В идущем за катафалком человеке, ссутулившемся, с поникшей головой, трудно было узнать Владимира Ильича. Но под руку его поддерживала Крупская, что не оставляло сомнений — это он. «Кто-то из старых большевиков умер», — предположили солдатики-патрульные. Конечно, им и в голову не могло прийти, что в запаянном свинцовом гробу лежит возлюбленная вождя революции.
...Школьный сторож зазвенел колокольчиком, и Инесса Федоровна объявила, что урок закончен. Белобрысые крестьянские ребятишки потянулись к двери, она подошла к окну и тут же увидела мужа. Он стоял возле легкого летнего экипажа и, щурясь от яркого солнца, приветственно махал белым картузом. «Ах как хорошо!» — подумала она. Вечером вместе собирались в Пушкино в родовое гнездо, и Александр Евгеньевич специально заехал за женой, чтобы успела переодеться и немного отдохнуть. В последнее время Инессе все больше нравились дружеские вечера в особняке Арманда-отца. Это были уже не прежние посиделки с пением под фортепиано, а скорее собрания единомышленников с пылкими речами о праздной буржуазии и угнетенном народе, с чтением запрещенной литературы и свободолюбивых стихов.
К вечеру планы мужа неожиданно поменялись. Дела требовали его присутствия в Москве, хотя Инесса Федоровна подозревала, что причина в другом: ему не слишком нравились все эти решительно настроенные молодые люди. Но не суть. За ней должен был заехать Владимир, младший брат Александра. Он же вечером отвезет ее домой...
Наверное, многие ей завидуют. Она ведь не простая учительница, получающая за уроки копейки и живущая в съемном углу, нет. Эту школу на свои деньги построил ее любящий муж, один из самых богатых промышленников Москвы, и преподает она, конечно же, не ради жалования, а по причине горячего стремления приносить пользу обществу.
Впрочем, были в жизни Инессы и тяжелые времена, давно, еще во Франции. Ей не было и четырех, когда совсем молодым умер отец, известный в Париже оперный певец Теодор Стефан. Ее мать, англичанка Натали Вильд, дочь промышленника, живущего в России, осталась одна с тремя малолетними девочками на руках. На помощь семьи она особо не рассчитывала, поскольку там на нее были обижены. С детства Натали мечтала о сцене и вопреки воле родителей уехала в Париж учиться, а потом — так же без их согласия — вышла замуж за Теодора. Недолгое время она даже выступала вместе с мужем, но к моменту его кончины была обычной домохозяйкой. Уроки музыки, которые Натали начала давать, избавить от жестокой нужды не могли. На выручку пришла тетка, согласившаяся забрать ее старшую дочь, шестилетнюю Инессу, в Москву. Несколько лет спустя туда же перебралась и сама Натали вместе с младшими Рене и Анной.
Летом Вильды снимали дачу неподалеку от подмосковного села Пушкино. Вероятно, там во время загородных прогулок и произошло знакомство сестер с сыновьями потомственного почетного гражданина Евгения Арманда, владевшего несколькими ткацкими фабриками, доходными домами и землями...
Приняв православие, рыжеволосая дочь Теодора Стефана стала Инессой Федоровной. Помимо красоты она обладала многими талантами: блестяще играла на фортепиано, знала французский, английский, в совершенстве освоила русский, потом выучила еще и немецкий. Выступала на сцене любительского театра и даже вроде удостоилась лестного отзыва некого Константина Алексеева, будущего Станиславского. Удивительно ли, что старший из сыновей Евгения Евгеньевича Александр влюбился в нее и сделал предложение?..
Когда они поженились, Инессе было девятнадцать, а Александру на несколько лет больше. Перед венчанием всех рассмешил Володя, восьмилетний брат жениха. Увидев невесту в свадебном наряде, он очень серьезно заявил: «Я на тебе женюсь!» А вскоре Рене Стефан вышла замуж за Николая Евгеньевича — еще одного из братьев Арманд...
Молодые поселились в небольшой уютной усадьбе в подмосковном селе Ельдигино, неподалеку от Пушкино. Там Александр Евгеньевич построил школу для местных детей, исполнив желание жены, сдавшей экзамен на учительницу. Да он и сам был рад принести людям пользу.
