«Однако не все так безоблачно было в отношениях Антонио и мамы. Улыбчивый испанец ревновал актрису Римму Маркову ко всему: к коллегам, к друзьям, к работе, даже к стране. Мама была отчаянной патриоткой и никогда и подумать не могла, что покинет родину. А Антонио, в свою очередь, тянуло в Испанию, там были дом, работа, родственники и друзья. К тому же он с трудом переносил принятый в актерской среде «семейный» стиль отношений: все эти поцелуйчики, объятия, компании, которые собирались у нас дома. Когда мама первый раз поцеловалась с каким-то мужчиной, Антонио весь побелел».
Мой дедушка Василий Демьянович, основатель актерской династии Марковых, сам никогда не учился на актера. Простой крестьянин, он от природы был великолепным рассказчиком, вокруг него всегда собирались толпы слушателей. Однажды свидетелем его импровизированного выступления стал режиссер Саратовского драмтеатра и сразу позвал талантливого молодого человека в труппу. С тех пор актерская жизнь заставила дедушку и всю его семью поколесить по стране, он играл в театрах в разных городах — Саратове, Кинешме, Якутске, Вологде, Махачкале. Бабушка Мария Петровна в театре освоила профессию гримера-парикмахера, а дети — Римма и Леня — выходили на сцену в качестве актеров. И первый успех не заставил себя долго ждать. В пьесе «Дети улицы» они сыграли беспризорников с трагической судьбой. Только роль мальчика пришлось отдать боевой и пробивной Римме, а мягкий, стеснительный Леня, блондин с ангелоподобной внешностью, сыграл девочку. И так пронзительно это сделал, что зрители плакали. В финале его героиня умирала, и в зале многим становилось плохо. После нескольких обмороков у театра стала дежурить скорая помощь. Маленьких актеров ждали у служебного входа, давали им конфеты, хлеб. Римма наслаждалась успехом, Леня стеснялся. Но оба поняли, что быть актерами — очень даже неплохо. Мама, а потом и дядя поступили в актерское училище при Вологодском драмтеатре и окончательно решили связать свою судьбу с этой профессией. Лидия Ротбаум, одна из педагогов училища, ученица знаменитого актера Ивана Берсенева, бывшего тогда худруком Театра имени Ленинского комсомола в Москве, сразу заметила талант юных актеров, и с ее рекомендацией дедушка повез детей в столицу. Берсеневу Римма и Леня понравились, и он пообещал деду, что возьмет их к себе в студию, набор в которую должен был состояться через полгода. К тому моменту семья уже оказалась в Махачкале, где для деда нашлась работа в местном театре.
Как дедушка с бабушкой отпустили 19-летнюю маму и 17-летнего дядю одних завоевывать Москву, без денег и связей, сейчас представить нельзя. Маме сшили платье, достали туфли, отец отдал Лёне свой единственный костюм, который висел на дяде как на вешалке. В дорогу бабушка собрала детям чемодан груш на продажу, чтобы выручить деньги на устройство в Москве. И с этой единственной «ценностью» ребята отправились через всю страну в столицу...
В Театре имени Ленинского комсомола, в толпе поступающих, нарядных и, как казалось маме, необычайно талантливых, они с братом растерялись и приуныли. Когда мама вошла в комнату с членами приемной комиссии, она так оробела, что, начав читать стихи, тут же забыла слова. Берсенев пытался ей помочь: «Вы же танцевать умеете». — «Нет...» (Хотя все она умела!) «А петь?» — «Нет...» Тем не менее и ее, и прочитавшего что-то Леню вызвали на следующий тур, показывать актерские этюды. Дяде достался орангутанг. И вот этот стеснительный мальчик вскакивает на стол и начинает, громко ухая, перебирать волосы и хватать за руки членов приемной комиссии! Раздался хохот, а Леня, спрыгнув со стола, убежал из аудитории. Мама тоже не растерялась, смешно показала верблюда...
Берсенев выполнил обещание, и вот уже мама с братом — московские студенты. Узнав о том, что их приняли, они пешком обошли весь центр столицы — никак не могли успокоиться и наговориться. Но оставался важный вопрос: на что им жить, а главное — где? Выручить сколько-нибудь от продажи груш не удалось — коммерсантов из них не вышло. Ночевали на вокзале, спали урывками, бегали от милиционеров. Жилье училище тогда не предоставляло, времена были тяжелые, только закончилась война... Заметив, что мама приходит на занятия невыспавшейся, Берсенев поинтересовался: «А вы где живете?» — «На вокзале...» Иван Николаевич был потрясен и занялся устройством их быта. На первое время Римме и Лёне разрешили ночевать в театре. Им выделили закуточек три на три метра в бывшей дворницкой. Но мама с братом все равно были счастливы. Утром, умывшись в туалете, садились на диванчик в фойе театра и смотрели на звезд «Ленкома», которые проходили мимо: Серову, Гиацинтову, Бирман. Мама вспоминала, что однажды Серова подарила ей два куска мыла — хозяйственное и земляничное. Это был царский подарок по тем временам. В театре маму с братом называли фаворитами Берсенева, он действительно их очень любил. Единственных из всех студентов взял во вспомогательную группу актеров, которые выходили на сцену в спектаклях и зарабатывали хоть какие-то деньги. Конечно, на еду их не хватало, выручали родители. Чтобы прокормить детей, дедушка с бабушкой ночами подрабатывали грузчиками на мясокомбинате. Летом дети приезжали в Махачкалу на каникулы, отъедались фруктами. Главную роль в выживании в столице играла мама. Находчивая, пробивная, она решала все бытовые проблемы. Дядя был как большой ребенок, но именно он первым начал получать главные роли в театре.
Мамин успех был еще впереди. Знаменитой на всю Москву ее сделала роль Фроси в спектакле «Вторая любовь», которую она сыграла уже после окончания учебы. На премьере великая балерина Майя Плисецкая обняла маму и расцеловала, Алексей Дикий, главный режиссер Большого драматического театра, похвалил ее и подарил... шоколадку. Все сходились во мнении, что на театральном небосклоне столицы взошла новая звезда — Римма Маркова. Маме казалось, теперь ее судьба резко изменится.
