Недалеко от Брянска в окружении огромных лип стоит усадьба Красный Рог. В центре ее небольшой, удивительно красивый господский дом, поодаль одноэтажный флигелек. На исходе лета 1856 года едва ли не каждый день в его окнах допоздна горел свет...
Двое мужчин, один лет тридцати пяти, другой много моложе, сидели в крошечной гостиной флигеля и разговаривали. Старший был хозяином имения графом Алексеем Константиновичем Толстым, младший — его двоюродным братом Львом Михайловичем Жемчужниковым, приехавшим в Красный Рог погостить.
— Алеша, если б ты знал, как она вошла в мое сердце! Ведь я все понимаю. Отец, узнав об этом, возможно, не захочет и слышать обо мне, а уж помогать — тем более, службы у меня нет, ремесла никакого не знаю, художества мои покуда не больше чем ученичество, ими на жизнь мудрено заработать. Но не могу... Веришь ли? Не могу я оставить Ольгу...
Брат утешительно похлопал его по плечу:
— Ну-ну, Левушка... Не рви себе душу. Бог даст, как-нибудь все устроится.
Встав с кресла, Алексей Константинович отошел к окну и толкнув створки, распахнул их в вечерние сумерки. Воздух пах близкой грозой. Господи, что же это, в самом деле? Да неужели всем в их роду написано ходить в своей любви нетореными дорогами? Любить не тех, кого велено... И платить за свою любовь тяжкой смутой на сердце.
...Сто с лишним лет назад дочь Петра I Елизавета, тогда еще цесаревна, полюбила их двоюродного прадеда, казацкого сына Алексея Розума, приблизила к себе, осыпала милостями, сделала графом Разумовским... И тем самым навсегда лишила простого человеческого счастья: детей и внуков, собственного семейного очага. После смерти императрицы единственной отрадой для ее одинокого и состарившегося любовника была семья брата Кирилла, которого Разумовский некогда перевез в столицу, дав ему образование и приставив ко двору. Женили Кирилла на троюродной сестре царицы Екатерине Нарышкиной.
Богатство семейства было огромным, а после того как бездетный дядюшка завещал племянникам свои владения, стало и вовсе сказочным. Породниться с богачами Разумовскими были не прочь многие знатные фамилии. Своего старшего сына граф женил на красавице Варваре Шереметевой. Но только, видно, голос простонародной крови оказался сильнее: внук казака Алексей Кириллович пожил-пожил с Варварой Петровной, за десять лет родившей ему пятерых детей, да и выдворил ее из дому, сделав своей любовницей дочку берейтора Машу.
И вот теперь, похоже, история повторяется: внук графа Лев Жемчужников — сын сенатора, тайного советника, бывшего губернатора Костромской и Санкт-Петербургской губерний, выпускник Пажеского корпуса — задумал жениться на крепостной своего приятеля графа де Бальмена. И сегодня под большим секретом признался кузену в намерении тайно похитить возлюбленную Оленьку Кабанову, коли хозяева откажутся дать ей вольную. Такие вот дела...
В Линовице, имении де Бальменов в Малороссии, Лев гостил прошлым летом: рисовал, собирал песни и сказки. Молодого человека, решившегося променять блестящую военную и придворную карьеру, которая открывалась перед выпускниками Пажеского корпуса, на романтическую долю служителя муз, де Бальмены принимали радушно: выделили флигель в саду, чем-то похожий на тот, в котором Алексей и Лев полуночничали нынче, и строго-настрого запретили детям мешать его работе. Граф Сергей Петрович считал себя знатоком в искусствах, сам рисовал и играл на фортепиано, гордился своим свободомыслием и любил рассказывать, как его однажды арестовали за то, что произнес на балу здравицу в честь Французской республики. Однако крепостных своих держал строго, за провинности сек по старинке.
Ольгин отец Степан Кабанов был в деревне старостой и пользовался барским доверием, Ольгу же господа держали при себе, даже брали на зиму в город. Их собственная дочь Манечка была с нею почти одних лет, и жена Сергея Петровича графиня Мария Павловна находила, что простонародная красота крепостной служанки выгодно оттеняет Манину утонченность. Просьбу Льва Жемчужникова позволить дворовой девушке позировать для портрета хозяева встретили с пониманием. Да и чего, в самом деле, жеманиться? Даже если и выйдет у них какой грех — что ж, дело молодое.