Выходит, у завистниц все-таки есть повод. Но жизнь Инессы Федоровны — это, конечно, не история про Золушку. Хотя она имела собственное оригинальное представление об этой героине Перро. Инесса была уверена, что бедную девушку ожидало отнюдь не безмятежное счастье в объятиях принца, а глубокие душевные терзания. Ведь познав во всей полноте неприглядные стороны жизни, она уже никогда не смогла бы смириться с тем, что за стенами дворца есть бедность и страдания...
Сама Инесса Арманд редко пребывала в состоянии блаженного спокойствия. Обостренное чувство справедливости порой вызывало в ней столь жгучее желание что-то срочно предпринять, как-то изменить существующий порядок, что если не предоставлялась возможность сделать это немедленно, она мучилась, чувствуя, как рвется в клочья душа...
Семейная жизнь складывалась замечательно, Инесса любила мужа и с нетерпением ждала появления на свет первенца. Мальчика в честь отца назвали Александром. Инесса искренне хотела поблагодарить Господа за счастливое разрешение от бремени и была буквально потрясена, узнав, что церковь запрещает женщине заходить в храм первые шесть недель после рождения младенца. Но как же так, разве это справедливо? В душе с того дня зародились сомнения, и воспитанное в ней с детства религиозное чувство стало стремительно таять.
По традиции посещая жилища рабочих текстильных фабрик Армандов вместе с мужем-либералом, она внимательно слушала их жен и сестер. И пришла к выводу, что положение женщин незавидно. В результате Инесса оказалась активным членом Общества по улучшению положения женщин и даже возглавила его московское отделение.
Меж тем время шло, Инесса Федоровна родила еще троих детей, но это не мешало матери семейства, как и прежде, учительствовать и помогать женщинам. Теперь она решила позаботиться о проститутках, и день за днем обходя их убогие углы в доходных домах, убеждалась в том, что пожертвованные дамами-благотворительницами платья ничего в судьбе этих несчастных не изменят. Инесса считала, что проституции и вообще эксплуатации женщин определенно наступит конец, когда они перестанут быть рабынями и вместе с мужчинами на равных, рука об руку пойдут к светлому будущему.
...Тот самый вечер в Пушкино, на который ее вместо занятого делами мужа сопровождал Владимир Арманд, получился славным. В гости пришли знакомые социал-демократы и эсеры. Вслух читали письмо от Евгения Каммера, родственника Армандов. Когда-то он обучал наукам Бориса, самого младшего из братьев, потом его сослали за хранение запрещенных брошюр, но связь не прервалась. Было самое начало ХХ века, в воздухе витало предчувствие скорых перемен, потому и дискуссии получались горячими и долгими. Инессе нравилась роль хозяйки настоящего политического клуба. Но когда она, выступая с очередной тирадой, встретилась взглядом с Владимиром, речь ее вдруг сбилась...
Восемнадцатилетний юноша смотрел на нее, двадцативосьмилетнюю мать четверых детей, с такой восторженной нежностью, что ни на секунду нельзя было усомниться — он влюблен. Неожиданная догадка привела Инессу в смятение.
Какое место любовь занимала в ее жизни, думала ли она когда-нибудь о ней отвлеченно? Инессу воспитывали в строгости и даже подвергали некоторой цензуре круг ее чтения. Когда девушке исполнилось пятнадцать, ей дозволили познакомиться с «Войной и миром». Роман ей понравился, только вот финал возмутил. Она категорически не могла принять участь многодетной домохозяйки, которую Толстой уготовил Наташе Ростовой. Любовь любовью, семья семьей — но ведь должно же быть и еще что-то!
Сама она выходила за Александра Арманда по любви, жили они дружно, воспитывали прекрасных детей, занимались полезными делами, но со временем чувство к мужу не то чтобы охладело, нет. Просто в сердце образовалась какая-то пустота, словно не хватало чего-то очень важного. И сейчас, невольно думая о Владимире, Инесса поняла, чего именно. Ей нужен был не просто любящий мужчина, а соратник по борьбе за справедливость, единомышленник. И таким человеком мог стать брат мужа, преданный идеям освобождения народа.