Так и случилось. Но только эти изменения были не в лучшую сторону. Их с братом друг и покровитель внезапно скончался. В театр пришел новый руководитель, которому нужно было освободить место для своей дочери. Именно то, которое занимала мама. Для этого организовали специальное собрание, протоколы которого я лишь недавно прочла, разбирая архивы. Там все говорили то, что положено, абсолютно бездушные, выверенные речи. Но несколько человек встали на защиту мамы. Они же потом написали письмо в ЦК КПСС, где рассказали об этой ситуации. Мама заперлась на три месяца дома, страдала и плакала. И вдруг ее вызывают в отдел культуры ЦК. Начальник увидел маму и говорит: «Я очень занят, у вас десять минут». А она в ответ: «Я буду говорить три часа. И если вы меня не выслушаете, я немедленно, прямо здесь, выброшусь из окна». В результате ее восстановили в театре, но она сразу же написала заявление об уходе — не могла оставаться там, где с ней так несправедливо поступили. Мама вообще была очень гордой женщиной, и очень многие решения в ее жизни связаны с этим свойством характера...
После окончательного ухода из Театра имени Ленинского комсомола мама устроилась в «Москонцерт», ездила по всей стране с агитспектаклями. Как правило, по районным центрам, поселкам, в ужасных условиях, на грузовике, на лошадях, выступая по сельским клубам, зарабатывая копейки. Жила в рабочих общежитиях, в «домах колхозника». На таких гастролях она и познакомилась с моим отцом, Владимиром Никитиным. Он был аккомпаниатором, баянистом — красивый, высокий, статный, черноволосый, женщинам очень нравился. Папа эффектно ухаживал, и мама влюбилась. Но потом пути их разошлись: папа уехал к себе в Куйбышев, а мама — в Москву. Через некоторое время она поняла, что беременна, и очень обрадовалась — давно хотела ребенка. А через три месяца папа сам приехал в Москву, нашел маму и, даже не зная о ее положении, сделал предложение. Они поженились, папа устроился в тот же «Москонцерт», аккомпаниатором к самой Лидии Руслановой. Когда я родилась, он полюбил меня безумно...
Их брак, я считаю, разрушила гастрольная жизнь. Папа, эффектный, интересный мужчина, пользовался большим успехом у женщин. До мамы постоянно доходили слухи о его увлечениях. Она не хотела верить, до тех пор пока не нашла у него в кармане любовную телеграмму одной актрисе, не буду называть ее имени. Вероятно, красивый мужчина не может принадлежать только одной женщине... Мама долго боялась в это поверить, но потом пришлось. Она порвала с отцом сразу. Подала на развод, отказала ему во встречах со мной, попросила больше не звонить. Папа ответил: «Приду посмотреть на свою дочь, когда ей исполнится 16 лет». Прошли годы, мама остыла и зла на него совершенно не держала. Позже я узнала, что ее подруга, у которой мы бывали на даче, и есть та самая актриса «из телеграммы». Я удивлялась: «Как ты с ней дружишь? Ты ведь из-за нее с отцом разошлась!» Мама ответила: «А чем она виновата, что так получилось? Да и было ведь это давным-давно».
С папой я действительно увиделась только в 16 лет. Так вышло, что мама случайно встретилась с ним на рынке. Мы с бабушкой и дедушкой жили на даче в Подмосковье. Ждали маму с покупками. И вот она заходит с неизвестным мне мужчиной и объявляет: «Знакомься, Таня, это твой отец». Я в ужасе, потому что мне бабушка и дедушка всю жизнь внушали, что он пьяница, альфонс, что мама тащила на себе всю семью. Но папа выглядел абсолютно нормально, а пообщавшись с ним, я поняла, что он, возможно, несколько инфантильный, но абсолютно бескорыстный человек. Желая сделать мне подарок на день рождения, он в тот же день повез меня к себе. Открыл шкаф, вынул оттуда шубу своей жены и хотел ее мне подарить. Я отказалась... Он тогда был женат неизвестно в какой раз. Может быть, действительно мама была права и не стоило винить ту актрису в их расставании? Ведь она с отцом тоже пробыла совсем недолго.
Маму начали приглашать в кино еще до моего рождения. Сначала это были какие-то совсем небольшие роли в фильмах «Рядом с нами», «Крылья». А потом ее заметил режиссер Алексей Салтыков и пригласил на главную роль в своей картине «Бабье царство». Я тогда уже ходила в школу, с нами жила бабушка, и я помню, что мамы никогда не было дома. Она пропадала в киноэкспедициях, на натурных съемках. И никаких каскадеров, дублеров. Она рассказывала, что, когда нужно было, чтобы ее героиня правила лошадью, стоя на телеге на полном ходу, ей пришлось сделать это самой. Было очень страшно, но она справилась.
После выхода фильма на экраны маму я чаще видеть не стала, даже наоборот. Ее приглашали на кинофестивали, актерская карьера пошла на взлет. Честно говоря, я так и прожила под присмотром бабушки лет до тринадцати. «Бабье царство» сильно изменило мамину жизнь. В Испании, куда она отправилась, чтобы представлять картину, мама познакомилась с инженером Антонио Хосе Гарсией Гонсалесом. Ребенком он жил в СССР, учился здесь, знал русский язык как родной, и его попросили сопровождать советскую делегацию. Фестиваль закончился, мама уехала, но Антонио не мог ее забыть. Прилетел в Москву и сделал предложение. Вскоре они поженились. Ради того, чтобы жить вместе, Антонио поначалу был готов переехать в Москву, найти здесь работу, с его знанием языка это было несложно. Мама никогда не предлагала Антонио жить в нашей квартире, вероятно, они где-то снимали жилье. Может быть, еще и потому, что я сразу приняла его в штыки. Это был замечательный, добрый человек, но я безумно ревновала его к маме, которая впервые за многие годы начала уделять мне свое свободное время. С появлением этого мужчины в нашу семью пришло благополучие. Мама была счастлива и словно расцвела. У нее появились шуба, множество платьев и украшений. Меня тоже приодели, помню замшевые сапоги, джинсы, какие-то красивые платья, а еще фломастеры, жевательную резинку и иностранные открытки с потрясающими видами Испании. Перелом в моем отношении к Антонио случился, когда мы все вместе поехали отдыхать на юг и сняли в Сочи роскошный люкс с видом на море. Именно тогда я поняла, что Антонио очень любит маму и делает ее счастливой. Несмотря на мое поведение, он все время смотрел на меня с такой добротой! И сердце мое растаяло.
