Как говорил Александр Куприн, в Одессе есть два популярных имени: бронзовый Дюк и воздухоплаватель Сергей Уточкин — кумир биндюжников, велосипедистов, женщин и уличных мальчишек.
Вечером двадцать шестого ноября 1913 года в одесскую квартиру присяжного поверенного Антона Богомольца настойчиво постучали. Хозяева никого не ждали и переполошились: Антон Антонович был на плохом счету у охранки. Распорядившись, чтобы ребятишек увели в детскую, глава семейства открыл дверь. На пороге стоял его приятель, известный авиатор Сергей Уточкин. Вид он имел крайне нездоровый: небрит, рыжие волосы без малейшего намека на знаменитый борцовский пробор торчали в разные стороны. В руке Уточкин держал изогнутую стальную вилку. Он решительно шагнул в квартиру и даже не сказал, а потребовал:
— Д-дай мне галстук!
— Может, пройдешь? — предложил Богомолец, но гость энергично замотал головой.
— Я т-тороплюсь.
Антон Антонович внимательно оглядел его серый потрепанный костюм, исподнюю больничную рубашку под пиджаком. Из комнаты испуганно выглянула хозяйка дома.
— Принеси, пожалуйста, серый галстук, — как можно спокойнее попросил ее муж и обернулся к Сергею: — А вилка зачем?
Тот, будто впервые увидев, повертел вилку в руке, сунул в карман.
— Меня з-запирают на ключ. Пришлось открывать в-вилкой.
— Ты сбежал из клиники?
— Ага, — неожиданно развеселился Уточкин. — Я с з-закрытыми глазами разбираю и с-собираю авиационный двигатель, а тут з-замок какой-то...
Получив галстук, странный гость торопливо распрощался. От Богомольца он отправился на улицу Гоголя в коммерческий клуб, где до болезни частенько проводил время за карточным столом. В кармане у него были один рубль и маленькая баночка с кокаином. Сергей принял небольшую дозу и вошел в игорный зал.
К тому времени в психиатрической клинике уже хватились: пропал пациент! Впрочем, нашли его довольно быстро. Места, где знаменитый авиатор засиживался по ночам, были известны каждому одесситу. Сергей успел наиграть полсотни целковых — ему, что называется, шла карта. Войдя в азарт, Уточкин преобразился: исчез куда-то плавающий, блуждающий взгляд. Как в лучшие свои времена, он балагурил и даже выпил вина. Не подходя к нему, приехавший врач остановил санитаров и распорядился, чтобы больного не трогали: «Просто поставьте авто у дверей клуба».
Где-то через час фортуна отвернулась от Уточкина, и вскоре он проигрался в пух и прах. В полном расстройстве Сергей вышел из клуба и сам уселся в машину. Пожаловался на невезение, достал из кармана изогнутую вилку, протянул врачу и, сильно заикаясь, пробурчал: «А то с-скажете, что я у в-вас вилки в-ворую». Когда Уточкин возбуждался или нервничал, его заикание становилось особенно заметным.
...Заикаться Сережа начал в раннем детстве. Его отец Исай Кузьмич принадлежал ко второй купеческой гильдии и был удачливым строительным подрядчиком — крепкий, здоровый мужик, не прочь выпить и подраться, троих детей любил и часто баловал подарками и сладостями. Мать Аустинья Стефановна занималась хозяйством. Родители ушли из жизни, когда Сереже исполнилось всего семь лет. И он, и его братья Николай и Леонид росли и воспитывались, что называется, «в людях». Детей разобрали по семьям пансионерами — на деньги, оставленные отцом. Больше всех не повезло Сереже. Кровавая трагедия, участником которой пришлось стать восьмилетнему мальчишке, сделала его заикой на всю жизнь.
Будущего воздухоплавателя пристроили на пансион к преподавателю Ришельевской гимназии по фамилии Краузе. Это был угрюмый, неизлечимый алкоголик и заядлый картежник с кучей детей. Однажды хозяин дома пропал, несколько дней о нем не было ни слуху ни духу. Опросив знакомых, полиция выяснила, что накануне загадочного исчезновения Краузе проигрался и, как за ним водилось, напился до положения риз. Нашли его только через неделю: жена поднялась на чердак, чтобы развесить белье, и обнаружила мужа висящим в петле. С горя, а может, от алкогольной депрессии, в которой отец семейства пребывал довольно часто, он повесился.
