Большой и Мариинский — это созвездие блестящих артистов, мастеров оперы и балета. Продолжая великие традиции прошлого, солисты, прима-балерины и премьеры каждый вечер на сцене пишут новые страницы истории двух главных музыкальных театров России.
Полный текст интервью читайте в журнале «Караван Историй». Купить коллекционный выпуск можно здесь и здесь.
— Влад, вы гастролировали в лучших театрах мира. Чем выделяется среди них Большой?
— Масштабом! Масштабом всего: и постановок, которые созданы специально для Большого, и зрительного зала, и сцены — никакой другой такой сцены в своей жизни не встречал, и с этим громадным пространством нам, артистам, нужно уметь работать. Большой много ездит на гастроли, на какой-то сцене наши спектакли «встают» лучше, где-то хуже. Но чтобы собрался весь «конструктор», нужно показывать спектакли именно здесь: только в этих стенах наши постановки работают по-настоящему.
— Каким был ваш путь на сцену Большого?
— У меня балетная семья: папа и мама были солистами Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко. А мой старший брат Антон Лещинский танцевал в Большом и по возможности делал мне пропуска. Это было еще в старом здании, до реконструкции. Но я до сих пор помню запах того театра, его ауру — как нечто далекое, но очень атмосферное. Когда первый раз попал за кулисы — это было на балете «Чиполлино», — меня сразу захватила невероятная творческая энергетика: ходит много людей в необычном гриме, в ярких костюмах. Особенно запомнились стражники-помидоры с красными лицами, огромными усами и в смешных шляпах. А первым спектаклем, увиденным из зала, был «Щелкунчик», в котором брат танцевал Арлекина...
— Екатерина, вы танцуете в Большом уже 22 года. А когда первый раз попали в этот театр?
— У меня была удивительная первая встреча с Большим. На тот момент я училась в Хореографическом училище Михаила Лавровского. Мой педагог Нина Николаевна Сперанская тогда еще танцевала в Большом. И когда готовила меня к международным конкурсам в Люксембурге и Москве, сказала: «Мы завтра порепетируем в Большом, я сделаю тебе пропуск». До этого я много раз была за кулисами Музыкального театра имени Станиславского и Немировича-Данченко, потому что учащиеся школы там участвовали в разных постановках.
И вот я попала в Большой, в совершенно иной мир — другой запах, другая атмосфера. И конечно, он поразил меня масштабами. После репетиции в зале я сказала Нине Николаевне: «Так хочется посмотреть сегодня вечером спектакль! А можно мне где-то приткнуться?» Тогда давали «Дочь фараона» — постановку, о которой я не имела понятия, потому что ее не было в репертуаре Театра Станиславского и Немировича-Данченко. Да мне было все равно тогда, что смотреть, просто очень хотелось увидеть балет в Большом театре...
— Агунда, помните свою первую встречу с Большим театром?
— Я выросла в музыкальной семье: мои родители, брат, сестра — известные в Осетии певцы. Поэтому о Большом театре знала с детства. И когда в десять лет на зимние каникулы приехала из Орджоникидзе в Москву, чтобы навестить брата Алана (он учился в ГИТИСе), сказала ему, что очень хочу попасть в Большой. А он рассмеялся в ответ: «Туда невозможно попасть, билеты не купить». И я решила хотя бы краешком глаза посмотреть на здание, которое до этого видела только по телевизору и на фото. Сама зашла в метро — первый раз в жизни! — и доехала до нужной станции (была в валенках и куртке с чужого плеча, потому что у нас в городе суровых зим не бывает). Встала напротив огромных колонн и горько зарыдала. Мне было так жалко себя, ведь я думала, что никогда не попаду в это великолепное, сказочное здание. В этот день был сильный мороз, и слезы почти замерзали у меня на щеках...
— Ваши родители-певцы, наверное, хотели, чтобы вы продолжили их династию?