Роман с Владимиром оказался стремительным. Не имея обыкновения лгать, Инесса сразу же во всем призналась мужу. Александр проявил настоящее великодушие: простил любовников, поставив единственное условие, чтобы между ними троими сохранились дружеские отношения. Развод решили не оформлять во избежание сплетен, да и расторжение церковного брака было делом нелегким. Когда Инесса родила пятого ребенка, ему дали отчество Александрович. «Хорошо мне было с тобой, мой друг, и так я теперь ценю и люблю твою дружбу, — писал Инессе Александр. — Ведь правда, дружбу можно любить?»
Между тем Инесса продолжала увлеченно читать крамольную литературу, и под влиянием книги какого-то Ильина «Развитие капитализма в России» идеи социализма настолько захватили ее воображение, что она задумалась о вступлении в партию. Мадам Арманд, конечно, не догадывалась, какую роль в ее судьбе сыграет человек, скрывавшийся за псевдонимом Ильин...
Разумеется, деятельность столь энергичной дамы не осталась незамеченной полицией. Вскоре после первой русской революции Инессу арестовали и только благодаря хлопотам супруга выпустили на поруки. Последовал следующий арест, и тут уж Александр Евгеньевич оказался бессилен: его жене предстояло провести два года в ссылке.
Простившись на Николаевском вокзале с семьей, она отправилась в арестантском вагоне в Архангельскую губернию. Следом поехал и преданный рыцарь — Владимир. Местом отбывания наказания определили уездный городишко Мезень. Первое время Инессе приходилось тяжело. После Москвы жизнь в глухом медвежьем углу была тоскливой и убогой, она никак не могла придумать, куда же направить свою неуемную энергию, но вскоре выяснила: в Мезени при двухтысячном населении почти триста ссыльных! Мало-мальски освоившись, Инесса Федоровна начала преподавать русский язык польским и латышским товарищам, а потом и участвовать в политических диспутах. Теперь в письмах к Александру она не только жаловалась, что скучает по детям, но и в красках описывала козни своих политических оппонентов.
И все равно это был не ее размах — Инессе Федоровне в Мезени было тесно, душно. Она видела, как из-за праздности и отсутствия прочных связей с внешним миром ссыльные деградируют, как азарт борьбы уступает в них место апатии и равнодушию.
Сама она изо всех сил этому сопротивлялась и, возможно, как-нибудь дотянула бы до окончания срока, но случилась беда. Некоторое время спустя у Владимира обострилась чахотка. В суровых северных условиях и без должного лечения болезнь наверняка обернулась бы скорой гибелью. Инесса настояла, чтобы он немедленно ехал лечиться за границу. Об этом в письмах умолял и старший брат.
«Что же делать, что?» — задавалась вопросом Арманд, оставшись одна. — Надо бежать!» Свой план она успешно осуществила в 1909 году, буквально растворившись в толпе уезжающих польских рабочих, кстати, ее учеников, срок ссылки которых вышел. На перекладных добралась сначала до Москвы, а потом и до Петербурга, где с головой вновь погрузилась в революционную деятельность.
Но из Ниццы, куда отправился на лечение Володя, приходили плохие вести — в его состоянии наступило резкое ухудшение. И вот по поддельным документам Инесса Федоровна через Финляндию помчалась к любимому. Увы, радость встречи была недолгой. Две недели спустя Владимир умер у нее на руках...
Казалось, жизнь остановилась. Любовь и служение делу переплелись в Арманд настолько тесно, что когда одно было безвозвратно потеряно, второе тоже как бы лишалось смысла. Толком не представляя, что же теперь делать, она отправилась в Париж, город, где провела детские годы. Возможности вернуться в Россию к мужу и детям пока не было. Да в те дни, кажется, она и не хотела этого...
Однажды Инесса Федоровна оказалась в парижском кафе, где группа товарищей слушала доклад незнакомого ей человека, к которому все относились с большим пиететом. Его манера парадоксально и в то же время очень логично излагать мысли, уверенность и напор буквально завораживали. Их представили друг другу, на этом общение и закончилось. Поразивший Инессу оратор оказался лидером фракции большевиков, его звали Владимир Ленин, но это был лишь один из многочисленных псевдонимов. Свои книги он подписывал и как Ильин.