Лишившись единственного кормильца, женщина словно обезумела. С криком бросилась вниз, схватила большой кухонный нож и по очереди зарезала сонных детей. Сережу спасло то, что он спал дальше всех от двери. Мальчик проснулся, увидел при слабом свете керосиновой лампы мечущуюся женщину с окровавленным ножом, лужи крови... На какое-то время страх его обездвижил. Но когда вдова кинулась в Сережину сторону, закричал «Не надо!» и каким-то чудом сумел убежать из квартиры. Позже мадам Краузе не могла объяснить свой поступок: разум покинул ее.
Сироту увезли в полицейский участок, завернули в одеяло и дали горячего чаю. Он помнил, как подходил усатый человек в мундире, потом вежливый доктор с золотым пенсне на носу. Они о чем-то спрашивали, но мальчик твердил одно: «Н-н-не н-н-надо, н-н-не н-н-надо». С того страшного дня он и начал заикаться.
Но одним заиканием не обошлось. Известно, что пережитые в детстве ужасы не проходят бесследно и могут отразиться на судьбе самым непредсказуемым образом. Где-то через год темным вечером Сергей, сговорившись с двоюродным братом Спиркой, натянули через улицу канат в тридцати сантиметрах над землей и, сидя в засаде, наблюдали, как на брусчатку мостовой полетели две дамы и сопровождавший их офицер. Спирка со страху дал стрекача, а Уточкин, по его собственным словам, «умирал от смеха. Смеялся бесстыдно и громко — смеялся до того, что не мог встать». Много позже несколько психиатров, изучив жизнь авиатора, не сговариваясь признали: это их пациент. Все поведение Сергея предсказывало, что диагноз «шизофрения» для него неизбежен.
В пятнадцать лет он купил свой первый велосипед. В то время Сережа посещал реальное училище Святого Павла и проживал у приват-доцента Шульгина, который заодно помогал мальчику в учебе. Надо сказать, что Уточкин-старший оставил сыновьям приличное состояние, но выдавать средства завещал небольшими частями. На одну из выплат Сережа и приобрел дорогостоящий «велоцикл», забросил учебу и всерьез занялся велоспортом. Опекун, узнав об этом, позвал воспитанника к себе в кабинет и с грустью спросил:
— Ты желаешь прожить жизнь неучем?
— Я — с-спортсмен, — с вызовом ответил Уточкин.
И очень скоро доказал свою правоту. Сергей начал зарабатывать хорошие деньги, участвуя в велогонках. Позже приобрел и мотоцикл, на котором с шиком прокатился по Дерибасовской. В газетах напечатали, что, испугавшись «чертопхайки», уличное движение нарушил рысак самого господина градоначальника.
В те годы Одесса, город акаций и желтого камня, походила на настоящий Вавилон. Рядом с аборигенами уживались бывшие греческие контрабандисты, негоцианты из разных стран, итальянцы-гарибальдийцы, вездесущие цыгане. По центральным улицам прогуливались дамы в модных заграничных нарядах, а припортовые кварталы утопали в грязи и мусоре. После революции 1905 года сюда съехалось около двадцати тысяч босяков, прибывших в теплую Одессу со всех губерний необъятной империи. Они перебивались случайными заработками и воровали все, что плохо лежит. Неповторимый колорит придавали Одессе суровые извозчики и грузчики — биндюжники, привыкшие завтракать фунтом сала, жменей маслин и полбутылкой водки. А чего стоило гетто на Молдаванке!
Местные обыватели много пили, играли на бегах и тотализаторе, в карты и бильярд, до хрипоты спорили на любые темы от политики до цен на табак и были охочи до каждой мало-мальски интересной новости. Спорт горожан совершенно не интересовал, но Уточкин быстро стал знаменитостью: ему удалось выделиться даже в такой колоритной толпе. Завидев издалека несущийся велосипед с торчащей над рулем огненно-рыжей шевелюрой, горожане прижимались к стенке и крутили пальцем у виска, а вслед орали: «Куда прешь, идиёт?» Если Сергей выезжал на красном гоночном автомобиле, за ним непременно бежали мальчишки и с восторгом кричали: «Уточкин, рыжий пес!»