Но не все так безоблачно было в отношениях Антонио и мамы. Улыбчивый испанец ревновал актрису Римму Маркову ко всему: к коллегам, к друзьям, к работе, даже к стране. Мама была отчаянной патриоткой и никогда и подумать не могла, что покинет родину. А Антонио, в свою очередь, тянуло в Испанию, там были дом, работа, родственники и друзья. К тому же он с трудом переносил принятый в актерской среде «семейный» стиль отношений: все эти поцелуйчики, объятия, компании, которые собирались у нас дома. Когда мама первый раз поцеловалась с каким-то мужчиной, Антонио весь побелел. Мама успокаивает его: «Ты что, это же мой друг, мы с ним вместе учились, вместе снимались». А для испанского мужчины это было просто немыслимо: ну как это, его жену кто-то целует или обнимает? И в конце концов Антонио сказал: «У меня в Испании работа, там деньги, там дом. Давай поедем туда. Только ты, конечно, не будешь заниматься актерством. Родишь ребенка...»
Для мамы это было немыслимо. Популярность, расцвет карьеры пришли к ней слишком поздно, маме было уже за сорок. И бросить любимую работу, творчество ради жизни домохозяйки в чужой стране, без языка, без друзей... Да и я наотрез отказалась бы поехать с ними. Не нужно забывать и родителей, и любимого брата, которого мама продолжала опекать как сына. В общем, она сказала: «Нет, я не поеду». И Антонио отправился к себе на родину один...
Наверное, это для кого-то звучит странно — не могла оставить брата. Брату-то уже 40 лет! Леонид Марков более десяти лет успешно проработал в Театре имени Ленинского комсомола, потом в Театре имени Пушкина, затем в Театре имени Моссовета. В середине семидесятых произошел и прорыв в кино. Он снялся в одной из главных ролей в «Красном и черном» Герасимова. Сыграл роль Урбенина в фильме «Мой ласковый и нежный зверь» Эмиля Лотяну, в знаменитой комедии Рязанова «Гараж» создал образ профессора, ушедшего к «смазливенькой любовнице». Сколько его помню, дядя был исключительно интеллигентным, скромным и очень застенчивым человеком. Может, потому ему и удавалось так хорошо играть героев XIX века. Он же еще великолепно рисовал. На всем, что попадется под руку. Знаете, какая-нибудь дощечка от ящика, он возьмет и набросает на ней пейзаж. А ведь нигде не учился.
Почему-то актеры любят рассказывать байки о похождениях дяди, мол, пил, за женщинами бегал. Я никогда в жизни его не видела не то что пьяным, даже выпившим. Что касается женщин, то это скорее они за дядей ухаживали. Он женщинам очень нравился. Но дядя Леня долго не мог найти свою половинку. Несколько раз женился, и каждой его избраннице приходилось принять тот факт, что главная в жизни дяди — сестра. Они ее воспринимали как требовательную свекровь. Мама и вела себя так. Выжидала, например, когда брат с женой поедут в гости к друзьям, а сама отправлялась к ним в дом, делала уборку, приводила вещи брата в порядок, готовила. Все ради любимого Ленечки! Неудачный третий брак довел дядю до депрессии. Он даже перестал ходить на работу в театр. К счастью, там знали, что сестра способна поднять его на ноги. Позвонили Римме, она пошла на квартиру к брату, отругала его, заставила встать с дивана, привела в приличный вид и отправила на репетицию. Леонид Васильевич ее во всем слушался, так привык с детства. Дяде Лёне было уже 43 года, когда он встретил Лену, инженера по профессии, они познакомились где-то на съемках. Новая супруга была на 17 лет моложе мужа, но они были родственные души. Мы поражались, что дядя Леня и Лена так много времени проводят вместе и не могут наговориться. Им никогда не было скучно вдвоем. И произошло неизбежное: найдя свое счастье, дядя стал меньше внимания уделять сестре. Но мама была этому даже рада. Она поняла, что брат теперь в надежных руках.
Еще одним мужчиной, к которому мама относилась почти как к брату, был Иннокентий Смоктуновский. Он сам считал ее своей крестной в профессии. Римма Маркова — одна из тех, благодаря кому Иннокентий Михайлович принял решение отправиться в Москву пытать счастья на столичных театральных подмостках. Было это так: мама с дядей приехали в Махачкалу, к родителям на каникулы. Дедушка им сообщил, что в театре появился необычайно талантливый артист — Смоктуновский. Мама и Леня пошли посмотреть на Хлестакова в его исполнении. После спектакля выразили свое восхищение Смоктуновскому и в один голос сказали: «Вам надо в Москву!» Для Иннокентия Михайловича они были такими «столичными штучками», мнение и пример которых имели решающее значение. Через год он уже служил в Театре имени Ленинского комсомола и там же встретил свою будущую жену, Суламифь, которая работала в театре костюмером. Кстати, на какое-то время Смоктуновский нашел приют в той самой каморке, где, будучи студентами, ночевали мама и дядя Леня.
Прославившись, Иннокентий Михайлович никогда не забывал о той судьбоносной встрече с моей мамой, говорил: «Римма, сестра моя! Без тебя не было бы меня». Всю жизнь наши семьи дружили, и когда тяжело заболела моя бабушка, Иннокентий Михайлович приезжал к ней в больницу, чтобы поддержать. Смоктуновский всегда помнил, как когда-то бабушка тепло принимала и подкармливала молодого актера. Я бывала в доме Иннокентия Михайловича, видела его дочь Машу, которая только окончила хореографическое училище. Она танцевала в театре, уже начинала сниматься вместе с отцом в кино. И со вдовой Смоктуновского я общалась до последних дней ее жизни.