Встретиться снова им довелось несколько месяцев спустя. Инесса перебралась в Брюссель, поступила в университет и получила диплом лиценциата экономических наук. Она вообще любила учиться. До ссылки была слушательницей юридического факультета в Петербурге, а вернувшись из Брюсселя в Париж, стала посещать лекции в Сорбонне.
Летом 1911 года Ленин пригласил товарища Арманд выступить с лекциями в школе РСДРП во французском городке Лонжюмо. И с тех пор их общение стало постоянным. Кстати, с этим событием связано появление у Инессы Федоровны подруги и непримиримой соперницы в одном лице — Александры Коллонтай. Она тоже претендовала на роль преподавателя в школе, но Владимир Ильич отказал ей ввиду исчерпанности вакансий. Будущий посол Советского Союза давно видела себя в роли гранд-дамы русской революции, она была давней соратницей вождя и появление в его ближнем круге французской выскочки спокойно перенести не могла.
Находясь рядом с Лениным, Инесса переставала замечать других людей. В ее представлении во Владимире Ильиче соединилось все, ради чего Инесса жила: он — вождь мировой революции, не сомневался в ее победе и заражал своей верой окружающих. Кроме того, привлекательный мужчина, остроумный, решительный. Сравнивала ли она Владимира Ленина с Владимиром Армандом? Если да, то наверняка ей приходила в голову мысль, что брат мужа стал лишь этапом на ее пути к идеальному союзу мужчины и женщины, основанному на любви и служении делу. Он был добр, заботлив, предан идеям социализма, но в силу своей природной мягкости, увы, не соответствовал масштабу представлений Инессы о назначении человека. Направляясь вместе с Армандом к высокой цели, рано или поздно ей пришлось бы остановиться или пытаться двигаться дальше в одиночку. Ленин же раздвигал перспективы до горизонта и даже дальше.
Он был женат, но это Инессу не смущало, как раньше не смущал роман с братом мужа. Она тесно сошлась с супругой вождя, и личная жизнь пары поначалу была ей непонятна. В присутствии посторонних Ленин и Крупская вели себя подчеркнуто уважительно друг к другу, но не более. Спали они в разных комнатах...
Да был ли вообще союз Владимира Ильича и Надежды Константиновны браком во всех смыслах? Или их связывала только многолетняя привычка и общность идей? О чем они, например, будучи молодыми супругами, говорили в Шушенском по вечерам? О любви или о светлом будущем? В их письмах и дневниках невозможно найти романтических моментов. И все же! «Мы ведь молодожены были — и скрашивало это ссылку. То, что я не пишу об этом в воспоминаниях, вовсе не значит, что не было в нашей жизни ни поэзии, ни молодой страсти, — признается в своих воспоминаниях Крупская, но тут же, словно спохватившись, объясняет: — Мещанства мы терпеть не могли, и обывательщины не было в нашей жизни. Мы встретились с Ильичом уже как сложившиеся революционные марксисты — это наложило печать на нашу совместную жизнь и работу».
Домыслов относительно интимной жизни Ленина существует множество при почти полном отсутствии фактов. Но если их нет, это не значит, что ничего и не было. Все дело в том, что после смерти вождя немедленно последовало распоряжение Сталина, предписывающее всем, у кого есть какие-либо рукописи Ильича — от набросков статей до личной переписки, — срочно сдать их в архив. Собранные документы были подвергнуты жесточайшей цензуре и лишь затем опубликованы. Коба создавал исторический миф, в котором вождь революции должен выглядеть святым, никогда не ошибающимся и лишенным обычных человеческих слабостей, а он — его преемником. Вторым после бога. Можно ли при такой установке допустить хоть намек на то, что в жизни Ильича были какие-то женщины, а не только жена и верный соратник Крупская?
Между тем есть основания полагать, что до вступления в брак у Владимира Ульянова был опыт интимного общения с женщинами. А еще некоторые свидетельства указывают на то, что у женатого Ленина был длительный роман с некой Елизаветой К. — писательницей, имевшей аристократическое происхождение. После революции эта дама жила за границей, и ГПУ многие годы перечисляло ей деньги за молчание. Но эти отношения, судя по мемуарам К., опубликованным во Франции в 1930-х годах, не носили глубокого характера...