Сергей вносил в привычный рацион городских развлечений некоторый диссонанс. Он много тренировался — обывателям это казалось странным. Не раз Уточкин бегал через весь город наперегонки с одесским паровым трамваем, соревновался на велосипеде со скаковой лошадью, а на роликовых коньках — с велосипедистом. И всякий раз побеждал. Даже знаменитая Потемкинская лестница стала спортивной ареной, где городской чудак Уточкин демонстрировал свои безумные трюки. Съезжал по ступеням на всем, что только оказывалось в распоряжении: велосипеде, мотоцикле или автомобиле — чем восхищал или приводил в негодование горожан.
По утрам он проносился на бешеной скорости по Среднефонтанской улице, к половине девятого приезжал на Николаевский бульвар и ставил свой «паккард» рядом с памятником первому градоначальнику Одессы Арману Эмманюэлю Ришелье, где уже поджидали мальчишки: школяры, разносчики газет и уличные чистильщики сапог. Рассказывая анекдоты, Уточкин неторопливо раздевался до трусов, затем выстраивал мелкую шпану в цепочку. Давал свисток, и лавина ребятни с гиканьем скатывалась по ступеням знаменитой лестницы — сто девяносто две ступени вниз до ограды порта и без отдыха снова наверх к памятнику. Уточкин всегда бежал чуть впереди, а иногда прыгал на одной ноге через три ступеньки. Добравшись до Дюка, орда обегала вокруг него двадцать раз и останавливалась: начиналась раздача призов. Победитель получал жетон из тех, что Уточкину вручили в награду за очередной рекорд. Чаще всего жетоны были золотыми. Остальным доставались подарки попроще: что-то из спортивной одежды или поощрительный гривенник. Затем вся ватага бежала к морю — купаться.
Однажды после пробежки Уточкин встретил на пляже Шаляпина, который приехал в Одессу на гастроли. Вокруг знаменитого оперного певца толпились поклонники. Наслышанный о спортивных рекордах Уточкина, Федор Иванович сказал:
— Не везет мне. Хотел удивить общество, показать, как мы, волгари, плаваем, а тут ты... Перед таким профессором как себя покажешь? — и подмигнув, добавил: — А ты, Сережа, полежал бы на бережку, пока я поплаваю.
— П-прекрасно, — сразу согласился Уточкин. — Но с одним условием: в-вечером ты посидишь в ложе, а я спою за тебя М-мефистофеля.
Все тело Сергея покрывали шрамы: десятки раз он на полной скорости терпел аварии на велосипеде и мотоцикле, врезался на ночной дороге в шлагбаум, разбивался на автомобиле и переворачивался на яхте. После очередного происшествия хвастал: «Мне не больно, я дубленый, весь исколотый и избитый». Это было чистой правдой. Но калечился Уточкин не только на спортивных соревнованиях. Однажды увидел, как озверевшие обыватели накинулись на пожилого еврея. Это был год, когда город сотрясали страшные антисемитские погромы. Сергей тут же ввинтился в толпу, разбросал по сторонам нападавших и загородил собой старика. За что получил нож в спину. Позже, по своему обыкновению заикаясь, рассказал об этом другу писателю Куприну: «И в-вот я слышу сзади — «Не бей! Эт-то наш... Ут-точкин!» Но было поздно. Чувствую, как будто в спине сквозняк. Это меня ударили ножом. Семь недель лежал в больнице».
В клинику к Сергею явились уважаемые одесские евреи: хотели отблагодарить городскую знаменитость. Уточкин наотрез отказался от денег и по простоте душевной, а может в шутку, произнес: «Я — ч-человек и считаю еврея ч-человеком!»
...О первой серьезной лав-стори Уточкина одесситы слагали легенды. Якобы однажды в город заявился на громыхающем «форде» странствующий итальянец Эрнесто Витолло. Старый балаганщик зарабатывал тем, что разъезжал по Европе и катал любителей острых ощущений на воздушном шаре. Витолло пришел в местный аэроклуб и предложил любому желающему подняться с ним в воздух. Уточкин сразу загорелся идеей «попробовать неба», и на следующий день они поднялись над Одессой в районе Холодной Балки. Миновали Хаждибейский и Куяльницкий лиманы, устроили страшный переполох на Ярмарочной площади, где шла бойкая торговля: напуганные гигантской тенью от шара, волы бросились напролом, сметая на своем пути людей, телеги и рыночные лотки. Сергей пришел от полета в неописуемый восторг. Через месяц на пару с приятелем выкупил у Витолло воздушный шар и начал за деньги катать горожан.
