«Когда я его увидела — в груди будто колокол ударил!» — на протяжении многих лет произносила эти слова от лица своей героини Кати в спектакле «Пять вечеров». И каждый раз видела хитрый прищур Ильина — Арцибашева. Ведь кто, как не он, прекрасно знал, что произнося этот текст, я говорю про себя. Про нашу с ним первую встречу...
Мы с однокурсниками по Щепкинскому училищу готовились проходить «мертвую полосу» в Театре на Покровке — так называют показы начинающих артистов в различные театры, которые зачастую, чего уж скрывать, сопровождают унижения: выберут — не выберут, возьмут — не возьмут. На нервах не сразу поняла, что произошло в гримерной. Просто когда увидела в дверном проеме Сергея Николаевича — в светлых брюках и жилетке поверх белой рубашки — почему-то поймала себя на мысли: «Есть же настоящие мужчины!» Он зашел в гримерную, чтобы поздороваться, — худрук со вчерашними студентами!
Пройдет совсем немного времени и наши жизни — личные и творческие — переплетутся настолько тесно, что расплести их не смогут ни разница в возрасте в двадцать три года, ни тот факт, что я была начинающей актрисой, а Арцибашев — маститым режиссером, руководителем созданного им же театра.
В школе, размышляя о том, кем быть, он хотел стать либо учителем, как мама Клавдия Герасимовна, либо актером, либо спортивным тренером. Организаторские способности впервые проявились в тринадцать лет. В Свердловской области проходил детский футбольный турнир «Кожаный мяч». Арцибашев собрал команду из пацанов поселка Калья, где родился и вырос, придумал форму, и ребята дошли до финала! Сам был и тренером, и стоял на воротах.
К восьмому классу он понял, что все три работы можно соединить в одной — театрального режиссера. На что его папа Николай Васильевич, мастер на лесозаготовках, строго заметил, что это не профессия, а сыну нужно учиться настоящему делу.
Ослушаться Сергей Николаевич не мог: для всех шестерых детей слово отца было законом. Решил поступить в Уральский политехникум. Получив стипендию, впервые в жизни отправился в местный театр. Попросил билет на самый лучший спектакль и увидев горьковских «Мещан», еще больше укрепился в своей мечте. Начал играть в народном театре, а практику подкреплял теорией, читая труды Станиславского, Немировича-Данченко, Мейерхольда, Вахтангова и Таирова. В политехникуме организовал драмкружок, в котором попробовал себя и на режиссерском поприще. В спектакле «Отважное сердце» по пьесе Иды Эвальд вышел на сцену в роли... надзирательницы.
Арцибашев получил профессию техника-электрика. Правда она так и осталась строчкой в дипломе: когда надо было, например, повесить люстру, всегда вызывал мастера. Я над ним порой подтрунивала.
Сразу после техникума Сергея Николаевича призвали в армию. Служил в ракетных войсках под Псковом, часть считалась секретной. Но он и там умудрился найти применение творческой фантазии и организовал оркестр, куда записалось восемьдесят солдат, худо-бедно знакомых с нотной грамотой. Арцибашева сослуживцы сразу зауважали, говорили, что пробил им «вольную»: начальство самодеятельность поддерживало, оркестр часто выступал на гражданке.
Лежа на солдатской койке, Сергей Николаевич изучал карту Москвы, мечтая, как будет гулять по городу. Когда в 1972-м, демобилизовавшись, оказался в столице, ориентировался в ней прекрасно. А приехал он для того, чтобы поступать в ГИТИС на режиссерский факультет. Курс в тот год набирала Мария Осиповна Кнебель — ученица Станиславского, Немировича-Данченко и Михаила Чехова. Первый тур Арцибашев прошел, на этюдах его попросили изобразить петуха. Он тут же начал выстраивать в голове мизансцену, придумывать сюжет. В общем, пока соображал, с кем его петух может конфликтовать, услышал вежливое «спасибо», что на языке приемной комиссии означало «до свидания».
Несмотря на неудачную попытку, решил остаться в Москве, ведь вся культурная жизнь там. Необходимо было устроиться на работу. И не куда-нибудь, а в театр: хотелось смотреть спектакли, присутствовать на репетициях, чтобы самостоятельно подготовиться к поступлению на следующий год. Тогда первым в стране считался МХАТ, который уже возглавлял Олег Николаевич Ефремов. На дверях Арцибашев увидел объявление, что требуется монтировщик. Его обещали взять, но встал вопрос о том, где жить.
«Наше общежитие для студентов Школы-студии и актеров труппы, но попробую вас как-нибудь пристроить, — пообещал заведующий постановочной частью. Однако, открыв паспорт будущего монтировщика, увидел, что тот женат, и отрезал: — Э, нет, молодой человек, с женой вас никто и никуда не возьмет». Первую жену Нину Сергей Николаевич встретил еще в народном театре, у них родился сын Костя.
Делать нечего, Арцибашев решил вернуться к семье в Свердловск и поступать там в театральное училище. Курс набирал заслуженный артист Узбекской ССР Василий Константинович Козлов. Удивительный человек с непростой, трагической судьбой. Выпускник ленинградского техникума сценических искусств, после войны — ведущий актер, а через несколько лет и директор ташкентского Государственного русского драматического театра имени Горького. Двадцать шестого апреля 1966 года, когда в Ташкенте произошло землетрясение и на его глазах треснули и начали рушиться стены театра, у Василия Константиновича случился первый инфаркт. Врачи настояли на смене климата, и вскоре Козлов поступил на работу в Свердловское театральное училище.