Кто ж в юные года с крепостными девками не баловался?! Ольга ходила во флигелек на «сеансы», после которых мыла барину кисти, чистила палитру. И хотя ее лицо, розовевшее при появлении Жемчужникова, и быстрые взгляды из-под ресниц в его сторону не укрылись от бдительного ока графини, особого внимания на это никто не обратил. Сам Лев на людях держался с Ольгой хотя и вполне дружески, но без нежности. Так что когда следующим летом Жемчужников написал графу, что был бы рад вновь навестить Линовицу, Сергей Петрович с женой были уверены: молодой человек увлекся их дочерью, которой прошлым летом давал уроки рисования. Что ж, Маня — девушка на выданье, и Жемчужников мог стать для нее подходящей партией.
Барышня, узнав о скором приезде Льва Михайловича, залилась краской и бросилась в гардеробную выбирать наряды. Дорогому гостю отвели все тот же утопавший в зелени флигель. В первый же вечер, сидя в уставленном книгами кабинете, Лев услышал, как тихонько скрипнула дверь: не дожидаясь его зова, Ольга пришла сама. Ни о чем не спрашивала, только целовала...
Глядя в темнеющий сад, Алексей Константинович все не решался обернуться, знал, что Лев ждет от него не просто сочувствия — помощи. А дело между тем нешуточное: увезти крепостную! Да за такое и в тюрьму угодить можно. А что станется с Ольгой, ежели поймают? Нет, надо как-то уговорить Леву. Выкупить девушку, в конце концов, за любую цену. Должны же де Бальмены войти в положение. Собравшись с духом, Алексей повернулся к брату и вдруг неожиданно для самого себя заговорил совсем о другом:
— А что, Левушка, маман расспрашивала тебя обо мне и Софи?
Жемчужников смущенно кивнул. Если его собственный роман пока оставался тайной за семью печатями, известной только трем-четырем близким людям, то личная жизнь кузена Алексея Толстого давно возбуждала пересуды в свете. И графиню Анну Алексеевну пересуды эти весьма и весьма огорчали.
Матери Льва и Алексея были родными сестрами, дочерями графа Разумовского и той самой берейторской дочки Машеньки. Кроме них в неофициальном семействе графа было еще восемь детей. Все они получили фамилию Перовские и числились графскими воспитанниками. Впрочем, заботился граф о них ничуть не меньше, чем о законных детях. Сыновьям дал хорошее образование, дочерям приискал порядочных женихов, чья репутация могла бы компенсировать изъяны в родословной девиц. Левиной матушке сосватали артиллерийского офицера Михаила Жемчужникова, Алешиной — бездетного вдовца графа Константина Толстого.
Оба брака были заключены по расчету, но семейная жизнь у сестер пошла по-разному. Младшая, искренне полюбив мужа, едва ли не ежегодно рожала по ребенку, до той поры пока в одночасье не сгорела от жестокой простуды. Анна же, не пробыв замужем и года, оставила графа Толстого и уехала из мужниного дома навсегда, забрав единственного сына Алешу, которому не исполнилось и двух месяцев.
Алешенька, ставший для Анны Алексеевны центром вселенной, получил прекрасное воспитание и образование и вырос именно таким сыном, о каком мечтает любая мать: красивым, умным, талантливым, послушным и добрым. Даже в злоязычном свете никто не решился бы сказать дурного слова об Алексее Толстом. И вот такой сюрприз — скандальная связь с Софьей Миллер, замужней дамой самой незавидной репутации.
Поначалу Анна Алексеевна была уверена, что интрижка не продлится и двух месяцев. Представить, что ее сын, вращающийся в кругу самых знатных и блестящих дам, всерьез увлечется не слишком привлекательной провинциальной дворяночкой, она просто не могла. Но вот минуло уже пять лет, а Алексей и слышать не желает о том, чтобы прервать эту нелепую связь. Уговорил возлюбленную подать на развод, при каждом удобном случае мчится в Пензенскую губернию, где в Смолькове, имении своих братьев Бахметевых, живет ушедшая от мужа Софи. И на все сетования матери сын отвечает лишь одно: ах, если бы ты ее узнала ближе, полюбила бы непременно.
В этот свой приезд он был настойчив как никогда. Твердил, что Софья спасла его. Но Анна Алексеевна и слышать ничего не желала: пока она жива, ноги этой женщины не будет в ее доме! Отчаявшись добиться своего запретами, графиня решила действовать исподволь и для начала разузнать о приворожившей сына женщине как можно больше. Вот за этим-то она что ни день увлекала Левушку на прогулку по чудесным липовым аллеям Красного Рога. И расспрашивала, расспрашивала, расспрашивала...