У Ленина и Крупской не было детей, и это тоже давало многим основание делать вывод об отсутствии между ними близости. Но причиной стали, скорее всего, хронические болезни Надежды Константиновны.
Надо полагать, Арманд произвела на Ленина не менее сильное впечатление, чем он на нее. Эта рыжеволосая красавица, обладавшая несомненным шармом и великолепным вкусом, одетая по последней моде, разительно отличалась от тех неулыбчивых женщин, что встречались в его партийном окружении. Вот чудом сохранившееся письмо француженки к вождю: «Тебя я в то время боялась пуще огня. Хочется увидеть тебя, но лучше, кажется, умерла бы на месте, чем войти к тебе, а когда ты почему-либо заходил в комнату Н. К., я сразу терялась и глупела...
Я так любила не только слушать, но и смотреть на тебя, когда ты говорил. Во-первых, твое лицо так оживляется, и во-вторых, удобно было смотреть, потому что ты в это время этого не замечал... Всегда удивлялась и завидовала смелости других, которые прямо заходили к тебе, говорили с тобой...»
Вскоре Арманд и Владимир Ильич стали любовниками. Свидетельство тому несколько строк, написанных Инессой: «Расстались, расстались мы, дорогой, с тобой! И это так больно. Я знаю, я чувствую, никогда ты сюда не приедешь! Глядя на хорошо знакомые места, ясно сознавала, как никогда прежде, какое большое место ты занимал в моей жизни. Я тогда совсем не была влюблена в тебя, но и тогда я тебя очень любила. Я и сейчас обошлась бы без поцелуев, только бы видеть тебя, иногда говорить с тобой было бы радостью — и это никому бы не могло причинить боль...»
Грусть, пронизывающая это послание, вызвана тем, что Ленин как раз тогда по политическим причинам счел необходимым на время расстаться с товарищем Арманд.
Несколько лет, предшествующих революции, Инесса находилась рядом с супругами. Селилась в соседних гостиницах, ежедневно их навещала. Не без помощи Коллонтай Крупской вскоре стало известно о чувствах мужа, она даже собиралась уехать, чтобы не мешать влюбленным, но Ленин отговорил.
Так — практически втроем — и жили. Обе женщины выполняли обязанности секретарей вождя. Инесса, знавшая несколько языков, занималась, в частности, его перепиской с европейскими корреспондентами. А по вечерам играла Ильичу его любимого Бетховена.
Арманд ничуть не смущала двусмысленность ее положения, идеи свободной любви тогда были в моде. Она даже пыталась написать брошюру на эту тему, но Ленин отговорил. Возможно потому, что затею эту подняла на смех все та же Коллонтай. Александра Михайловна считала себя главным теоретиком в женском вопросе и не могла допустить, чтобы соперница заходила еще и на эту ее территорию.
Видимо, Владимир Ильич ценил в отношениях с Инессой Федоровной примерно то же, что и она: возможность любить, быть любимым и заниматься общим делом. Но когда «целесообразность» требовала отодвинуть чувство на задний план, он ни минуты не колебался. По его поручению Арманд ездила на переговоры, требующие особого дипломатичного подхода, поскольку ей это подчас удавалось лучше, чем самому Ленину, вспыльчивому, резкому, впадающему в раздражение от малейшего несогласия. Посылал он ее с заданиями и в Петербург, хотя прекрасно знал, насколько это рискованно. Инессу там и впрямь арестовали, но через несколько месяцев выпустили под залог, внесенный все тем же великодушным супругом Александром Армандом. Сразу после освобождения она бежала.
Незадолго до возвращения в Россию Инесса Федоровна поняла: ради революции ей придется отказаться от любви, во всяком случае — от физической ее стороны. На этом настоял Ленин, понимавший, что грядет новая эпоха и в нее необходимо вступать с незапятнанной репутацией вождя, живущего исключительно идеей служения угнетенным. По его требованию была сожжена их переписка. Что ж, она знала, что такое партийная дисциплина, но при этом была уверена, что Ленин ее по-прежнему любит.
«Последние Ваши письма были так полны грусти и такие печальные думы вызывали во мне и так будили бешеные угрызения совести, что я никак не могу прийти в себя...