— Наоборот! Они с детства меня настраивали, чтобы я этого не делала. Потому что прекрасно знали: со стороны профессия оперного певца выглядит очень простой и красивой, но на самом деле это огромный, тяжелый труд — и психологически, и физически. Они даже запретили мне поступать в музыкальную школу. И я в детстве думала, что стану врачом, или спортсменкой (мне нравилась легкая атлетика), или юристом. Но лет в двенадцать поняла, что без музыки жить не могу. И втайне от родителей пошла в музыкалку (занятия оплачивала бабушка). Когда через полгода у меня состоялся первый зачет по фортепиано, я пригласила на него маму и папу. Они пришли, послушали и сказали: «Ну хорошо, раз уж так, учись и добивайся вершин»...
— Эльчин, первой премьерой юбилейного, 250-го сезона в Большом театре стала опера Чайковского «Иоланта». В ней вы выступили не только как певец, но и как режиссер, это ваша первая постановка в Большом...
— Эта опера для меня — судьбоносная, да, не побоюсь этого слова. 8 ноября 2008 года я дебютировал на сцене Большого, исполнив партию мавританского врача Эбн-Хакиа. И потом именно в этой роли дебютировал в очень многих театрах мира: в 2015 году — в нью-йоркской Метрополитен-опере, это была моя первая работа с маэстро Гергиевым, в Дрездене, Флоренции, Вене. Так часто пел Эбн-Хакиа в разных театрах бывших республик СССР, что в шутку сам называл себя «Эбн-Хакиа Советского Союза». В какой-то момент меня даже перестали гримировать: у меня были и подходящая борода, и длинные волосы...
— Динара, вы поете в Большом уже 16 сезонов. Скажите, Историческая сцена — она какая?
— Нелегкая... Не в смысле акустики, просто на ней ощущаешь огромную ответственность, ведь в Большом творили такие великие личности. А еще чувствуешь фантастическую энергетику и мощь этого места. Кстати, иностранные гости, даже самые опытные вокалисты, очень часто теряются. Большой требует от певцов высокого профессионализма, качества, объема звука. Все-таки зал громадный, и музыканту его надо охватить, заполнить. А еще Большой невероятно прекрасен. Я пела во многих европейских театрах, но здания такой величественной красоты, такой огромной потрясающей площади перед ним не встречала. А какая замечательная тут публика! Но сначала ее надо завоевать. Сейчас мой первый выход в «Тоске» или «Травиате» уже встречают аплодисментами. И это безумно приятно! Самая моя теплая публика здесь, в Большом.
— Как вы стали солисткой Большого?
— С самого детства я представляла себя знаменитостью, не понимая, кем конкретно. Потом в родном Баку окончила специальную музыкальную школу по классу фортепиано, поступила на вокальный факультет Академии музыки. Вот тогда уже поставила себе цель: «Буду солисткой Большого». И моя мечта сбылась!...
— Виктория, помните свой первый визит в Мариинский театр?
— Еще бы!.. Я родилась в Красноярске, там поступила в хореографическое училище. А в 14 лет приехала в Ленинград на международный балетный конкурс для учащихся хореографических школ и училищ Vaganova-PRIX, и вот тогда впервые попала в Мариинский театр. Давали балет «Дон Кихот». Я была потрясена красотой зала! Нам достались билеты на самый верхний ярус, и я внимательно рассматривала хрустальную люстру, расписной плафон на потолке. Любовалась ими и думала: «Как же после такой красоты я буду заходить в наш красноярский театр?» В моем родном городе это здание построено после войны, оно простое, «без излишеств».
Но мечты попасть в труппу театра тогда у меня не возникло. Хотя на фестивале Игорь Дмитриевич Бельский, который тогда руководил Вагановским училищем, пригласил меня продолжить обучение в этом учебном заведении, но я отказалась, точнее, на семейном совете мы так решили...
— Филипп, судьба артистов балета складывается по-разному. Кто-то быстро достигает первого успеха, но потом «скисает». А у вас все шло по восходящей. При этом звание премьера получили только в этом году.
— Я воспринимаю звание премьера не как самоцель, а как признание заслуг, места в труппе, а еще как новый импульс, чтобы продолжать идти вперед. Главное для меня — сегодня станцевать чуть лучше, чем вчера, поэтому мы с педагогом Владимиром Кимом до сих пор анализируем каждый мой выход. И еще звание — это подарок для моих родителей, артистов балета, и некое мое желание закрыть гештальт.