Программу для поступления Арцибашев подготовил соответствующую своим внешним данным, чтобы ни у кого не возникло сомнений: он характерный актер с комическим уклоном. Понятно, что педагоги в первую очередь отбирают героев и героинь, но ведь им нужны и слуги для «кушать подано».
Став студентом, на занятиях он особо не выделялся. Но через какое-то время начал показывать педагогу свои наработки и у них возникло то, что сам Сергей Николаевич называл «пиршеством взаимоотношений». После того как Василий Константинович перенес второй инфаркт, староста курса Арцибашев настоял, чтобы после занятий провожать его домой.
На третьем курсе начали готовить дипломные работы. Сергей Николаевич репетировал главную роль в пьесе Александра Афиногенова «Чудак». Кроме того, Козлов назначил его своим помощником по выпуску спектакля.
Арцибашев хотел сделать мастеру сюрприз и решил подготовить с однокурсниками самостоятельную постановку. Выбор пал на «Антигону» Жана Ануя. Показ был назначен на двадцать пятое апреля 1975 года. Но пятого апреля случилось непоправимое. После репетиции «Чудака» Василий Константинович неожиданно поднялся на сцену. Раньше такого не случалось. Он прошелся по ней, заглянул за кулисы и сказал: «Вот и все». Сергей Николаевич понял это по-своему: «Мы дошли до финала и спектакль можно показывать кафедре».
Они вдвоем вышли на улицу, стали переходить дорогу. И вдруг Арцибашев почувствовал, что его дергают за рукав. Поворачивается, а Козлов на него падает! Подхватывает мастера под руки, но Василий Константинович уже хрипит... От шока студент онемел и не сразу смог позвать на помощь. Потом подбежали другие ребята, помогли уложить Козлова на лавку. Кто-то начал делать искусственное дыхание, кто-то побежал звонить в скорую. Но Василий Константинович уже был мертв. В морг его повезли почему-то на грузовике. Пока ехали, Сергей Николаевич старался положить мастеру под голову свою куртку...
Через несколько дней его вдова нашла в тумбочке письмо. Можно сказать, завещание. Козлов писал, что здоровье вряд ли позволит ему довести курс. И если случится непоправимое, то хорошо бы найти нового руководителя и режиссеров дипломных спектаклей. На два из них — «Укрощение строптивой» и «Живой труп» — он уже распределил роли. Напротив Федора Протасова стояло — Сергей Арцибашев. Вот так комика и простака мастер превратил в героя.
Оставалось учиться еще год. Когда в аудиторию пришли руководители училища со словами:
— Ребята, мы ищем вам педагога! — один студент встал и сказал:
— Мы уже сами нашли.
— Кого?
— Арцибашева!
Беспрецедентный случай, но руководство училища пошло на этот эксперимент. Однако когда приехавший из ЛГИТМиКа на защиту дипломов председатель экзаменационной комиссии узнал, что руководитель курса — студент, разразился жуткий скандал! Еле уговорили его посмотреть дипломные спектакли: «Вы поймите, у них умер мастер, но это курс уникальный. Вместо четырех дипломных работ сделали восемь, и самостоятельно!»
В результате перед отъездом председатель комиссии дал Сергею Николаевичу рекомендацию в ГИТИС. После получения диплома его оставили преподавать в училище и неизвестно как в дальнейшем сложилась бы судьба, если бы не жуткая ревность руководителя курса. Арцибашев успел выпустить с ребятами только один спектакль — «Пять вечеров» Александра Володина. А потом уехал в Москву.
Почему жена не отправилась вместе с ним — не знаю. В подробности Сергей Николаевич меня не посвящал, сама вопросы на эту тему не задавала. С его старшим сыном я познакомилась, когда Костя уже переехал в Москву. Отец его всегда поддерживал.
По иронии судьбы, в ГИТИСе в тот год опять набирала Кнебель. И на этот раз Сергей Николаевич стал ее учеником.
В 1980-м главный режиссер Театра на Таганке Юрий Любимов, посмотрев режиссерскую работу Арцибашева по одноактным пьесам Александра Володина «Женщины и дети» и «Любовь» Людмилы Петрушевской, пригласил его в свой театр. В этом же году увидел свет спектакль Сергея Николаевича «Надежды маленький оркестрик...» — к перечисленным произведениям добавилась еще пьеса Семена Злотникова «Два пуделя». Постановке была уготована долгая сценическая судьба. А началась история с того, что одна из студенток актерского курса ГИТИСа Нина Красильникова, перехватив Арцибашева в коридоре института, попросила помочь ей подготовить первые два отрывка, с которыми потом показалась в Театре на Таганке. Их совместное творчество закончилось свадьбой и рождением сына, которого Нина назвала в честь Арцибашева.