Другая дружба мамы, с Нонной Мордюковой, могла бы и не сложиться. Ведь в картине «Бабье царство» должна была играть Нонна Викторовна, а роль отдали маме. Позже, несмотря на соперничество, они подружились. Мы жили рядом, и Нонна Викторовна была частой гостьей в нашем доме. Это по ее протекции Михалков пригласил маму на яркую роль администратора гостиницы в картину «Родня». Когда Нонна Викторовна рассказала Никите Сергеевичу, что моя мама увлеклась карате, он ответил: «Это обязательно нужно использовать!» И придумал эпизод, где администратор гостиницы разучивает приемы карате... Да, у моей мамы было такое увлечение, и не у нее одной. Когда при Театре киноактера организовали курсы, туда пошли Надежда Румянцева, Зинаида Кириенко... Маме уже точно было за пятьдесят, когда она начала, но занималась очень долго, с увлечением.
Мама дружила лишь с теми, кому не мешало одно своеобразное ее качество — она не могла говорить неправду. Для мамы даже сказать кому-то по телефону, что меня нет дома, по моей просьбе было трудно! Совершенно не могла ни в чем притворяться. Я кипятилась: «Это же элементарно. Ты же актриса! Скажи: «Ее нет дома». И положи трубку». Она отвечала: «Я не могу врать». Тем, кто любил лесть и похвалу, в компании Марковой было некомфортно. В ней не было никакой двойственности. Мама в жизни всегда оставалась самой собой. Если ей человек неприятен, она не только не станет с ним общаться, но зачастую скажет ему это прямо в лоб.
Так произошло с режиссером Бекмамбетовым, прославившимся фильмом «Ночной дозор». Тимур предложил ей роль ведьмы, как он говорил, потому, что увидел, как она сыграла волшебницу в какой-то сказке. Я, правда, не припомню, чтобы мама в чем-то подобном снималась. Бекмамбетов пришел к нам такой обаятельный, милый... Мама, как, кстати, и ее подруга Мордюкова, мгновенно очаровывалась — сразу вся душа нараспашку. Если ей человек нравился, не важно, что про него говорят: вот люблю, и все. И она совершенно не насторожилась, когда Тимур ей сказал, что весь сценарий еще не готов, а есть только ее кусок. Мама согласилась, не представляя, о чем фильм. Она думала, что играет аферистку, не знала, что это роль колдуньи, ведьмы. При этом мама всю жизнь сторонилась таких ролей, не любила мистику, опасалась вторгаться в эту область. Ей в свое время предлагали Вангу играть, она отказалась, несмотря на то что могла бы заработать хорошие деньги. В результате, когда вышел «Ночной дозор», мама очень тяжело переживала. Во-первых, она обиделась, что режиссер, можно сказать, смухлевал, не дал ей весь сценарий. Во-вторых, ее обижали высказывания коллег из старой гвардии, что, мол, все они якобы отказались от этой роли, а вот Маркова согласилась! Она даже со священником советовалась, он ее успокаивал... Правда, после выхода фильма на маму обрушился такой вал популярности, ее стали приглашать в другие картины, брали интервью, звали на телевидение. Но, думаю, во вторую часть «Дозора...» мама пошла не из-за славы, а из чувства ответственности. Несмотря на свою обиду, она понимала, что в продолжение не могут взять другую актрису. Были ли какие-то материальные выгоды? Ну да, гонорар за «Дозор...» позволил нам починить забор на даче... Но никакими деньгами нельзя измерить то, как эта вдруг свалившаяся на маму популярность изменила ее жизнь. На 80-м году жизни у нее началась третья молодость. Последние годы мамы прошли очень активно. Но несмотря на занятость, на проблемы со здоровьем, она старалась заботиться обо мне и о близких так же, как привыкла это делать всю жизнь. Последние ее слова были: «Как охраняла вас на земле, так и буду охранять с небес». И я думаю, это так и есть.
2020 год
Помню, я собирался в Испанию и поделился планами с Риммой Васильевной. А она мне говорит: «Зачем ты едешь в эту Испанию? Высушенная пустыня, абсолютно неинтересная страна». Я, конечно, поехал. В Испанию влюбился, отдыхал в Сан-Себастьяне, это великолепный европейский курорт, где на побережье стоят дворцы испанских королей. Возвращаюсь в Москву, встречаюсь с Марковой, делюсь своими восторгами. А она опять: «Ничего не понимаю... Что там может нравиться?! Была я в этой Испании, и именно в Сан-Себастьяне...» Потом я узнал ее историю. В 1968 году на Международном кинофестивале в Сан-Себастьяне Маркова удостоилась приза за роль в советском фильме «Бабье царство». И в нее там влюбился испанец, да еще какой! Аристократ и инженер Антонио Гонсалес. Общаться им было нетрудно: он знал русский язык, так как когда-то учился в Москве. Расставаясь с Риммой, попросил ее телефон и адрес. Маркова, конечно, ему их оставила. Но иллюзий не питала: больше они не увидятся. И вдруг испанец прилетает в Москву — он совсем потерял голову от любви. И Римма отозвалась на ухаживания красивого галантного мужчины. Да и подруги-актрисы хором уговаривали: «Такого мужика терять нельзя». В общем, она вышла замуж за Антонио... Брак был гостевой: у мужа в Испании — бизнес, у жены в России — кино. При этом Гонсалес изнывал от ревности. Когда в очередной раз зашел разговор о том, чтобы Римма переехала к нему в Испанию, она сказала окончательное «нет». «Я отчетливо понимала: оставить Родину не смогу», — объясняла Маркова. Антонио уехал. Навсегда. Когда я узнал об этом, мне стало понятно, почему в актерском сознании Риммы Васильевны цветущая Испания превратилась в выжженную пустыню. Эта страна разлучила ее с любимым, лишила женского счастья, оставив в душе и сердце лишь пустоту... Замужем Маркова больше не была. Более того, они с Антонио так никогда и не оформили развода. А когда из Испании пришли вести о его смерти и предложение вступить в наследство, Маркова отказалась от любых притязаний. «Какое я имею право? — говорила она. — Я была ему плохой женой — я не поехала за ним».