— И что же? Ты рассказал ей, как Софи вела себя в Одессе? — спросил Алексей.
Лев снова кивнул: само собой, как же иначе. Как преданно Софья выхаживала Алешу во время его болезни, Лев постарался живописать тетушке в самых выгодных красках. В 1855 году во время Крымской кампании Алексей Толстой был зачислен в 4-й Стрелковый полк Императорской фамилии. Получил чин майора, выехал в Одессу к месту дислокации. Вот только в деле побывать так и не успел: тиф, свирепствовавший в русской армии, выкосил половину полка раньше, чем это смогли сделать английские пули и снаряды. Алексей несколько недель провел между жизнью и смертью. И если бы не Софья, приехавшая ухаживать за любимым...
Но Анна Алексеевна твердила свое: «Это не мадам Миллер, а Бог его спас». Что же до потуг Левушки обрисовать разнообразные таланты Софьи Андреевны, ее широкое образование, ум и музыкальные дарования, то они имели еще меньший успех. Тетушка лишь плакала, называя Софью расчетливой, хитрой и лживой, да горько сокрушалась, что когда-то не дала сыну благословения на брак с княжной Мещерской.
Впрочем, Алексею и теперь, когда цесаревич Александр взошел на трон, не поздно составить хорошую партию — у Алеши отличные карьерные перспективы. Его вот-вот назначат флигель-адъютантом нового императора. И удачный брак был бы сейчас как нельзя кстати. Хорошо бы Левушка с ним поговорил, убедил как-нибудь. Ну не сошелся же клином свет на этой авантюристке!
Слушая брата, Алексей Константинович машинально обрывал лепестки на вынутой из вазы астре. Пальцы его сильных рук, которыми Толстой с легкостью гнул серебряные рубли, предательски дрожали. Вот, значит, какого мнения о нем маман. Даже не сомневается, что он сможет оставить доверившуюся ему женщину ради карьеры? Как же она до сих пор не поняла, что придворная служба для него лишь тяжкая повинность! Литература и Софья — вот две страсти, которым он жаждет посвятить жизнь. И ничто иное его не интересует!
Ледяной волной окатила горькая досада: ну почему матушка, сама когда-то страдавшая от глупых пересудов, теперь не хочет признать ходящие о Софье слухи досужими сплетнями? Или уже позабыла, как самой приписывали ни много ни мало кровосмесительную связь с собственным братом? Слишком де близкое участие принял Алексей Перовский в устройстве сестриной судьбы. После расставания Анны с мужем брат, бывший одиннадцатью годами старше, поселил ее с сыном у себя: сначала в имении Погорельцы, а после здесь, в Красном Роге. Любовь, которую Алексей Алексеевич питал к племяннику, иным тоже казалась слишком уж горячей. Дядя осыпал мальчика подарками, возил по заграницам. И нынешним положением своим при дворе Алексей целиком обязан ему.
Узнав, что Василий Андреевич Жуковский, назначенный воспитателем наследника престола, получил от императора добро на то, чтобы подобрать в компанию к восьмилетнему Александру несколько мальчиков из хороших семей для совместного обучения и игр, Алексей Перовский приложил все силы, чтобы его племянник попал в число избранных. Благо занимаясь литературой под псевдонимом Антоний Погорельский, он уже давно с Жуковским был преотлично знаком. Это-то знакомство и открыло перед маленьким Алешей двери, за которые многие куда более знатные особы порой за всю свою жизнь не могли проникнуть. Злые языки и тут не дремали: племянников и племянниц у Алексея Перовского добрая дюжина наберется, но так усердно хлопочет он только об Алеше Толстом. Ой неспроста!
Все эти пересуды как серые мыши шмыгали за их семейством и Алексею были хорошо известны чуть ли не с пеленок. И что же? Разве в них есть хоть доля правды? Так почему правдой должны быть сплетни о Софье? О ее неверности Толстому, о романах и с Иваном Тургеневым, и с Дмитрием Григоровичем? Он не желает ни знать, ни слышать этой «правды». И верит только тому, что знает с Софьиных слов. Как ее соблазнил и отказался жениться богатый повеса князь Вяземский, как появилась на свет дочка, которую ради приличия отдали в семью брата, как погиб на дуэли с Вяземским другой брат, вступившийся за честь сестры, как родители едва ли не силой заставили «порченую» дочь выйти замуж за офицера Льва Миллера и как Софья, точно так же, как и его собственная мать, уехала от нелюбимого мужа.