Любимов специально для Сергея Николаевича выбил ставку режиссера-постановщика, но его судьба в театре складывалась непросто. Самостоятельно ставить спектакли Юрий Петрович не давал (Арцибашев мечтал о постановке про Цветаеву). Допускал только к совместным репетициям «Бориса Годунова». Конечно, Сергей Николаевич был счастлив работать с мэтром. Как ребенок радовался, что придуманная им за ночь мизансцена утром на репетиции полностью совпадала с решением Любимова.
Арцибашев признавался, что на каждый новый проект дает себе два года. Но они прошли, а он так и не получил постановки, в ожидании которой отказывался сотрудничать как режиссер с МХАТом и «Современником». Однажды не выдержал и заявил Любимову:
— Я — мертвый режиссер.
— Раскричался, мертвый режиссер! Прилечу из Лондона, начнем работать над твоей Цветаевой! — пообещал худрук.
Разговор произошел летом 1983-го, а в сентябре стало понятно, что из Англии Юрий Петрович возвращаться не собирается. Анатолий Васильевич Эфрос, взваливший на свои плечи ношу под названием Театр на Таганке, почему-то воспринимал Арцибашева как любимовского выкормыша. Сергей Николаевич вновь поставил себе срок: остается в штате на два года. Год Эфрос его не занимал, а потом вдруг пригласил в ГИТИС — поставить на своем курсе дипломный спектакль «Уроки музыки». Пообещал: «Получится хорошо, возьмем в репертуар». Однако через год Анатолия Васильевича не стало. А в планы Николая Губенко, который занял освободившееся место, «Уроки музыки» не входили.
Терпеть еще два года, чтобы наладить отношения с новым худруком, Арцибашев не собирался и начал сопротивляться. Губенко его даже чуть не уволил за неуживчивый нрав. Вернувшийся в свое кресло в 1988 году Юрий Петрович воспринял работу Сергея Николаевича с Эфросом как предательство. Мало того что не давал постановок, часто даже не здоровался. Он словно выяснял через Арцибашева свои отношения с Анатолием Васильевичем.
В 1989-м Арцибашеву поступило предложение возглавить Московский театр комедии. Сергей Николаевич объявил, что уходит. И вот тут Любимов спохватился:
— У меня три сцены — бери любую! Ставь, пробуй!
— Юрий Петрович, где вы раньше были? Теперь поздно.
Арцибашев рассказывал, что с трудом подавил соблазн прихватить с «Таганки»... ботинки Высоцкого. В них он играл, введясь на роль, которую когда-то исполнял Владимир Семенович, о чем свидетельствовала его фамилия на подошвах. Лично пообщаться они не успели: через месяц после прихода Сергея Николаевича в театр Высоцкого не стало. Но любовь к нему Арцибашев пронес через всю жизнь. Во многих спектаклях Театра на Покровке можно было услышать песни Владимира Семеновича. А в постановке «Набат» Сергей Николаевич показал Великую Отечественную его глазами.
Уход в Театр комедии совпал с тем, что распалась вторая семья Арцибашева. Не имею права лезть в чужие отношения, скажу только, что ушел он в никуда, оставив бывшей жене и сыну квартиру. А сам пять лет жил в рабочем кабинете. Никаких бытовых условий там не было, даже горячей воды. Сергею Николаевичу непросто дался разрыв со второй женой. Но время лечит, и спустя несколько лет Нина Красильникова стала актрисой Театра на Покровке.
Мой мастер в Щепкинском училище Николай Николаевич Афонин советовал: «Если Арцибашев набирает, старайтесь поступить к нему — это престижно». Специально для показа я подготовила отрывок из «Стеклянного зверинца» Теннесси Уильямса. И попала в точку, потому что созданный Сергеем Николаевичем театр был исповедальным. Пришла с высоченной температурой, чувствовала себя хуже некуда, но видимо, так распорядились свыше — я оказалась в труппе.
Театр комедии уже получил здание на Покровке. Но многие спектакли еще игрались на Ольховке. Именно на этой улице в небольшом двухэтажном домике, в расселенной коммунальной квартире Сергей Николаевич и создавал свой театр. Первые постановки — «Три сестры» и «Месяц в деревне» — прогремели не только в Москве, но и на всю страну.
Однажды после спектакля к Арцибашеву подошли люди, которые жили в квартире, где теперь был зрительный зал. Волновались, что стало с родными стенами, вот и решили взглянуть. Сказали: «Мы не жалеем, что теперь здесь театр. Играли замечательно!» Правда, сосед сверху долго не желал съезжать и устраивал нам сюрпризы, прямо во время спектаклей стучал в пол шваброй. Представьте, играем «Месяц в деревне»: из-за кулис раздается пение петушков, кудахтанье курочек, одним словом — деревенская идиллия! И вдруг на головы актеров проливается душ! У соседа в туалете образовалась дыра в полу, через которую он мог выплеснуть хоть целое ведро. Только после того как Арцибашев пришел к нему лично и выставил на стол бутылку, удалось договориться.
Сергей Николаевич любил, чтобы в спектаклях принимала участие и публика. Например в «Трех сестрах» на именинах Ирины зрители первых рядов сидели с нами за накрытым столом и пили чай с пирогами. В «Месяце в деревне» их угощали молоком. В финале спектакля «Пробное интервью на тему свободы» выносили шампанское в честь дня рождения главной героини.