Одной из пассажирок стала, по некоторым сведениям, будущая возлюбленная воздухоплавателя красавица М. — девушка мечты, первая одесситка, рискнувшая подняться в воздух. Они взлетели на высоту тысяча двести метров, и там, в корзине, Уточкин якобы заявил, что обязательно женится на этой героической девушке. Уже на следующий день он пришел к родителям М., представился и, сильно волнуясь, сказал: «Хочу ж-жениться на вашей д-дочери. Обещаю, она ни в чем не б-будет н-нуждаться». Отец барышни растерялся. Репутация у Уточкина была более чем сомнительной. Его эксцентричное поведение восхищало, веселило, а иногда и раздражало. Имя не сходило со страниц газет.
Неизвестно, что ответили родители девушки и произошла ли свадьба в действительности, но по Одессе ходил такой рассказ. Дескать, праздновать решили в узком кругу, без лишнего шума, но вездесущие мальчишки разнесли новость: «Рыжий пес женится! Рыжий пес нашел себе жену на небе!» Естественно, на свадьбе гуляла половина Одессы. Но в самый ее разгар Сергей с молодой женой исчезли, и вскоре гости увидели, как в небо поднимается воздушный шар. В корзине монгольфьера стояли жених в черном фраке с бабочкой и невеста в подвенечном платье. Шар величественно плыл над городом, и одесситы приветствовали молодых криками.
Говорят, прожили они вместе недолго — любовная лодка разбилась о быт. Жена высказывала мужу:
— Ты совсем не бываешь дома. Соседи за спиной называют меня соломенной вдовой. Я так больше не могу.
— Это м-моя жизнь, — попытался объясниться Сергей.
— Твоя, но не моя, — ответила она.
К тому времени Уточкин стал не только профессиональным гонщиком, но еще боксером и борцом. Он выигрывал призы на велосипедных гонках в Лондоне, Париже и Лиссабоне, сражался на ринге и получал хорошие гонорары в Петербурге и Москве, боксировал в Чикаго, откуда привез шикарный «паккард». На призовые деньги открыл автомобильный магазин, желая сбить цены и сделать машины доступнее, но через полгода прогорел. Затем появился спортивный магазин, в котором продавались велосипеды всех марок мира. Но Сергей отпускал их в долг молодым одесским спортсменам и скоро опять разорился.
Отныне Уточкин мечтал о настоящих полетах — первые восторги по поводу воздушного шара прошли быстро, ему как воздух были необходимы движение, скорость, драйв. И судьба пошла Сергею навстречу.
Еще году в 1909-м банкир барон Иван Спиридонович Ксидиас доставил в Одессу самолет марки «Фарман». На нем летал легендарный Михаил Ефимов, который казался Уточкину посланником богов. Однажды Михаила вызвали в Москву на испытания, Уточкин воспользовался этим и уговорил Ксидиаса разрешить ему полетать на «Фармане». Самолет стоял в ангаре на ипподроме, взлетать с короткой дорожки было смертельно опасно, но хитрый Ксидиас согласился: машина застрахована, а рискованный взлет мог стать блестящей рекламой фирме грека. Он собирался построить в Одессе большой аэродром и открыть пассажирскую линию.
Это был первый полет Сергея на аэроплане. Взлетел он чудом. Самолет едва успел набрать скорость, как дорожка закончилась. Уточкин резко дал газ и потянул штурвал на себя. Аэроплан свечой взвился в небо и понесся над Ланжероном в сторону Аркадии. Никогда до сих пор Уточкин не испытывал такого восторга. Езда на мотоцикле и автомобиле не шла ни в какое сравнение с полетом на аэроплане. Приземляясь, он немного не рассчитал, задел колесами крышу над трибунами и слегка повредил правое крыло о ворота ангара. Маленькая авария нисколько не расстроила Ксидиаса — у него появился запасной летчик, конкурент Ефимова. Банкир тотчас выдал деньги на починку, и на другой день Сергей с механиком привели самолет в порядок.