О, мне хотелось бы поцеловать тебя тысячу раз, приветствовать тебя и пожелать успехов», — писал он ей.
Разве в этих словах не было любви?!
Читая и перечитывая их, Инесса, вероятно, надеялась, что когда революция победит, когда отпадет необходимость конспирации, жизни по поддельным документам, когда отомрет буржуазная мораль с ее предрассудками, они смогут соединиться уже как муж и жена. А Крупская? Так что ж, и ей найдется место рядом...
В Россию с ближайшими соратниками возвращались в пломбированном вагоне. Ехали в одном купе втроем — Ленин, Крупская, Арманд...
Когда правительство большевиков из Петрограда переехало в Москву, в Кремль, Ленин продолжал видеться с Инессой довольно часто, но об интимных встречах и речи идти не могло, здесь все были на виду. Однако страсти кипели нешуточные. Теперь не только сам Владимир Ильич, но и его окружение полагало, что статус первого человека государства требует от него значительных ограничений.
Вот как о том времени рассказывала большевичка Маргарита Фофанова. Ленин в 1917-м прятался в ее доме в Петрограде, а позже, уже в Москве, вождь пристроил Маргариту Васильевну в комитет земледелия. Сначала речь в этих воспоминаниях идет о питерских временах, когда она из конспиративной квартиры разносила почту Ильича.
«Письма Ленина к Инессе Федоровне носили личный характер. Я не могла отказать Владимиру Ильичу. О его теплых связях с Инессой Надежда Константиновна знала. На этой почве между Владимиром Ильичом и Надеждой Константиновной были серьезные конфликты еще до октября. Но особо остро возник конфликт между ними после революции, когда Ильич стал главой Советского правительства. Владимир Ильич назначил Инессу Федоровну председателем совнархоза Московской губернии и поселил ее у кремлевских стен, напротив Александровского сада, рядом с квартирой своей сестры, Анны Ильиничны. Он часто пешком навещал Инессу Федоровну.
Надежда Константиновна заявила Владимиру Ильичу, что если он не прекратит связь с Арманд, то она уйдет от него. К сожалению, семейный конфликт стал достоянием членов ЦК партии и правительства, которые все знали и замечали.
Вскоре после назначения Арманд на должность председателя совнархоза Московской губернии обнаружилось, что она не справляется с этой совершенно необычной для нее работой. Тогда по инициативе Ленина она была назначена на вновь созданную должность заведующей женским отделом при ЦК РКП(б)».
Кроме того, Арманд по-прежнему выполняла поручения вождя, порой весьма рискованные, например отправилась во Францию — уговаривать русских солдат из экспедиционного корпуса вернуться на родину. Это была опасная поездка, грозящая как минимум тюрьмой. Перед отъездом Инесса была полна нехороших предчувствий и даже оставила дочери, тоже Инессе, личное письмо для Ленина, передать которое надлежало в случае непредвиденного хода событий. Вот что она написала дочери в сопроводительной записке: «Дорогая моя Инуся. Вот я и в Питере. Ехали мы чрезвычайно долго. Прибыли сюда только к 10 часам вечера, но едем пока очень удобно и тепло.
Сегодня переночевали в Питере и сегодня утром едем дальше. И через несколько часов уже не будем больше на нашей дорогой социалистической родине. При отъезде какое-то смешанное чувство. И хочется ехать, а когда подумаешь о вас, то не хочется, и вообще много думаю о вас, моих дорогих и милых. В твое письмо вкладываю: первое письмо для Саши, второе письмо для Феди и третье письмо для Ильича. О последнем пусть знаешь только ты. Письмо первое и второе передай немедленно, а письмо 3-е пока оставь у себя. Когда мы вернемся, я его разорву. Если же что со мной случится (говорю это не потому, что считаю, что в моем путешествии есть какая-либо опасность, но в дороге, конечно, всякое может быть, одним словом, на всякий случай), тогда передай это письмо Владимиру Ильичу.
Лично ему передать можно таким образом: зайди в «Правду», там сидит Мария Ильинична, передашь это письмо и скажешь, что это письмо от меня и лично для Владимира Ильича. А пока держи письмо у себя. Ты моя дорогая дочка. Когда думаю о тебе, то думаю не только как о дочери, но и как о близком друге. Ну, до свидания, моя дорогая. В сущности, скоро увидимся. Едва ли, я думаю, наша поездка протянется и 2 месяца. Крепко тебя обнимаю и целую. Твоя мама. Письмо Владимиру Ильичу запечатано в конверте».