Еще знает наверняка, что она для него самая желанная женщина на свете. С того самого дня, как впервые встретил ее на маскараде. И с той самой ночи, как она впервые осталась в его петербургской квартире. А все остальное неважно, и что бы ни говорила мать, он свою любовь не предаст. Не принято это в их роду — предавать свою любовь, пусть и незаконную. А значит, решено: Левушке он поможет. И отбросив все сомнения, наклонившись к самому уху брата, тихо произнес:
— Давай условимся так. Если не сговоришься с де Бальменами добром, напиши мне.
Лев порывисто обнял Алексея и через день уехал в Линовицу.
«Ольгу Кабанову? На волю отпустить?» — Сергей Петрович де Бальмен в негодовании уставился на Льва. Господи прости, этого еще не доставало. О том, что этот олух по уши влюблен в их дворовую девку, он догадался в его второй приезд. Правда, как ни скрывал ее Лев, все же выплыла наружу. На правах старого приятеля граф предложил гостю съездить к соседу Закревскому, известному своими шалостями с крепостными девицами. Но Жемчужников с негодованием отказался. Шутки же о его собственных шашнях с Ольгой решительно оборвал. После неприятного инцидента Сергей Петрович запретил дочери и думать о Льве. Не хватало еще, чтобы дворня смеялась над барышней, делящей любовь кавалера с собственной прислугой.
Графиня вообще предлагала немедленно отказать Льву от дома, однако де Бальмен открыто рвать отношения с Жемчужниковым поостерегся. Все-таки влиятельный, знатный род. Понадеялся спровадить враз пришедшегося не ко двору гостя миром. Тот и вправду вроде как уехал. И вот явился снова. Да еще с какими разговорами! Грозится увезти девку, если добром не отдадут. А они-то год назад думали дочь за него сосватать! Вот уж действительно Бог упас. Нет, молодца этого следует не просто от дома отвадить, а проучить как следует. Заодно и девкам пример будет. Не то, глядишь, завтра еще какая решит за барина замуж пойти. А ведь у де Бальменов кроме дочери два сына растут...
Пару дней спустя Ольгиного отца, старосту Степана Кабанова, примерно высекли на заднем дворе. Как заявил граф — за кражу. Через несколько дней дошла очередь и до Ольги, которую спасла от унижения только доброта старой кухарки, взявшей на душу грех и доложившей барыне, что девка наказана. Но в другой раз обман мог и не удаться. Ждать дальше было невозможно. Лев уехал. И с первой же станции отправил письмо Толстому...
— Ну, так и где ж пачпорт?
Хозяин постоялого двора подозрительно смотрел на роющегося в чемодане Льва. Сорочки, книги, платье мужское. А где же женское? Девка-то у него в фургоне сидит с одним узелком. Уж не беглая ли? Пропустишь — отвечай потом.
Чувствуя, как кровь звенит в ушах, Лев еще с полминуты бесцельно перекладывал вещи. Потом вдруг, будто что-то решив для себя, резко выпрямился. Голос срывался и звенел то ли от гнева, то ли от отчаяния:
— Да что это ты, в самом деле, любезный? Едем мы по своей надобности, не по казенной, стало быть, никаких документов тебе предъявлять не обязаны. К тому же и лошади уже готовы. Что ты пристал со своим паспортом? Бог один знает, куда я его сунул, а искать мне недосуг! Ясно тебе?!
Переминаясь с ноги на ногу, хозяин еще раз оглядел ночных гостей: вроде и вправду приличные. А девка — что ж, может, и не крепостная, из мещан, может. Проводить уже их разве да и спать?
— Ну, господь с вами, не надо пачпортов...
Только опустившись на сиденье фургона, где в уголке дрожала Ольга, Лев почувствовал, что сердце начинает биться ровнее. Никакого паспорта у его невесты, конечно же, не было. Но если Ольги не хватятся в имении до утра, шанс выбраться из этой передряги у них все-таки есть. За подкладку сюртука у Льва зашиты деньги: тысяча рублей, подаренных перед отъездом тетушкой. О своей сердечной тайне племянник хоть больше и намеками, но все же рассказал ей достаточно. И Анна Алексеевна расчувствовалась, решила: пусть Левушка прокатится в Европу, развеется. О том, что деньги пойдут на исполнение хитроумного плана, задуманного племянником вместе с ее сыном и ненавистной Софьей, графиня, конечно, не догадывалась.