С этого полета началась головокружительная карьера Уточкина-авиатора. Он летал на аэроплане в семидесяти городах мира. Завоевал десятки наград, которые ценил не больше выкуренной сигары и никакого состояния не нажил. Напротив, тратил личные средства на покупку снаряжения и поездки на соревнования. И никогда никому не отказывал в деньгах: щедрость и отзывчивость Сергея были известны не только в Одессе.
Однажды решил помочь пострадавшим от неурожая жителям Херсона и устроил благотворительную лотерею, главным призом которой был двухминутный полет на аэроплане с «королем воздуха». Обладательницей выигрышного билета оказалась симпатичная девушка, которая смело залезла в кабину, чем сразу покорила пилота. Сделав два запланированных круга над аэродромом, Уточкин развернул аэроплан и улетел в неизвестном направлении. Их не было два часа. Большинство из двенадцати тысяч херсонцев, наблюдавших за воздушными трюками, разошлись, остались только самые терпеливые. Когда самолет вновь появился в небе, его встретили возмущенным свистом.
Где провели эти два часа Уточкин и юная леди? История об этом умалчивает. Зато на следующий день все губернские газеты напечатали новость: «Известный авиатор Сергей Уточкин похитил херсонскую красавицу!» Позже Сергей в шутку признался Куприну: «Я был г-готов жениться на ней х-хоть в небе, но д-девушка оказалась строгих п-правил».
Однако Уточкин недолго ходил холостяком. Он все-таки женился во второй раз. Лариса, дочь одесского присяжного поверенного, была хороша собой, начитанна, сносно играла на фортепиано и занималась живописью. Сергей заприметил ее тоже на аэродроме, когда получал очередной главный приз за воздушные фигуры. После соревнований подошел к компании, с которой пришла Лариса, и спросил:
— Вы в-видели, как я это сделал?
— Видела, — ничуть не растерявшись, ответила девушка. — Понравилось. А меня можете прокатить на аэроплане?
— Я в-все могу.
В тот же день они поднялись в небо. Впрочем, полет Ларисе не пришелся по вкусу. Она часто вскрикивала от страха и требовала поскорее спуститься на землю.
Как и в первый раз, ухаживания Уточкина длились два дня. Он завалил Ларису цветами, подарил колечко с бриллиантом и уже на третий день имел разговор с будущим тестем. Обычно Сергей носил костюм ярко-песочного цвета, широкое клетчатое пальто и съехавший набок котелок. А в дом Ларисы заявился в черном фраке и с тростью. Ее отец оценивающе оглядел Сергея с ног до головы и осторожно поинтересовался:
— Как вы не боитесь летать на своих картонных шарабанах?
— Не боюсь. Летать — одно наслаждение. Если там, наверху, чего-нибудь и боишься, то только земли.
Свадьбу сыграли через неделю. Молодые поселились на Канатной улице в съемной квартире. Уточкин сказал Ларисе: «Мы п-поделим с тобой м-мир пополам: мне н-небо, т-тебе земля». На том и порешили. Медовый месяц, а точнее две недели — больше Уточкин не выдержал без полетов — провели в Париже. Но и во Франции он несколько раз оставлял молодую жену в гостиничном номере, а сам уезжал на завод, где братья Фарман строили свои аэропланы.
Женитьба почти не изменила привычного образа жизни Сергея. Он продолжал летать, за год с небольшим угробив четыре аэроплана. В Екатеринославе ветер швырнул машину на деревья, Уточкин вывалился из кабины и грохнулся на землю с восьмиметровой высоты. В Ростове из-за остановки мотора аэроплан упал и едва не раздавил пилота. Недалеко от Бендер при посадке подломилось шасси, машина ткнулась мордой в землю и несколько раз перевернулась. Между полетами Сергей ходил в гипсе и бинтах, залечивая раны. Разумеется, бесконечные отлучки, как правило завершавшиеся больницами, молодую жену не радовали. Кроме того, большая часть денег, которые Уточкин зарабатывал, уходила на полеты, и если бы не помощь тестя, семья давно скатилась бы в нищету.
Как-то после очередной аварии Лариса приехала к мужу в госпиталь с твердым намерением объявить ультиматум: или она, или полеты. Но увидев Сергея с забинтованной головой, лишь грустно вздохнула:
— Когда-нибудь убьешься насмерть.