Жила она в крошечной однокомнатной квартире (комната была метров пятнадцать). Казалось бы, такая актриса, известный человек!.. В ее жилище не было даже стиральной машины. Но не потому, что Маркова бедствовала. Скажем честно, ее заработков хватало не только на себя одну — она полностью обеспечила своих дочь и внука. Просто Римма Васильевна привыкла скромно жить и стирала по старинке, руками. В комнате стоял диван, а напротив огромный, во всю стену книжный шкаф. Римма Васильевна обожала читать. Многие книги она рекомендовала мне и выдавала из собственной библиотеки. Благодаря ей я прочитал всего Довлатова... Он был одним из любимых ее писателей, а теперь стал и моим. Над диваном висело огромное круглое зеркало, и вскоре после нашего знакомства на нем появилась фотография, где были запечатлены Римма, ее внук Федя и я. И когда кто-нибудь приходил к ней в гости и спрашивал: «Римма Васильевна, а кто это?» — она отвечала: «Мои внуки». Помню, в Доме актера на каком-то мероприятии, куда меня пригласила Римма, мы встретили Эммануила Виторгана с женой Ириной. И Маркова меня представила: «Мой внук, знакомьтесь». Когда Виторганы ушли, я спросил: «Римма Васильевна, ну какой внук?» — «А ты хотел, чтобы я сказала, что ты мой любовник?» Мне, разумеется, было очень приятно слышать, что она называет меня внуком — это означало, что моя любовь к ней взаимна. Но, конечно, внук у Марковой был один — Федор, и его Римма Васильевна обожала, гордилась им. Он вырос умным, порядочным, красивым, статным парнем, окончил МГУ — бабушку не подвел. Мы же с ней были настоящими друзьями...
Познакомился я с Марковой, когда проводил концерт Аллы Баяновой в Доме русского зарубежья (сейчас ему присвоили имя Солженицына). Римму Васильевну, которая жила совсем недалеко, пригласил наш общий с Баяновой друг, журналист Михаил Куницын. Я сразу обратил на нее внимание: большая, статная, красивая, яркая женщина с невероятным зычным голосом. Помню даже, что в тот день на ней было синее бархатное платье с белым вязаным кружевным воротничком (теперь оно хранится у меня и уже участвовало в нескольких выставках). На банкет Римма Васильевна не осталась. Я пошел ее провожать до выхода, и с нами отправился мой отец, который тоже был на концерте. И вот спускаемся мы на лифте, Римма Васильевна внимательно и серьезно смотрит на моего папу и вдруг выдает: «Да-а-а, ваш сын — это, конечно, что-то удивительное... Он же у вас настоящий урод!» Я вижу, что у моего интеллигентного отца глаза на лоб полезли, но я-то сразу уловил посыл Марковой и расплылся в улыбке. А для помрачневшего папы она пояснила: «Сергей несовременный человек — он как будто из другой эпохи. Эпохи, в которой жили совсем другими категориями, высшими ценностями, иначе относились к женщине, к искусству». Именно тогда, в лифте, я и почувствовал, как какая-то искра промелькнула между нами. Знаете, когда пересекаются биополя и ты вдруг нутром чувствуешь, что рядом твой человек. Я тогда подумал: надо же, какая степень откровенности — ведь мы только познакомились... Конечно, в этом проявлялась и актерская индивидуальность Риммы Марковой. С этого дня я влюбился в Римму Васильевну как в личность. И на следующую свою программу — вечер Людмилы Касаткиной — сам пригласил ее. Она пришла и в последующие десять лет не пропустила ни одного моего мероприятия в Доме русского зарубежья.
Познакомившись с Риммой Васильевной поближе, услышав от нее многие истории из жизни, я понял, что обязательно должен сделать с ней вечер: Маркова — человек, которому есть что рассказать. И мы начали собирать программу. Формат выбрали такой: показ фрагментов из лучших фильмов Риммы Марковой, а между ними — рассказы о съемках, партнерах, чтение стихов. Во второй части вечера актриса отвечала на вопросы зрителей. Уже была назначена дата, как вдруг я получаю очень выгодное предложение: везти популярных эстрадных артистов в большой гастрольный тур. Мне говорят: «Вернешься из поездки — купишь себе квартиру, машину...» — «Спасибо за предложение, я счастлив, — говорю. — Но у меня через неделю в Москве вечер Риммы Марковой». — «Ну и что?» — «Понимаете, я уговорил ее на это. И я должен сам провести программу. Можно вы меня в следующий раз пригласите?» На что мне ответили: «Ты дурак, что ли? Следующего раза не будет...» Я остался в Москве, но никогда не пожалел о своем выборе.
С Риммой Васильевной, может быть как ни с кем другим, я мог быть абсолютно откровенным. О своей жизни она говорила со мной так же — без лишнего стеснения. Маркова была честнее, сильнее и откровеннее, чем кто-либо другой из актеров, с которыми мне доводилось работать. Помню, после вечера Юрия Яковлева Римма Васильевна сказала: «Ты думаешь, я почему пришла? Я ведь в юности в Яковлева была влюблена как кошка! Красавец, талантище! Как-то мы встретились в общей компании в Доме актера и гудели там до ночи. Транспорта тогда в Москве по ночам не было, и Юра пошел меня провожать. Я была так очарована им, что еле дышала, дрожала вся. А он, не замечая моего трепета, рассказывал про свою несчастную любовь. Девушка, в которую он в ту пору был влюблен, была из семьи высокопоставленного дипломата. И ее родители были против отношений дочери с неизвестным актером. Мы прогуляли до утра, а Юра так ничего и не понял. Ну вот теперь увидела его вновь — посмотрела, каким он стал...»