Во Франции она действительно была арестована, но Советы пригрозили не выпустить из России готовящихся к отъезду на родину французских граждан, и Арманд освободили.
В 1920-м вследствие переутомления и недоедания здоровье Инессы Федоровны оказалось подорванным. Ленин и раньше замечал, что она буквально тает на глазах. «Дорогой друг! Грустно очень было узнать, что Вы переустали и недовольны работой и окружающими (или коллегами по работе). Не могу ли я помочь Вам, устроив в санатории? — писал он ей в августе. — Если не нравится в санаторию, не поехать ли на юг? К Серго на Кавказ? Серго устроит отдых, солнце. Он там власть. Подумайте об этом».
От предложений любимого человека она отказывалась. Но ближе к осени у ее младшего сына Андрея Арманда возникли проблемы с легкими. Памятуя о болезни, сведшей в могилу его отца, Инесса все-таки поддалась на уговоры и отправилась на лечение в Кисловодск под опеку Орджоникидзе.
Отдых оказался для Инессы Федоровны тягостным. В санатории не хватало постельного белья, сквозь рассохшиеся рамы задувал ветер. По ночам иногда объявляли тревогу — на окраинах появлялись недобитые враги, прятавшиеся в горах. Больных партийцев срочно поднимали, делили на отряды и вручали винтовки.
Но вовсе не бытовые неудобства и не ночные перестрелки омрачали жизнь товарища Арманд. «...Как я мало теперь стала любить людей. Раньше я, бывало, к каждому человеку подходила с теплым чувством. Теперь я ко всем равнодушна. А главное — почти со всеми скучаю. Горячее чувство осталось только к детям и к В. И. Во всех других отношениях сердце как будто бы вымерло. Как будто бы, отдав все свои силы, всю свою страсть В. И. и делу работы, в нем истощились все источники любви, сочувствия к людям, которым оно раньше было так богато! У меня больше нет, за исключением В. И. и детей моих, каких-либо личных отношений с людьми, а только деловые. И люди чувствуют эту мертвенность во мне, и они отплачивают той же монетой равнодушия или даже антипатии (а вот раньше меня любили). А сейчас иссякает и горячее отношение к делу», — писала в своем дневнике Инесса Федоровна.
Что же произошло с ней, прежде умевшей легко находить общий язык с соратниками? Или здесь товарищи по борьбе выглядели совсем иначе? Вместо того чтобы гореть работой и борьбой, играли в крикет, ходили на лечебные процедуры, вели праздные разговоры, заводили курортные романы. То есть были самыми обычными людьми, обывателями. За эту ли жизнь проливалась кровь?
Инесса Федоровна ходила по городу, слушала тихие пересуды местных жителей и с удивлением узнавала, что далеко не все в восторге от свершившихся перемен и вместо того чтобы радоваться новой жизни, рядовые граждане — не эксплуататоры и не попы — с грустью вздыхают о былом...
Она объясняла себе эти настроения отсутствием в здешних местах пролетариата и слабой агитационной работой, но сомнения оставались: а так ли все идет?
Инесса Федоровна регулярно просматривала газеты, которые, не стесняясь, информировали о кровавых чистках, проходящих в стране. Конечно, она не видела приказов Ленина, подобных, например, такому: «...Навести тотчас массовый террор, расстрелять и вывезти сотни проституток, спаивающих солдат, бывших офицеров и т. п.». Но увидев в строчках хроники краткий отчет об исполнении этих приказов, не могла не задуматься: речь-то идет о тех самых несчастных женщинах, помочь которым она пыталась двадцать лет назад.
Ей было страшно за детей. Глядя на Андрея, Инесса вновь и вновь задавалась вопросом: хорошей ли она была матерью? Да, как ей казалось, она обожала сыновей и дочерей. Но выбрав когда-то путь революционной борьбы, Инесса обрекла их на страдания. Тюрьмы, ссылки, эмиграция — все это влекло за собой годы вынужденной разлуки. А какое будущее было им уготовано? Гибель в котле мирового пожара?..