— К-когда-нибудь т-точно убьюсь, — серьезно ответил Уточкин. — П-понимаешь, мне н-нужен свой аэроплан. Я летаю ч-черт-те на чем. На в-всякой рухляди. А свой н-никогда не п-подведет.
— Но где мы возьмем столько денег?
— Ерунда, з-заработаю. Ленька п-поможет.
Вот только брат Леонид, который в то время держал кинотеатр «Кино Уточкино», вел настолько разгульную жизнь, что сам оказался на грани разорения. Однако удача снова улыбнулась Сергею. Специально для известного одессита несколько предпринимателей в складчину купили аэроплан «Фарман». Надо ли описывать, что творилось в душе пилота, получившего такой подарок? Он больше ни от кого не зависел!
Это было самое счастливое время в его жизни, но не в жизни Ларисы. За год с небольшим Уточкин совершил более ста пятидесяти полетов. Из Одессы они переехали в Петербург. Сергей много зарабатывал, но деньги, как и раньше, в основном уходили на поездки: дома он бывал урывками. Лариса отдалилась, замкнулась в себе, и когда Сергей появлялся, смотрела на него с молчаливым укором.
К знаменитому перелету Петербург — Москва 1911 года Уточкин готовился очень тщательно. Организатором соревнования был англичанин Сидней Рейли, которого некоторые принимали за английского шпиона. Перелет был организован из рук вон плохо, и трое из двенадцати пилотов отказались в нем участвовать. «Ч-что за ерунда? — возмущался Сергей. — Я г-готовился-г-готовился, а они к-капризничают!» Прощаясь с женой, обнял ее и объявил:
— П-посвящаю этот рекорд т-тебе.
— Надо еще долететь.
— З-за это не б-беспокойся, — улыбнулся Ларисе и прокричал на весь аэродром: — Еду в М-москву чай п-пить!
Уточкин первым взлетел на оборудованном для дальних перелетов моноплане «Блерио». Едва дали старт, сорвался с места и без очереди рванул впереди Александра Васильева, который считался его главным соперником. Первая авария произошла недалеко от Новгорода. Внезапно забарахлил мотор, и Сергей вынужден был посадить машину на проселочную дорогу. Он уже пожалел, что доверил осмотр двигателя механику, но ему повезло: в мастерской Выборгского пехотного полка аэроплан кое-как отремонтировали. Через час после второго старта у села Зайцево Уточкин попал в сильную болтанку. Аэроплан швырнуло вниз, и Сергей выключил мотор. На большой скорости машина врезалась в крутой песчаный берег и мгновенно превратилась в кучу металлолома.
Пилот успел выпрыгнуть из кабины, но его задело крылом. Разбитый и искалеченный, он упал в воду и наверняка утонул бы, не заметь крушение проходивший мимо крестьянин. Несчастного отнесли в близлежащую деревню. Каким-то образом об аварии узнали на этапе перелета в Крестцах, в тридцати километрах от места катастрофы. Оттуда примчались доктор и вице-комиссар. Когда они вошли в избу, Уточкин пришел в себя и с трудом прошептал:
— Не пить мне б-больше чаю в Москве...
— Попьете еще, — ответил доктор и распорядился: — В машину его. Быстро.
Сергея осторожно положили на заднее сиденье автомобиля и повезли в Крестцы в земскую больницу. Несколько переломов, тяжелые ушибы груди и сильнейшее сотрясение мозга были признаны серьезными, но не опасными для жизни. Через два дня приехала Лариса и привезла газету «Русские ведомости», в которой опубликовали итоги исторического соревнования.
— «Из двенадцати записавшихся на этот перелет авиаторов трое совсем отказались от полета, — прочитала она Сергею, — трое разбились, один пилот разбил машину, четверо застряли на промежуточных станциях, и лишь один г. Васильев благополучно достиг цели и прилетел в Москву...»
— Обошел-таки м-меня, — одними губами прошептал Уточкин и отвернулся к стене.
Прощаясь, Лариса старалась не смотреть мужу в глаза. Она суетливо перебирала что-то в сумочке, затем, пообещав приехать через неделю, быстро ушла.