На тот вечер пришла и актриса Татьяна Шмыга, у нее к Яковлеву имелись свои «счеты» — еще со времен «Гусарской баллады». В кулуарах Татьяна Ивановна рассказала мне забавную историю: «Когда мы снимались у Рязанова, Юра каждый день стрелял у меня деньги — «Танька, дай трешку до получки». Просто Яковлев с другими молодыми артистами каждый вечер после смен «гусарили» не хуже, чем герои фильма. Съемки закончились, а деньги он так и не вернул». Я говорю: «Татьяна Ивановна, ну так пришло время — пятьдесят лет минуло! Пойдемте к Юрию Васильевичу, и вы ему скажете: «Юрка, трешку-то верни!» Со Шмыгой я подружился примерно в то же время, что и с Марковой. Это я их и познакомил. Римме Васильевне Татьяна Ивановна очень нравилась. Про нее она мне говорила в своей манере: «Шмыга — это звездень!» Что означало — она недосягаемая. Помню, какой урок преподнесла мне Римма Васильевна после программы Алексея Петренко. Мы своими силами готовили небольшой сабантуй, и Татьяна Ивановна сама вызвалась порезать колбасу. Увидев это, Римма Васильевна отвела меня в сторонку и гневно сказала: «Ты с ума сошел?! Ты понимаешь, что у тебя народная артистка СССР колбасу режет? Запомни, если не можешь достойно принять таких людей, лучше совсем застолье не проводи!» Ее мнение было очень важным для меня. Когда после вечеров Людмилы Касаткиной, Татьяны Шмыги, Валентина Гафта, Владимира Зельдина, Аллы Баяновой и других актеров их уровня я пригласил выступить кого-то из младшего поколения артистов, Маркова, посмотрев программу, сказала: «Знаешь, ты взял такую высокую планку... Вот и держи ее, не опускайся ниже». И эти слова стали для меня определяющими. Все, что бы я ни делал, по сей день меряю той планкой.
Бездарные люди внимание Риммы Васильевны не занимали совсем, а вот о некоторых несомненно талантливых актерах она говорила: «Да, это прекрасные артисты. Но я, несмотря на талантливую игру, вижу кухню этого актера — то есть понимаю, как он работает. А я не должна ни как зритель, ни как коллега этого замечать». Зато когда Маркова видела людей, которые достигли высочайшего уровня мастерства в профессии, она не скупилась на комплименты. Например, вот что она мне рассказала после вечера Владимира Зельдина: «Когда я только приехала в столицу, вся Москва ходила смотреть на Альдемаро в исполнении Зельдина в спектакле «Учитель танцев» — это была настоящая театральная жемчужина. И ты не представляешь, сколько раз я видела этот спектакль — наверное, больше тридцати. Потому что, если мне становилось совсем тяжело, а жили мы с братом Леней (Леонид Марков — известный актер. — Прим. ред.) очень бедно и трудно, я покупала билет и шла смотреть на Зельдина. Для меня его «Учитель танцев» был лучшим лекарством».
В те годы ее часто выручал Дом актера. «Тут тебя и накормят, и обогреют, и приласкают, — говорила Римма Васильевна. — Шефство надо мной взял сам Александр Моисеевич Эскин — его легендарный директор. Он вообще к театральной молодежи с большим вниманием и пониманием относился. Однажды я заглянула к Эскину в Дом актера, а у него в гостях оказался сам Леонид Утесов! Мне Александр Моисеевич сказал: «Заходи, посидишь с нами». А Утесова попросил: «Леня, спой нам что-нибудь». Леонид Осипович начинает петь. А я счастью своему не верю — сижу с Утесовым за одним столом, так еще он и поет, можно сказать, персонально для меня. Утесов тогда только овдовел, и по его внешнему виду было заметно, что ему не хватает женского внимания. И сердце мое сжалось — так мне его стало жалко. Все его любят, боготворят, а при этом он такой пожилой, уставший, неухоженный, пиджак почистить некому... Я так расчувствовалась, что, когда он закончил петь, вскочила, обняла его, будто сгребла в охапку, и сказала: «Леонид Осипович, женитесь на мне! Я вам буду готовить, ухаживать за вами...» Он, конечно, все понял. Был мудрым человеком, поэтому ответил очень деликатно: «Девочка моя золотая, спасибо тебе. Но ты даже не представляешь, что предлагаешь...»
Сердце Риммы Васильевны было невероятно отзывчивым. Чего стоит одна только история со Смоктуновским! В начале пятидесятых, когда Римма Маркова уже была артисткой Театра Ленинского комсомола, никому не известный Иннокентий Смоктуновский покорял подмостки Махачкалы и Грозного. Родители Риммы в то время жили как раз в Махачкале. Ее отец Василий Демьянович тоже был актером — так что гены не пропали. Уверен, что и Татьяна, дочь Риммы Марковой, тоже могла стать замечательной актрисой — такой блистательный она рассказчик, просто Ираклий Андроников в юбке. Так вот, Римма приехала к родителям погостить, отправилась в местный театр и увидела Смоктуновского в роли Хлестакова. Сразу почувствовала, что наблюдает на сцене гения. Пошла за кулисы знакомиться. «Вам надо в Москву!» — сказала она Смоктуновскому. «Не возражаю, но каким образом?» — ответил Иннокентий Михайлович. И Маркова решила помочь. Это при том, что они сами с братом Леонидом в Москве не имели ничего, кроме каморки при «Ленкоме»: ни денег, ни протекции, ни жилья. Но Римма пошла к Софье Гиацинтовой (в то время главному режиссеру «Ленкома») и рассказала о гениальном актере из провинции. И Гиацинтова сделала приглашение Смоктуновскому — так называемый вызов. Иннокентий Михайлович приехал в Москву и... поселился у Риммы и ее брата в крошечной комнатенке — бывшей дворницкой. Вызвать-то артиста вызвали, а в штат театра не приняли. Назначили оплату за выход в групповке. Месяц прошел, другой, третий... Ни работы, ни денег. И у Смоктуновского началась депрессия от неопределенности, от невостребованности, беспомощности. Ему было так неловко перед Марковой за то, что он жил и столовался у нее, что от отчаяния он предложил: «Римма, давай я на тебе женюсь!» Но она его успокоила: «Кеша, ты что, обалдел? Во-первых, ты блондин, как мы с Ленькой, а я блондинов терпеть не могу. А во-вторых, жениться от безысходности глупо». Вскоре она познакомила его с Суламифью Кушнир, которая работала в «Ленкоме» в пошивочном цехе, и личная жизнь Смоктуновского сложилась.