А еще Арманд представляла себе скорое возвращение в Москву, но прежней уверенности в том, что новая жизнь даст возможность соединиться с Лениным, уже не было.
Вот последняя запись, сделанная ею в дневнике одиннадцатого сентября 1920 года: «...Поражает меня, как мы далеко ушли благодаря революции от прежних романтических представлений о значении любви в человеческой жизни. Для романтиков любовь занимает первое место в жизни человека, она выше всего. И еще недавно я была гораздо ближе к такому представлению, чем сейчас. Правда, для меня любовь никогда не была единственным. Наряду с любовью было общественное дело. И в моей жизни, и в прошлом было немало случаев, когда ради дела я жертвовала своим счастьем и своей любовью. Но все же раньше казалось, что по своему значению любовь имеет такое же место, как и общественное дело. Сейчас это уже не так...»
Обстановка в Кисловодске становилась тревожной, и из Москвы пришел приказ: товарища Арманд и еще несколько человек перевезти военным эшелоном в Нальчик. Инесса Федоровна отказалась его выполнять, она считала, что среди пациентов санатория есть более нуждающиеся в эвакуации большевики. Но командующий гарнизоном категорически возразил: «Товарищ Арманд, мне дан приказ, и я должен его выполнить, даже если придется прибегнуть к помощи красноармейцев».
Дорога была тяжелой. Приходилось отстреливаться от бандитов. Ночевали прямо в вагоне. Затем на двое суток застряли на какой-то станции. Выгребные ямы там давно не чистились, мухи летали над ними тучами. Питались овощами и фруктами, купленными у привокзальных торговцев.
Инесса первым делом отправилась в исполком, познакомиться с местными партийцами и с обстановкой. Вечером почувствовала себя плохо, но не стала беспокоить людей, и без того утомленных трудной дорогой. Наутро поднялась температура, началась рвота, а потом и судороги. Доктор Ружейников, сопровождавший путников от самого Кисловодска, диагностировал холеру.
Инессу Федоровну срочно доставили в больницу. Когда две женщины попытались массировать ей сведенные судорогой ноги, она прогнала их: обе оказались беременными и нельзя было подвергать рожениц опасности заразиться. С сыном разговаривала через окно. Потом начала впадать в забытье, а когда приходила в себя, мысли мешались. Как-то в полубреду ярко-ярко нарисовалась картина — школа в Ельдигино, за окном машет ей белым картузом улыбающийся Александр... Может, это и было настоящим счастьем, истинным смыслом ее жизни? А все прочее — листовки, тайные собрания — ненужным?..
Колокольчик сторожа все громче и громче, и вроде не колокольчик это уже, а огромный колокол где-то в голове, разрывающий ее на части...
Ближе к вечеру телеграфист отбил молнию: «Вне всякой очереди. Москва. ЦК РКП, Совнарком, Ленину. Заболевшую холерой товарища Инессу Арманд спасти не удалось точка кончилась 24 сентября точка тело препроводим Москву Назаров»...
Утро одиннадцатого октября 1920 года выдалось в столице промозглым. Под стать ему были и лица патрульных, движущихся по Мясницкой из центра города. Возле почтамта им пришлось сойти с мостовой, чтобы пропустить похоронную процессию. Тощие лошади с трудом тянули катафалк, на котором стоял длинный металлический ящик. Без интереса взглянув на мужчин и женщин, бредущих сзади, патруль застыл: да это ж Ленин! Им и в голову не могло прийти, что в сейчас он провожает в последний путь свою любовь.
P. S. Существует легенда, будто бы Владимир Ильич завещал похоронить себя на Красной площади рядом с возлюбленной и вроде на этом даже настаивала Крупская, но Сталин наотрез отказал, ему нужен был мавзолей с нетленным святым...
Любовь Владимира Ильича уберегла семью Арманд от репрессий. Все дети Инессы Федоровны обрели достойное место в жизни. За их судьбой лично проследила Надежда Константиновна. Андрей Александрович, сын Владимира Арманда, погиб на войне в звании капитана. Судачили, что его настоящим отцом был Ленин, но это, конечно, неправда.
Подпишись на наш канал в Telegram