Наши отношения развивались постепенно: Арцибашев словно «приручал» меня. То найдет незначительный предлог, чтобы зашла к нему в кабинет, то заведет разговор о прошедшем спектакле. Так завязалась наша дружба, которая позже переросла в любовь. Мне было с ним безумно интересно. Однажды усадил в белую «Волгу» и повез на экскурсию по району. Это было так трогательно! «Давай научу тебя водить», — предлагал он, но я боялась.
Мой первый день рождения в театре пришелся на отпуск. Когда все вернулись, Сергей Николаевич пригласил в гости и подарил розы.
— Почему розовые? — удивилась я. Больше любила бордовые, хотя он об этом, конечно, не знал.
— Потому что они нежные, как сама юность, — услышала в ответ.
С тех пор, если куда-то уезжала без него, по возвращении меня всегда ждали цветы.
Мы с Сергеем Николаевичем начали жить в его недавно полученной квартире недалеко от театра. Новый, 1996 год встречали вместе. И с того момента ни одного праздника не провели порознь. Однажды ехали к его брату Александру в гости, но попали в пробку и встретили Новый год в лифте. Обнялись, поздравили друг друга и даже порадовались, что остались вдвоем. Вообще, Сергей Николаевич предпочитал тихие компании. Иногда брал с собой гитару, играл под настроение. А две песни исполнял только для меня: «Дом хрустальный» Владимира Высоцкого и «Ты у меня одна» Юрия Визбора.
Однажды сказал:
— Цыганка нагадала, что у меня будет жена-француженка.
— А мне часто говорят, что похожа на Катрин Денев, — парировала я.
— Ну вот и нашел свою парижанку!
На первых порах мы старались скрывать наши отношения, но разве в театре что-то утаишь?! На работе всегда оставались на «вы», я звала его по имени-отчеству. Особого отношения к себе не требовала, и Арцибашев вел себя со мной, как с другими актрисами. Иногда утром идешь по театру, а его ор уже разлетается по коридорам. Так он заводил сонных актеров, ведь на сцене режиссеру нужна энергетика. Случалось, кричал и на меня. Сергей Николаевич ставил перед артистами очень сложные задачи, которые с ходу не всегда можно осилить. Но поняла я это далеко не сразу. Как-то с криком «Не могу больше!» — убежала в гримерку, расплакалась. Слышу, вопит в зале: «Верните Костину, пусть тут рыдает!»
Личную жизнь Арцибашев старался не афишировать, поэтому первое время, если выходили в свет, никак меня не представлял. Однажды возмутилась: «Обидно. Будто я тебе никто — так, сопровождающая». После этого начал со всеми знакомить.
Родителей Сергея Николаевича я не застала, к сожалению, они рано ушли из жизни. А моих Арцибашев обаял моментально. Мама Наталия Львовна сейчас работает в общественной организации «Деловые женщины России», проводит конкурс «Успех». Отец — риелтор. Думаю, именно он оказал влияние на мой выбор спутника жизни. Во-первых, папу зовут Сергей, такое же имя было и у деда. Во-вторых, отец в юности мечтал снимать кино и интересовался театром, куда водил нас с младшим братом Даниилом. Дома мы вместе писали сценарии, ставили сказки... Не исключено, что именно поэтому я решила стать актрисой.
В двадцать два года совместный быт с мужчиной оказался в новинку. Более того, Арцибашев очень любил борщ, а его я как раз готовить не умела. Постоянно звонила бабушке и вопила в трубку: «Спасай! Дай рецепт!» С годами, конечно, научилась. К тому же Сергей Николаевич в быту был абсолютно неприхотлив.
Когда узнали, что ждем ребенка, Арцибашев разнервничался. Прошлые его браки привели к печальному финалу: после развода дети росли без отца. Думаю, боялся вновь довериться женщине. Да и я еще была совсем молоденькой и неопытной. Никак не могла доказать ему свою любовь и верность. Мы проигрывали это в спектакле «Кабала святош»:
— Ты не обманываешь меня? — спрашивал Арцибашев — Мольер.
— Нет, нет! Как можно это сделать!.. — отвечала беременная я — Арманда.
Улинька, которую играла в спектакле «Мертвые души» сначала в Театре имени Маяковского, а позже и на «Покровке», олицетворяла мечту Чичикова об уютном домике и жене с кучей ребятишек. Наш сын Николай с двух с половиной лет играл одного из них. Забеременев второй раз, я выходила на сцену до пятого месяца. Говорила Чичикову — Сергею Николаевичу: «Приезжайте к нам поскорее, ведь жизнь так коротка и счастье так редко!» На самом деле это была и его мечта.
Арцибашев не сомневался, что первым у нас будет мальчик, ведь до этого у него получались только парни. А через четыре с половиной года после Коли родилась Света. Когда Сергей Николаевич отвез меня в роддом, он зажег дома свечу и молился.
Света тоже с малых лет выходила на сцену. Вот и получается, что в двух постановках мы играли всей семьей: в «Чичикове и Ко» (так на «Покровке» стали называться «Мертвые души») и в «Набате» — последнем спектакле Арцибашева.