Со временем актерская карьера Иннокентия Михайловича стала потихоньку налаживаться. После съемок в кино его пригласили в Ленинград в БДТ, где он триумфально дебютировал в роли князя Мышкина. Потом были Малый театр, МХАТ. К тому времени, когда Смоктуновский вернулся в Москву всесоюзно известным актером, Маркова уже ушла из «Ленкома». Театральная карьера у нее не сложилась, и в глубине души она рассчитывала на помощь успешного друга, которому были рады в любом театре. Но Смоктуновский ей помочь не смог. Причины могли быть самыми разными, и, видимо, какое-то чувство вины у него оставалось. Маркова рассказывала: «Встречаемся как-то случайно в фойе театра, он видит меня и говорит: «Римма, умоляю, стой на месте, никуда не отходи, я сейчас...» И исчез. Вижу, бежит обратно, а в руках у него огромное блюдо, полное пирожных и бутербродов: «Риммочка, это тебе! Все для тебя». Ну как ребенок...»
Именно способность сопереживать, желание бороться за справедливость и потребность помогать слабым и незащищенным толкнули Маркову в конце концов в политику — она стала активным членом партии «Справедливая Россия». Рассказывала: «Люди ко мне подходят со своими просьбами, жалобами, бедами. Верят, что я смогу им помочь. А я-то понимаю, что никакого ресурса у меня нет. Но не могу им об этом сказать, чувствую, я — их последняя надежда, которую нельзя убить...» Она никому не отказывала, пыталась помочь. Но если не получалось, ее это очень сильно ранило, она переживала.
Помню одну невероятную историю. Римме Васильевне уже было далеко за восемьдесят, когда она поехала в агитационную предвыборную поездку. И вот в одном городе люди собрались перед ДК, где была назначена встреча с Марковой. Ну а власти или какие-то другие силы решили встрече помешать. И дали распоряжение администрации ДК закрыть двери и не пускать народ. Сказали, что в здании нет света. Приехала Римма, и ей сообщают, что встречу придется отменить. И тут к ней бросается вся эта толпа, люди наперебой говорят, что все подстроено — встречу просто хотят сорвать. Тогда Маркова скомандовала: «Ломай двери». И толпа просто выдавила двери в зал. Римма Васильевна говорит: «Ну раз вошли, значит, нужен и свет». Люди достали зажигалки, фонарики, телефоны. «Принимали меня так, как ни на одном концерте, — рассказывала мне по возвращении Маркова. — Я тогда почувствовала себя Данко. Сказала пламенную речь и вдруг слышу голос из зала: «Да она же как Долорес Ибаррури» (легендарный лидер компартии Испании. — Прим. ред.). Я сразу воскликнула: «Но пасаран!» И зал грянул смехом и аплодисментами».
Или вот еще проявление ее бунтарского духа, который вкупе с потрясающим чувством юмора Риммы иногда приводил к очень неловким ситуациям... Помню, нас пригласили на празднование Дня милиции. В ресторане собрали известных артистов и офицеров старших чинов. Актеры по очереди выступали — говорили тосты. Дошла очередь до Марковой: она рассказала две забавные истории. В зале смех, аплодисменты. А за самым главным столом, где сидел генералитет, — свой разговор, и на Маркову ноль внимания. Римма это заметила, подошла и обратилась к генералам: «А вам я хочу сказать словами Игоря Губермана (ее любимый писатель-сатирик): «Если жизнь излишне деловая, функция слабеет половая». Нас года четыре после этого не приглашали на подобные посиделки.
Помню, на другом банкете, где было много солидных людей и известных артистов, появилась дочь одного высокопоставленного человека. Пришла с аккомпаниатором, который сел за рояль. А «не совсем юное дарование» принялось петь романсы. Я все эти произведения хорошо знал в эталонном исполнении Баяновой. И сразу понял, что поет девушка чудовищно — попросту визжит. Это было очевидно абсолютно всем, но гости напряженно имитировали заинтересованность. И тут со своего места начала подпевать Римма Васильевна. Во всю глотку, пародируя манеру «исполнительницы» и повторяя за ней каждую строчку — это было и очень точно, и очень смешно, и беспощадно. Девушка делает вид, что ничего не замечает, а остальные начинают кидать умоляющие взгляды на Римму: «Пожалуйста, прекрати. Больше нет сил держаться — нас сейчас разорвет от смеха...» На другом банкете Маркова стала подвывать пожилой супружеской паре, которая нескладно и тоскливо пела дуэтом под гитару. Римма в этот момент была вылитый волк из мультика «Жил-был пес», а гости закрывали руками рты и прятали глаза, давясь от смеха. Или вот еще история: в ресторане Римме Васильевне представили солидного мужчину. «Чем вы занимаетесь?» — поинтересовалась Маркова. «Я банкир», — отвечает он. «А-а-а, бандит...» — уважительно протянула Римма. «Нет, банкир», — повторил мужчина, подумав, что пожилая актриса ослышалась. «Ну я так и поняла: бандит...» Да, ее слова часто звучали нелицеприятно, и многие за это на Маркову обижались. Но все же ей прощали больше, чем другим, потому что, надевая на себя маску юродивого, она резала правду-матку. Хочу подчеркнуть, что человеком Римма Васильевна была воспитанным и глубоко порядочным. А нарочито вызывающе она себя иногда вела потому, что всегда была честна и с собой, и с людьми. Если ей что-то не нравилось, она не могла врать, юлить.