Да, у меня был долгий путь, почти двадцать лет. Из Вагановского училища я выпускался с красным дипломом, и у меня были какие-то амбиции. Но так сложились обстоятельства. А я по жизни реалист, всегда знал, что могу сделать хорошо, и старался делать именно это. Занять же чужое место никогда не хотел...
— Владислав, как вы стали оперным певцом?
— Можно сказать, что случайно, ведь в детстве даже не пел в хоре... Я родился в белорусском городе Молодечно. В 7 лет родители отдали меня в музыкальную школу, но я почти сразу пропустил месяц занятий — попал в больницу с аппендицитом. А директор подумал, что прогулял. Поэтому, когда появился на уроке хора, при всех громко сказал мне: «Выйди вон!» Я очень обиделся и с тех пор не ходил ни на хор, ни на сольфеджио. А вот скрипка у меня пошла хорошо, и после 8-го класса я поступил в музыкальное училище — там же, в Молодечно.
Однако вскоре понял, что ежедневно заниматься на скрипке по 5—6 часов, особенно когда друзья гоняют в футбол, это не мое. К тому же на дворе были 90-е годы, казалось, что классическая музыка никому не нужна — вокруг все занимались «купи-продай». Вот и мы с бабушкой однажды поехали в Санкт-Петербург, чтобы торговать там белорусским сыром...
— Екатерина, прежде всего поздравляю вас с рождением дочки...
— Cпасибо! Вы знаете, мне пришлось отказаться от многого для того, чтобы состояться как певица. И то, что сейчас я стала мамой — в июле у меня родилась дочка Марьям, — принимаю как подарок от Господа. Спасибо всем моим родным людям, потому что без их помощи не смогла бы так же активно работать, как и прежде. Ведь еще за две недели до рождения Марьям у меня был сольный вечер в Концертном зале Мариинского театра в сопровождении моего давнего друга и наставника пианиста Семена Скигина со сложнейшей программой — Шостакович, Дворжак, Чайковский, Гранадос, де Фалья. Кстати, и в Мариинском, и в Большом я уходила в декрет за две недели до родов и выходила из него одними спектаклями: в первом случае это «Хованщина», во втором — «Царь Эдип». В общем, в декрете, если это можно так назвать, я провела всего пару недель. Они пробежали так быстро, что не успела опомниться. Даже забыла сфотографироваться на память в своем чудесном состоянии! Одним замечательным утром, спохватившись, позвонила великолепному фотографу Михаилу Вильчуку. Сама быстро загримировалась, чтобы сделать несколько кадров в партере и на сцене родной Мариинки (спасибо всем тем, кто тогда помог!), и в 11 часов утра уже ехала в роддом...
— Сергей, как вы пришли в оперу?
— Первый раз вышел на сцену, когда еще учился в Ленинградском хоровом училище имени Глинки. Тогда ребят отбирали для участия в опере «Пиковая дама» в Малом театре оперы и балета, и я попал в этот небольшой ансамбль. Потом мы еще пели в «Борисе Годунове». Вот тогда столкнулся с оперным искусством: оркестром, хором, солистами... В моей жизни все произошло как-то естественно, пазлы сами собой сложились. Наш педагог в хоровом училище Федор Михайлович Козлов иногда говорил, показывая на вторых дискантов: «Вот там в свое время стоял Володя Атлантов, а теперь он поет в Венской опере и во всем мире». После этого я ехал в библиотеку, где был отдел пластинок, и целый вечер слушал записи Атлантова... Также напитывался искусством в Эрмитаже, который располагался рядом с нашим училищем. Мы бегали туда на больших переменах, которые длились по 40 минут, — нам надо было всего лишь перейти по мосту Мойку. Так часто бывали в этом музее, что прекрасно знали, где свернуть, чтобы быстрее попасть в Рыцарский или Египетский зал, к картинам Ван Дейка или Тициана. Поэтому, когда слышал фразу «Чтобы обойти Эрмитаж, требуется несколько лет», недоумевал: зачем столько времени тратить, если там все так просто и понятно! То, что потом стал служить в Мариинском — а тогда еще Кировском — театре, стало продолжением всей той архитектурной и музыкальной красоты, которая окружала меня в детстве...
Подпишись на наш канал в Telegram