Сына мы назвали Колей в честь деда со стороны отца. В какой-то момент он загорелся идеей стать как папа — актером и режиссером. В его пять они написали вместе пьесу «Про храброго мышонка», которого Коля планировал через несколько лет сыграть в «театре Маякотова» (так сын называл «Маяковку»). Вообще, одно время ему казалось, что весь мир — театр. Помню, увидел на прогулке КамАЗ. Спрашивает: «Дядя тоже едет на репетицию?» Пришлось просветить, что на свете существуют и другие профессии.
После рождения дочери Арцибашев начал раскрываться мне все больше и больше. Поменялись и его приоритеты. Раньше он оставался в театре до конца спектакля, чтобы после устроить актерам «разбор полетов». Теперь же все чаще возвращался домой до девяти вечера. И я «одомашнилась». Видимо, неслучайно в детстве на вопрос, кем хочу быть, всегда отвечала: «Мамой!» Конечно, за день, проведенный с детьми, уставала. Вечерами хотелось поболтать с Сергеем Николаевичем, но иногда он честно сообщал: «Целый день разговаривал, прости, больше не в силах». И я не приставала. Арцибашев и дома практически всегда работал: то размышлял над новыми постановками, то «разбрасывал» премии по актерам, то копался в бухгалтерских счетах. Я никогда в режиссерские дела не вмешивалась, порой Сергей Николаевич сам просил прочесть ту или иную пьесу, высказать мнение.
Замечала, что рядом с детьми Арцибашев становился мягче. Убаюкивал дочку под нашу любимую «Ты у меня одна, словно в ночи луна...» Осталась видеозапись со дня рождения его сына Сережи, где Арцибашев поет под гитару, а внучка Вероника танцует. Все его дети так или иначе связаны с музыкой. Сергей стал пианистом — мы всей семьей бывали на его концертах. Коля окончил музыкальную школу, Света еще продолжает в ней учиться. Их отец всегда этого хотел. Вспоминал, как сам в детстве мечтал играть на пианино, но у родителей не было денег на инструмент. И тогда он нарисовал на дощечке клавиши и на них «играл» бесконечные гаммы. Педагога все-таки нашли — расплачивались молоком, благо в семье была своя корова. Однажды учительница сказала его маме:
— Ваш Сережа молодец, столько занимается дома!
Клавдия Герасимовна поразилась:
— Как? У нас же нет пианино!
Если я выматывалась и начинала повышать на детей голос, Сергей Николаевич охлаждал мой пыл: «Криком ничего не исправить». Сын с дочкой его уважали, даже побаивались — папа мог удостоить таким взглядом, что и слов не требовалось. Когда Коля капризничал и я не могла с ним справиться, звонила папе в театр. Он останавливал репетицию и проводил педагогическую беседу по телефону. Лет в двенадцать у Николая заиграли гормоны, я тоже обратилась к Арцибашеву: «Поговори с ним по-мужски». Разговаривали они часа два, и я за это ему безумно благодарна. Кто же мог знать, что тот взрослый разговор с отцом станет для сына последним...
Однажды Коля открыл дверь и не узнал папу: тот пришел домой в гриме персонажа, которого играл тогда в фильме Никиты Михалкова «12»: демократа в очках и с длинными волосами, обрамляющими обширную плешь. На съемках актеры очень сдружились. Сергей Николаевич каждый вечер возвращался с новым анекдотом «от Стоянова». Когда материал смонтировали, Михалков устроил закрытый просмотр — только для двенадцати присяжных. На похороны Арцибашева от режиссера привезли венок с надписью: «От нас, одиннадцати». Сам Никита Сергеевич прийти не смог, его не было в Москве.
Михалкову понравилось работать с Сергеем Николаевичем, он позвал Арцибашева и в «Цитадель». Однажды мы получили приглашение на его день рождения. Там было указано: «Форма одежды — спортивная». Ресторан находился в ангаре, где стояли машины для картинга. И все, начиная с именинника, участвовали в гонках.
Сергей Николаевич часто снимался у мэтров — Владимира Меньшова, Эльдара Рязанова, Игоря Таланкина и его сына Дмитрия... А последней работой стала роль в фильме «Дурак» совсем молодого Юрия Быкова. Согласился, потому что понравился сценарий, во время съемок оценил и режиссерский талант. Быков подолгу репетировал, Арцибашев считал такой подход правильным.
Из киноролей зрителям больше всего полюбился его Дикий Прапор из «ДМБ». Но самого Сергея Николаевича это раздражало: «Будто больше ничего в жизни не сделал!»
Он любил повторять: «Кино для меня как любовница, а настоящая семья — театр». В свое время главный режиссер «Маяковки» Гончаров приглашал его ставить «Жанну». И когда у Андрея Александровича спрашивали:
— Кого бы вы хотели видеть своим наследником? — тот отвечал:
— Арцибашева.
После кончины Гончарова, в 2002 году Сергей Николаевич стал худруком «Маяковки». При этом Театр на Покровке он не оставил.
На новой должности с самого начала все складывалось негладко. Наверное, многие хотели бы оказаться на его месте, но назначили именно Арцибашева. Тогда Сергея Николаевича поддержали известные актеры театра, в частности — Игорь Костолевский и Михаил Филиппов. У них был опыт совместной работы: шестью годами ранее Арцибашев поставил на этих артистов «Женитьбу» на «Покровке». Этот спектакль получил Государственную премию.