Маркова была очень цельным человеком, не терпела никакой половинчатости, равнодушия к делу, недосказанности. И это проявлялось не только в ее взглядах на жизнь, но даже в быту, например в отношении к еде. К застолью, как и ко всему в своей жизни, она подходила основательно. Ей было важно, чтобы все было безупречно и качественно. Она была очень гостеприимным человеком. Друзей принимала на кухне, и это всегда было действо! Блюда подавались одно за другим, наготове всегда было несколько первых, несколько вторых, закуски без счета... Одновременно варились борщ, суп, резалась какая-нибудь окрошка, и обязательно лепились пельмени. Их Маркова готовила, естественно, сама — ничего покупного вообще не признавала. За мясом ходила на рынок, где у нее был свой мясник, с которым она подружилась после того, как однажды хорошенько его отчитала за некачественный товар. Сказала с самым грозным видом: «Если будешь продавать плохое мясо, я тебя уничтожу». Эту фразу она говорила многим (еще добавляла: «сотру в порошок»), и не поверить ей было нельзя, люди холодным потом покрывались. Не было ни одного хама, которого Римма не поставила бы на место — самые отпетые после ее «профилактических бесед» становились похожими на побитых собак... Но вернемся к пельменям. Она их лепила и замораживала в промышленных масштабах. Холодильник всегда ломился. Не иначе, сказывалась голодная юность. После пельменей Римма доставала из морозилки нечто похожее, но размером поменьше. Это были курзе. Тоже фарш в конвертиках из теста, но с добавлением не лука, а зелени. После курзе на плите оказывались манты. Я удивлялся: «А это куда? Кому?!» Римма Васильевна отмахивалась: «Подожди, это еще не все». И доставала вареники. И все это за вечер съедалось — так как было необыкновенно вкусным. Высокая кухня! Когда в гастрольных поездках Маркова из ничего умудрялась накрывать «поляны» в номере, Зиновий Гердт всегда говорил: «Римма, ты не тем занимаешься! Если бы ты открыла ресторан, стала бы очень богатым человеком». Всем напиткам Маркова предпочитала коньяк. Еще у нее в холодильнике почти всегда был потрясающий сказочный форшмак с добавлением тертого яблочка. Помню, как Римма учила меня выбирать селедку: «Смотри ей в глаза! У свежей селедки глаза должны быть красными! Если глаза другие — гадость, такую не бери». Вот так и выбираю по сей день.
Конечно, в актерской тусовке все знали про Риммины кулинарные таланты. «Один раз ко мне Никита Михалков завалился без предупреждения со всей съемочной группой, человек тридцать, — рассказывала Маркова. — Хотели меня застать врасплох. Наивные. Я им сварила пельмени, вареники, курзе... Все наелись, еще и осталось». С Михалковым они подружились на съемках «Родни». Римма Васильевна вспоминала: «День рождения Нонны Мордюковой пришелся на съемки у Никиты. А Нонна была самой старшей в группе и, конечно, чувствовала себя от этого немножко дискомфортно — не в своей компании. В день рождения, поздравляя ее по телефону, я почувствовала, что ей одиноко и грустно. И решила подругу поддержать. Позвонила сестре Мордюковой, говорю: «Поехали к Нонке, сюрприз сделаем». Набрали мы продуктов и рванули в Подмосковье, где базировалась съемочная группа. Нонна нас увидела, расцвела, засветилась... Накрыли мы поляну, и к застолью стали постепенно присоединяться члены группы. Пришел Никита Михалков, мы разговорились, и он узнал, что я занимаюсь карате. Он был так потрясен, а в то время это было в диковинку, что сразу решил как-то использовать мои навыки в своей картине. И придумал эпизод с администраторшей гостиницы». Марковой привезли из Москвы костюм, подобрали грим и экспромтом сняли сцену. Римма Васильевна очень ценила Никиту Сергеевича как талантливого человека, масштабную личность и большого художника. А Михалков снял Маркову еще в одной своей картине: «Утомленные солнцем 2: Предстояние».
Но ключевое место в ее фильмографии, конечно, занимала главная роль в фильме «Бабье царство». Рассказывают, что эту грандиозную роль Маркова в честной конкурентной борьбе увела у той же Мордюковой. После этого фильма Римма Васильевна заслуженно, хоть и поздно, на пятом десятке лет, стала знаменитой. Роль подарила ей и мировую славу, и третьего супруга — того самого испанского аристократа...
Что же касается тех ролей, которые Маркова сыграла в последние годы жизни, — самая яркая из них, безусловно, в «Ночном дозоре». Но с этим фильмом и ролью ситуация получилась двойственная. Римма Васильевна считала, что ее обманули. Ей не дали всего сценария (видимо, намеренно не дали, зная ее принципиальность), и она думала, что будет играть шарлатанку, аферистку. А при монтаже появилась компьютерная графика, кукла-паук и так далее. Лишь на премьере актрисе стало понятно, что она сыграла ведьму. А как человек верующий Римма Васильевна была против таких вещей категорически. Считала, что этой работой навлекла на себя болезни. Но сыграла она, конечно, блестяще, и все это оценили. Валентин Гафт, например, мне говорил: «Ночной дозор» стоит посмотреть только ради Марковой!»
Знаю, что Римме предлагали сыграть Вангу. Но она твердо отказалась, хотя могла заработать хорошие деньги. Кстати, она сама предложила продюсерам вместо себя нескольких актрис на эту роль, в том числе и Елену Яковлеву... Слава богу, несмотря на избирательность Марковой, осталось достаточно много фильмов, снятых в последние 15 лет ее жизни. В том числе замечательная, пронзительная картина Элины Суни «Вероника больше не придет» — там Римма Маркова сыграла свою вторую главную роль...
Я очень хорошо запомнил наш последний разговор. В тот вечер услышал от Риммы Васильевны слова, которые стали для меня откровением — даром на всю оставшуюся жизнь. «Римма Васильевна, хочу жить так же, как вы: открыто, ничего не боясь, — сказал тогда я. — Научите меня, как воспитать такую силу характера». А она посмотрела на меня проникновенно и ответила с укором: «Эх ты, так до сих пор меня и не понял... Я не такая, как все думают. То, что видят люди, — это мой образ, моя защита. Сколько пришлось в этой жизни хлебнуть разного, перестрадать — вот и обрела броню. Люди это чувствуют — понимают, что способна и защищаться, и защищать... И не надо быть похожим на меня. Главное в жизни — это быть собой и делать то, что должен делать именно ты. И в этом твоя сила!» Вот такой слабой, ранимой, сентиментальной Римму Маркову знали только близкие друзья и семья. А зрители будут помнить ее роли. Роли сильных русских женщин, столько выстрадавших на своем веку, что жизнь заставила их нарастить броню и взять на себя мужские обязанности. И сама Маркова не стала исключением, ее женская судьба повторила судьбы многих тысяч таких женщин...
2021 год
Подпишись на наш канал в Telegram