Замирая от страха на каждом постоялом дворе, питаясь одними бубликами, яблоками да сырой морковью, боясь остановиться даже на короткий ночлег, Лев и Ольга мчались в Смольково. Там, предупрежденное Софьей Андреевной, ждало беглецов семейство Бахметевых.
По рассказам Алексея Лев давно знал их всех: и братьев Софьи Николая и Петра, взявшего когда-то к себе ее незаконную дочь, и саму восьмилетнюю Соню-младшую, которая чрезвычайно походила на мать, и сыновей Петра Бахметева — Андрейку и Дидишку, которых Толстой любил как родных. Смольково граф тоже любил, тут их с Софьей давно считали законными супругами. И работалось ему здесь, вблизи любимой, всегда прекрасно. Несколько лет назад он именно в Смольково начал свой роман «Князь Серебряный». Этим летом в Красном Роге читал кузену уже отделанные главы. И вот теперь Лев, чтобы скрасить утомительную езду, пересказывал их Ольге. «Ох и бедные ж они, бедные. Ну совсем как мы с тобою, Левинька», — причитала девушка, слушая о злоключениях князя Никиты и его возлюбленной.
В Смольково прибыли утром. Вышли из фургона на подгибающихся ногах, затекших от долгой езды. Софья просила братьев разместить гостей со всей возможной деликатностью. Из приличия комнаты им отвели разные, но по соседству, и чтобы очутиться в объятиях друг друга, влюбленным всего и нужно-то было пробежать несколько шагов по коридору. Незадолго до Левушкиного дня рождения Ольга, пришедшая к нему в очередную ночь, призналась, что беременна...
Едва дождавшись первых морозов и наката санного пути, Лев бросился в Петербург, оставив невесту на Бахметевых. Те, как могли, старались развлечь ее, но девушка все повторяла: «Душно мне без Левиньки».
Наконец из столицы пришло долгожданное письмо... «Ну что же, Олюшка, езжай уже в столицу, да смотри, береги себя. И Левушку береги. Да глядите, как ребенок родится, не забудьте написать. Он нам, считай, родной».
Пять минут спустя возок, в который села Ольга, исчез за поворотом. Ко Льву в Петербург отправлялась уже не беглая дворовая графа де Бальмена, а едущая по хозяйским поручениям крепостная помещиков Бахметевых: рискуя очень многим, Петр Андреевич по просьбе сестры и Алексея Толстого выправил Ольге Кабановой подложный паспорт. Льву и его невесте следовало торопиться: по российскому закону ребенок, который должен появиться, автоматически станет крепостным де Бальменов. Нужно было снова бежать. И как можно дальше, в Европу. Несколько недель в крошечной квартирке, снятой Львом на Васильевском острове, кипели сборы. Экономили каждую копейку. Сообщить отцу о произошедших в его жизни переменах Лев не решался. И кузен вновь предложил помощь, пообещав поговорить с Михаилом Николаевичем. Знакомиться с Ольгой тот не стал, но помочь влюбленным деньгами согласился. Положил, правда, немного: всего шестьсот рублей в год. Но Лев с Ольгой и этому были несказанно рады.
В один из последних вечеров перед отъездом Лев признался Алексею и Софье: если родится мальчик, назовут его Юрием — в честь брата Софьи, погибшего когда-то на дуэли с Вяземским. В июне 1857 года в Швейцарии Юрий Жемчужников благополучно появился на свет.
Каждой из влюбленных пар, которые в тот памятный год так тесно свела судьба, была суждена своя дорога. Жемчужниковы несколько лет провели в Европе, где Лев прилежно учился живописи и мастерству гравера. Там же родилась и его дочка Елена. Незадолго до отмены крепостного права он с семьей вернулся в Россию, став примерным хозяином пензенского имения Аршуковка. Лев прожил долгую жизнь, избирался предводителем дворянства, председателем уездной управы и даже почетным мировым судьей. Ушел из жизни в 1912 году в Царском Селе.
Брат же его Алексей вышел в отставку и целиком посвятил себя литературе. В 1863 году, после получения Софьей Андреевной долгожданного развода, наконец обвенчался с ней в православной церкви в Дрездене. Умер Алексей Константинович Толстой намного раньше кузена, в 1875 году, в том самом имении Красный Рог, где когда-то решил помочь Левушке Жемчужникову и его невесте. Флигель, где они с братом поверяли друг другу свои сердечные тайны, стоит на старом месте до сих пор.
Подпишись на наш канал в Telegram