. Устроилась в Coral Reef, стала учить детей.
Дима после окончания школы уехал в Нью-Йорк, поступил на отделение вокала в консерваторию Manhattan School of Music. Прекрасный голос у него обнаружился еще в детстве. Но без поддержки отца вряд ли смог бы окончить это престижное учебное заведение. Там дорогое обучение и проживание, зато и диплом котируется очень высоко. Помимо консерватории сын окончил престижную актерскую школу Lee Strasberg Theatre and Film Institute, участвовал в съемках фильмов, играл в спектаклях. Пока Дима учился, довольно часто приезжала к нему в Нью-Йорк. Мне даже предлагали там натаскивать театральных актеров, но я отказалась из-за дочери, не могла оставить Милену, учившуюся в Майами. В том, чтобы забрать ее из хорошей школы и переехать, не видела смысла. Уезжая к Диме на несколько дней, обязательно просила кого-то из знакомых присмотреть за дочкой.
Как-то отправилась в Нью-Йорк с Миленой на джипе. Ехать долго, но я неплохой водитель, вот и решила рискнуть. Ночью на дорогу с холма прыгнул олень — прямо на капот. В темноте я не разобрала, что это такое огромное свалилось, подумала — приземлилась летающая тарелка. Так испугалась, что не смогла даже вызвать полицию — тряслись руки. Милена набрала 911. Она сидела на заднем сиденье, толком ничего не видела, но почувствовала удар и тоже испугалась, заплакала. Полицейские приехали очень быстро, отвезли нас в гостиницу. Джип остался на месте происшествия, он был сильно разбит. Дальше ехали на рейсовом автобусе.
В Нью-Йорке я часто бывала в Метрополитен-опере. Дима как студент консерватории и будущий оперный певец получал льготные билеты в первые ряды партера. В кассе они стоили долларов триста, а ему доставались за десять — пятнадцать. Сын обязательно приглашал меня на самые интересные спектакли. Помню премьеру оперы Прокофьева «Война и мир» в постановке Андрона Кончаловского. В тот вечер на сцене Метрополитен дебютировала Анна Нетребко. Фантастическое зрелище, размахом напоминавшее голливудские блокбастеры. Для спектаклей изготовили тонны декораций и реквизита. Костюмы шили как для киносъемок, с соблюдением мельчайших деталей.
Самыми эффектными получились батальные сцены, в которых принимало участие множество статистов. В какой-то момент один из оперных солдат потерял равновесие и рухнул в оркестровую яму. Зрители ахнули, а потом наступила звенящая тишина. Публика испугалась, что несчастный парень разбился. После довольно внушительной паузы спектакль продолжился. Но сначала Кончаловский вывел статиста за руку на сцену, чтобы успокоить зал: «Все в порядке. Он жив и здоров». Раздались аплодисменты. По окончании я подошла к прославленному режиссеру, поздравила с замечательной постановкой.
Однажды в Нью-Йорке меня пригласили на русскоязычное радио, очень популярное у наших эмигрантов. Я рассказывала о своей актерской жизни, вспоминала выдающихся людей, с которыми сводила судьба. Вскоре после эфира неожиданно позвонил Видов. Он тоже как-то выступал на этом радио и узнал у знакомых журналистов мой телефон. Я была так рада вновь услышать голос Олега! Стали созваниваться — как когда-то в Москве. Мы жили далеко друг от друга: я в Майами, он в Калифорнии. Но Олег всегда приглашал в гости: «Будешь в Лос-Анджелесе, обязательно заглядывай к нам с Джоан». Жаль, так и не выбралась, но знаю — когда туда приезжали российские кинематографисты, журналисты, деятели культуры, первым их встречал Видов. Возил по городу, устраивал приемы, делал подарки. Он был очень гостеприимным. Олег никогда не говорил, что скучает по родине, но это чувствовалось по тому, как он тянулся к соотечественникам.
Когда некоторые коллеги рассуждают, что Видов совершил ошибку, дескать, в Голливуде он никому не был нужен, не могу с ними согласиться. На мой взгляд, Олег как раз сделал замечательную карьеру для русскоязычного актера — другие получали только роли на тридцать секунд и несколько слов.
С Джоан Видову очень повезло. Я с ней неоднократно общалась по телефону по-испански и сразу почувствовала, какая она необыкновенно сердечная и обаятельная. Жена поддерживала Олега во всех начинаниях. Они все делали вместе.
Видов однажды сказал: «Какое счастье, что Бог послал мне Джоан! Я ей бесконечно благодарен. Если бы не она, наверное, не выжил бы». Не стал распространяться о своих болезнях, видимо, предполагал, что для меня это не секрет. Но я ничего тогда не знала, уже после его ухода прочла в прессе, что Олег много лет боролся с онкологией. Лечение и забота жены продлили его жизнь. Видов не сдавался до последнего, но недуг оказался сильнее...