В «Маяковке» Арцибашев ставил на Филиппова с Костолевским не один раз. Мне кажется, Игорь Матвеевич вырос в этих спектаклях как артист, ведь что греха таить — у Гончарова он не был в почете, иначе бы не уходил из театра в начале девяностых. Сам говорил в интервью, что Арцибашев давал ему такие роли, о которых актер не мог и мечтать. Костолевский часто приходил к Сергею Николаевичу в кабинет, просил, чтобы с ним поработали индивидуально. И они разбирали роли по нескольку часов. Впрочем, Арцибашев ни от одного актера не отмахивался, всех выслушивал и всем помогал. Порой в ущерб своему здоровью, семье, свободному времени.
Мы бывали у Костолевского в гостях, дружили семьями. Как-то решили устроить сюрприз и явились к нему на Новый год в костюмах Деда Мороза и Снегурочки.
С Михаилом Филипповым тоже сложились хорошие отношения. На премьере спектакля «Карамазовы», в котором я играла как приглашенная актриса, Михаил Иванович, видя, что волнуюсь, чмокнул в макушку: «Маруся, давай!» — и отправил на сцену. С Арцибашевым они познакомились на съемках фильма Рязанова «Небеса обетованные». Там же Сергей Николаевич подружился и с Натальей Гундаревой, которую хотел занять в «Карамазовых». Но жизнь распорядилась по своему усмотрению — актриса заболела. У нас хранится плюшевый барашек, которого Наталья Георгиевна передала на день рождения Коли. После смерти Гундаревой в «Маяковке» был вечер ее памяти. Потом некоторые актеры будут говорить, что в театре не соблюдаются традиции. Пусть это все останется на их совести. Я точно знаю, что Арцибашев ничего не забывал: ни юбилейные даты, ни скорбные...
А вот свое пятидесятилетие Сергей Николаевич отмечал не там, а в Театре сатиры. Идея принадлежала Александру Ширвиндту, с которым незадолго до этого он выпустил премьеру «Орнифля». С Александром Анатольевичем мы дружили. Ездили к нему на дачу, вместе рыбачили. В общении Ширвиндт довольно простой, нашему сыну сразу сказал: «Зови меня дедушка Шура». Сергей Николаевич обращался к нему «маэстро», тот в ответ звал его Сережечка. Дарил Арцибашеву табак и преподнес несколько трубок из своей коллекции. На некоторых даже видны отпечатки его зубов.
А что касается Театра имени Маяковского... Как только Сергея Николаевича назначили худруком, артисты заволновались: а не перетащит ли он за собой актеров с «Покровки»? Когда этого не произошло, началось «шуршание» на тему, что, мол, новый режиссер разрывается между двумя театрами и это не на пользу обеим труппам. Да не разрывался он! Все силы бросил на актеров, доставшихся ему в наследство от Гончарова. Репетировал с ними с утра и до поздней ночи. На «Покровке» практически не появлялся, чем даже вызывал у нас ревность.
На сцене «Маяковки» я играла как приглашенная актриса в четырех постановках. Если Арцибашев видел, что роль мне подходит, предлагал попробовать, как случилось, например, с «Опасным поворотом», куда вводилась сразу после рождения дочки. Кормила ее за кулисами в перерывах между репетициями. От чего-то я отказывалась сама, понимая, что это «не мое». Может, за спиной и шептались, что Сергей Николаевич продвигает свою жену, но в лицо не говорили, никакой неприязни я не чувствовала. Мы очень подружились с Дашей Поверенновой и Наташей Коренной, с которыми играли в «Трех сестрах». Они всегда меня поддерживали.
Конечно, кто-то был недоволен, без этого трудно представить себе театр, который не зря называют «террариумом единомышленников». Но произошедшее в начале 2011 года стало для нас шоком. В феврале Сергея Николаевича пригласили на собрание труппы «Маяковки». Вдумайтесь: худрука! Инициативная группа предъявила целый ряд претензий, которые не имели к нему никакого отношения. Он был готов к обсуждению, компромиссам, но актеры поставили ультиматум: Арцибашев должен уйти!
После этого с позволения сказать собрания, которое иначе как «Ату его, ату!» не назовешь, Сергей Николаевич попал в больницу. Пока он там находился, актеры Театра имени Маяковского опубликовали открытое письмо, в котором потребовали увольнения худрука. Первыми его подписали Игорь Костолевский, Михаил Филиппов и Евгения Симонова. Думаю, участие Евгении Павловны можно списать на то, что она давно затаила обиду на режиссера: он отказал в постановке пьесы, которую эта актриса принесла ему «для себя». Сказал: «За такую пошлость никогда не брался и не собираюсь!» Но Костолевского с Филипповым Сергей Николаевич поднял как артистов до колосников — выше некуда. И получил вот такой удар — даже не под дых, а в спину вместо благодарности.
Сергея Николаевича обвиняли, например, в том, что здание театра находится в плачевном состоянии. Но какое отношение имеет худрук к тому, чем должен заниматься директор? Утверждали, что он мало ставит. Однако за девять лет работы увидели свет двенадцать спектаклей. Не устраивало, что некоторые спектакли дублируют афишу «Покровки». Смешно, но инициативная троица с удовольствием выходила на сцену «Маяковки» в дубле «Покровки» — гоголевской «Женитьбе». Костолевский с Филипповым до сих пор в ней играют.
Кадровых реформ Сергей Николаевич не проводил, никого не увольнял. Пожилой Татьяне Карповой — ее не стало совсем недавно на сто третьем году жизни — давал возможность играть в филиале на Сретенке, после занавеса в гримерной каждый раз целовал ей руку. Многие спектакли ставил в два состава, чтобы была занята вся труппа. Однажды «Три сестры» выпали на сороковой день после смерти мужа одной из актрис, так Арцибашев ее раз сто спросил: «Ты в состоянии сейчас выйти на сцену?», хотел вызвать исполнительницу из второго состава, но артистка сама попросила не делать этого, сказав, что на сцене ей будет легче.
Поддерживали «революцию» не все, например Александр Лазарев и Светлана Немоляева заявляли о несправедливости обвинений. На сторону Сергея Николаевича встали Галина Анисимова, Даша Повереннова, Даня Спиваковский, Игорь Кашинцев... Татьяна Михайловна Карпова написала письмо в защиту главного режиссера для худсовета. Но это же не выборы, где важно количество голосов... Арцибашева убил сам факт происходящего. Особенно впечатлял финал письма, в котором говорилось: «Мы не ставим задачу дискредитировать Вас как режиссера или унизить как человека, но при этом хотим видеть на месте художественного руководителя талантливого, профессионального, порядочного, высококультурного человека, за которого не было бы стыдно». Ну бред же!
Инициативная группа собиралась выступить на худсовете, потом на пресс-конференции, которую созвали, чтобы заручиться поддержкой СМИ. Думали, что Арцибашев будет сопротивляться, а Москва насладится их собственной постановкой. Такой радости Сергей Николаевич артистам не доставил. Приняв решение уйти, он «забыл» проинформировать об этом зачинщиков, которым пришлось отменять и худсовет, и пресс-конференцию. Мне Арцибашев тогда сказал: «Мог бы еще побороться, но как потом работать с этими людьми, смотреть им в глаза?» Естественно, я тоже отказалась от всех ролей в «Маяковке».
Знаю, что эта же инициативная группа потом сто раз пожалела о том, что так лихо расправилась с Арцибашевым. Симонова даже бросила в сердцах: мол, дураки мы! Надо было от директора избавляться, а главного режиссера оставить. За порядок слов эмоциональной Евгении Павловны не ручаюсь, но смысл верный.
Арцибашев потерял не театр, нет — у него оставалась созданная им «Покровка». Он утратил веру в тех, кто еще недавно называл себя его друзьями. Но самое ужасное, что так и не понял, почему с ним так поступили! Ведь за причинами, указанными в письме, должно было скрываться что-то еще... Сергей Николаевич постоянно задавался этим вопросом и не находил ответа — в чужую голову не влезешь. Четыре последних года жизни он работал над своей обидой — пытался случившееся простить и принять. Эта ситуация подтолкнула Арцибашева к Богу: он начал исповедоваться, поститься, читать духовную литературу, мы всей семьей ходили на воскресные службы.
В тот непростой период вновь ждали ребенка. Знали, что будет дочка. Врачи сказали, что третьи роды могут стать непредсказуемыми и произойти на позднем сроке в любой момент. На девятом месяце отправили детей к бабушке на дачу, а сами сидели в Москве. Сергей Николаевич от меня не отходил, но поскольку не мог оставаться без работы, вызывал во двор молодых артистов «Покровки»: третью версию «Трех сестер» они репетировали у подъезда на лавочке.
Близился мой день рождения, и я умоляла дочку подождать. Она послушалась: мы отпраздновали вдвоем с мужем в ресторане при свечах, а через три дня родилась Настя. Когда начались схватки, Арцибашев заволновался:
— Поехали?
— Подожди, не понимаю, рожаю или нет...
— У тебя же третий ребенок! Ты не понимаешь — я понимаю! Поехали!
Усадил меня в машину. В дороге схватки усилились, и как только вошла в палату, сразу родила. Арцибашев даже закурить не успел, как ему позвонила:
— У меня все.
— Как так?!
Он пришел к нам на следующий день, память о котором хранит фотография: Сергей Николаевич трогательно улыбается нашей Асе — так папа звал дочку.
Арцибашев рассказывал на репетициях, как однажды гулял на свадьбе в коммунальной квартире, где в соседней комнате в то же самое время были поминки. В жизни горе и радость идут рука об руку... Где-то через полгода после рождения малышки ушел его брат: решил проверить сердце и умер во время обследования. Александр — известный писатель, был всего на два года старше. Сергей Николаевич очень тяжело переживал его смерть.
Расстраивало и то, что в помещении театра уже два года продолжался капитальный ремонт. Несколько раз на спектакле загоралась проводка, и в здании на Покровке работать стало опасно. Репетировали мы в старом здании театра на Ольховке, играли — и сам Арцибашев в первую очередь — на различных площадках, включая актовые залы московских школ. Вот так странно закольцевалась жизнь народного артиста России, лауреата двух Государственных премий. С Ольховки Арцибашев начинал создавать свой театр, там же его театр и закончился. Вместо того чтобы репетировать в полную силу, он вынужден был заниматься ремонтом, который осложнялся судом (рабочие растратили деньги), приходилось выбивать дополнительные средства... Все это страшно выматывало.