В последний раз мы встретились на программе Андрея Малахова, посвященной семидесятилетию Видова. Он был вместе с Джоан. Перед записью успели перекинуться буквально несколькими словами. Олег сказал: «Люба, мы остановились в отеле. Приходи! Скоро уезжаем». Я надеялась продолжить разговор после записи, но его окружила толпа людей. Мне не хотелось мешать.
Не люблю навязываться, поэтому лишний раз и не звонила ему, только если находился какой-то повод. Олег ведь был достаточно занятым человеком. Ежедневно по предписанию врача занимался несколько часов специальными упражнениями на тренажерах. А потом работал — у них с Джоан был свой медицинский центр. Теперь жалею, что не задержалась тогда в студии и потом не нашла времени, чтобы навестить друга в гостинице.
Больше мы не виделись, а вот по телефону разговаривали. Я не спрашивала о здоровье, эта тема вообще не возникала, Видов сам вдруг сказал: «Знаешь, так хорошо себя чувствую! Голова совсем не беспокоит». Я удивилась: к чему это он? Олег никогда не жаловался на головную боль. И у него был такой веселый голос! Видов никак не походил на тяжелобольного, смеялся, приглашал в гости. Подумала: «А действительно, почему бы не слетать в Калифорнию?» Опоздала, Олега больше нет.
Насколько я знаю, до самой последней минуты рядом с ним были жена и сын Сергей. В начале нулевых Видов узнал, что у него на Украине есть еще один ребенок, рожденный вне брака. Мальчику исполнилось шестнадцать, когда Олег забрал его к себе, помог получить образование, начать бизнес. У них с Джоан не было детей, и Сергей стал их общим сыном.
Дети — наше счастье, именно они наполняют смыслом жизнь. Если у них все хорошо, и у родителей душа не болит. Мне в этом смысле грех жаловаться. Дима и Милена гораздо чаще радуют, чем огорчают. Мы живем все вместе в Москве. Когда после окончания школы дочь решила поступать в Российскую академию театрального искусства (РАТИ), вернулись на родину.
Сын замечательный певец, у него лирический бас-баритон. Часто выступает с концертами в российских филармониях, Европе и США. Репертуар — от танго до русских романсов, советской и зарубежной эстрады. Диму нередко можно увидеть на телеканале «Культура». Милена обещает стать интересным режиссером. Ее талант постановщика отмечали еще в институте. Видимо, настоящая «папина дочка». Пока она снимается в Мексике и Колумбии, играет главные роли в многосерийных теленовеллах. В Москве нет таких интересных предложений. И нужно помочь отцу: не так давно после тяжелой болезни у Марио умерла вторая жена. Милена его поддерживала, когда это случилось. Дима тоже ездил в Колумбию.
Дети у меня всегда были на первом месте. Знакомые говорят:
— Люба, они давно уже взрослые и самостоятельные, подумай о себе!
Я киваю:
— Да, вы правы.
И думаю: «А что будет с ними?» Наверное, могла бы еще раз выйти замуж — предложения поступали, но не решаюсь изменить свою жизнь. Настолько вжилась в роль мамы, что до сих пор из нее не выйду! И Дима с Миленой не до конца определились в жизни. Если бы у них появились семьи и свои дети, я бы, глядишь, немного успокоилась, смогла пожить для себя. Хотя кто знает? Может, так и играла бы в дочки-матери, занялась уже внуками, сдувала с них пылинки, как когда-то моя мама.
Себя потенциальной бабушкой не ощущаю. Редко вспоминаю, сколько мне лет, и каждый раз удивляюсь, потому что не чувствую возраста. Совсем другой менталитет и образ жизни, чем у некоторых сверстниц. Я все время занята: помогаю молодым актерам, езжу на фестивали и творческие встречи. Зрители с такой любовью принимают наших артистов, особенно старшего поколения! Соскучились по хорошим фильмам. Когда-то их было много, а сейчас — по пальцам можно пересчитать. Меня вызывают на пробы, но от многих предложений приходится отказываться: мое видение роли не всегда совпадает с режиссерским. Я понимаю — у нас разные школы, разный профессиональный опыт, но не могу переступить через себя, даже если материал в принципе нравится. Дьявол в деталях. Хотя сейчас у актеров не принято отказываться — слишком мало достойных предложений.
Недавно взялась писать свой сценарий — мечтаю о комедии. Может, что-нибудь получится...
Подпишись на наш канал в Telegram