Последний спектакль нашего с ним дуэта — «Арбенин», где Сергей Николаевич играл главную роль, а я была Ниной. Этот малоизвестный вариант знаменитого лермонтовского «Маскарада» до Арцибашева никто никогда не ставил. В отличие от классического, в нем главный герой не убивает Нину, а просто уходит от нее.
— Вы возвратитесь? — спрашивает одна из героинь.
— Никогда, — отвечает Арбенин.
В июне 2015 года, перед тем как разъехаться в отпуска, актеры спросили:
— Какие планы на новый сезон?
Худрук ответил странно:
– Не знаю, посмотрим, кто придет.
В сентябре мы собрались уже без него...
Когда задала тот же вопрос дома, Сергей Николаевич ответил: «Никаких идей нет. Пока не решил». Мне кажется, он интуитивно предчувствовал скорый конец. За три месяца до этого обратился к другу:
— Помоги с местом на Ваганьковском. Во-первых, там Высоцкий, во-вторых, жене и детям будет удобно ко мне ходить.
Мы живем в том же районе. Приятель изумился:
— Что ты надумал? — но просьбу выполнил.
За две недели до ухода Арцибашев исповедался, духовник потом говорил, что спокоен за его душу.
Сергей Николаевич любил ставить себе сроки под определенные задачи. В юности заявил: «В двадцать пять стану режиссером, в тридцать пять возглавлю театр, а в сорок шесть умру». Первые две цифры почти угадал, а с третьей случилась мистическая история. Сорок шесть ему исполнилось, когда мы уже жили вместе. Для него это был кризисный момент. Как-то проснулся ночью от того, что сильно заболело сердце. И рассказал про странный сон, который увидел. Будто его везут в чистилище и он знает, что оттуда есть два пути: вверх по лестнице — в черный замок и вниз по тропинке — к реке, где ждет корабль, отправляющийся назад, на землю. Арцибашев был уверен, что та ночь едва не стала для него последней. Поняв, что еще поживет, установил для себя новый срок: «Умру в семьдесят семь». И меня заставил в это поверить. А ушел в шестьдесят три...
О его смерти что только не писали. Кто-то пустил слух, будто Сергей Николаевич шесть лет боролся с онкологией. Даже друзья звонили: «Почему мы ничего не знали?» Да потому, что это неправда! Я потеряла его из-за банального гриппа. Заболев, он обратился к врачу, но от госпитализации отказался. Жили мы тогда на даче. Я за ним ухаживала. И вдруг температура перестала сбиваться. Когда увидела, что Арцибашев не может встать, подняла тревогу, однако скорая, услышав «простой» диагноз, выезжать отказалась. Я позвонила его третьему сыну (Александр появился на свет в результате романа с актрисой саранского театра Софьей Вельмакиной незадолго до нашей встречи) — он работал в Театре на Покровке водителем. Доставили Сергея Николаевича в московскую больницу. Но врачи засуетились, только когда Саша начал кричать на них: «Сделайте что-нибудь, это же народный артист!»
Арцибашева увозили в реанимацию, и я видела страх в его глазах. Все время повторял: «Маша, Маша...» «Дорогой, — тихо сказала я, положив ему руку на лоб. — Все будет хорошо!» А оказалось, что это было наше прощание. Утром Арцибашева не стало. Сердце, на котором несколько лет стоял кардиостимулятор, не выдержало нагрузки.
Хотела похоронить Сергея Николаевича в одном из белых костюмов. Они так ему шли, что я восклицала:
— Принц, просто принц!
— Ты о чем, присмотрись повнимательнее! — смеялся Арцибашев.
Но окружающие меня не поняли бы. На похороны пришли и актеры «Маяковки». Вот только Костолевский с Филипповым не нашли времени, а может, и сил, чтобы сказать последнее прости человеку, который так много для них сделал.
В театре я отработала еще один сезон, после которого новый главный режиссер Геннадий Шапошников сначала предложил уйти в творческий отпуск под благовидным предлогом: «У тебя же дети!» А потом и вовсе забрать трудовую книжку.
Он прав. У меня — дети! Наши с Сергеем Николаевичем. И им точно так же, как и мне, были отданы их трудовые книжки. Театру, который создал Арцибашев, его семья оказалась не нужна.
Коле уже пятнадцать. После смерти папы он категорически отказался становиться актером или режиссером. Даже слышать об этом не хочет. Десятилетняя Света, напротив, пересматривает мои сценические фото и мечтает быть как мама — актрисой. Настя не помнит нашей счастливой семейной жизни — ей и двух лет еще не исполнилось, когда потеряла отца. И активной театральной деятельности родителей она тоже не застала. Недавно спросила: «Мама, а ты кем работаешь?»
Так получилось, что с уходом Арцибашева для меня закрылась и дверь в профессию. Возможно, на время, а может быть — навсегда. Что будет дальше — не знаю. Просто не думаю на эту тему. Уверена лишь в одном: Сергей Николаевич навсегда останется со мной. В наших с ним детях, в моей памяти, на фотографиях, в фильмах, записанных спектаклях. Сегодня мы с детьми учимся жить заново. Без Арцибашева.
Благодарим салон французской мебели «Ришелье» за помощь в организации съемки.
Подпишись на наш канал в Telegram