Лечился Уточкин почти три месяца. Чтобы заглушить сильные боли, врачи кололи ему морфий и давали кокаин, чем окончательно превратили авиатора в наркомана. Наркотики Сергей позволял себе и раньше. Во время соревнований в Египте он подружился с полицейским, который впервые угостил его гашишем. Падкий на новые ощущения, Уточкин увлекся зельем и даже привез с собой в Россию приличный запас. Позже он перешел на кокаин, который сыграет в его жизни роковую роль.
Лариса больше ни разу не навестила мужа, даже не писала. Уточкин объяснял это самыми разными причинами: недомоганием, срочными делами, отъездом в Одессу к больной матери. И только получив долгожданное короткое письмо, узнал, что любимая жена ушла от него к владельцу авиазавода миллионеру Артуру Анатре. Она оправдывалась тем, что устала от нищеты и бродячей жизни, ей надоело мучиться от опасений за его жизнь и что она хочет детей, которых с таким мужем позволить себе не может.
Уход Ларисы Сергей переживал куда сильнее, чем свои аварии. С тех пор он не расставался с кокаином. Это был уже не тот неугомонный балагур и жизнелюб: из больницы выписался тихий, хмурый, прибитый жизнью человек. Он исподлобья, с подозрительностью смотрел на окружающих, словно ожидая подвоха. А вскоре у Уточкина начала проявляться мания преследования. Больной, изувеченный, он остался совсем один: без гроша в кармане и даже без крыши над головой.
...После той страшной аварии Сергей так и не смог оправиться. В поисках работы переезжал из города в город. Постоянных доходов не имел, периодически зарабатывая игрой на бильярде, благо кием владел мастерски. Пробовал устроиться в Москве в школу авиации, но его встретили как чужого. Решил попытать счастья в Петербурге, обивал пороги учреждений, где еще недавно знаменитого воздухоплавателя встречали как триумфатора, но и там делали вид, что не узнают его. Да и трудно было признать в этом худом робком оборванце прежнего уверенного в себе щеголя-авиатора.
Ночевал он у знакомых, нередко голодал. Как-то зашел во время спектакля в Литейный театр к артисту Алексееву. Тот гримировался, беседовать ему было трудно, но Уточкин в этом не нуждался, говорил сам. Речь его все убыстрялась, он жаловался на интриги, на то, что все сговорились против него, от мелких чиновников до царских приближенных. Тут помощник режиссера крикнул, что артисту пора на сцену, и Сергей перешел на скороговорку: «Вчера п-пришел ко мне в г-гостиницу великий князь для п-переговоров о полетах. Я еще с-спал. Спустил с постели г-грязные ноги и стал р-разговаривать. Сесть не п-предложил, зато всласть п-поиздевался над ним». Алексеев с изумлением смотрел на приятеля: звучало все это абсолютно неправдоподобно. Но Уточкин никогда не врал и не хвастал...
Все разъяснилось через несколько дней. Ранним утром сильно возбужденный Сергей ворвался в подъезд Зимнего дворца и потребовал доложить государю Николаю II о приходе знаменитого авиатора. Когда ему преградили путь, он набросился на караул с кулаками. Безумца схватили. «Я — гений! — кричал несчастный. — Пустите! Разве не слышите, государь меня зовет!» Авиатора доставили в психиатрическую больницу Святого Николая Чудотворца на Мойке. Там Сергей рассказал доктору, что якобы встретил государя возле Исаакиевского собора и тот пригласил его во дворец.
Отныне Уточкин много времени проводил в «желтых домах». Его то выпускали, то вновь госпитализировали. Иногда пациент сбегал.
Зимой 1915 года Сергея Исаевича было совсем не узнать: тридцатидевятилетний Уточкин был совершенно седым и выглядел лет на двадцать старше своих лет. Неизвестно, чем он питался. Ночевал под мостами и в подворотнях. Одежда давно превратилась в лохмотья, и если бы не старый тулуп, он умер бы еще в начале декабря. Как-то бывшего авиатора встретил на Невском проспекте актер Алексеев. Грязный, полуголодный Сергей сильно кашлял. Разговаривать с ним было бесполезно: Уточкин что-то бормотал, обращаясь в пустоту, затем вдруг заулюлюкал и бросился бежать.
Этот мечтатель и романтик умер на сороковом году тридцать первого декабря 1915 года в больнице, куда попал перед самым Новым годом. Возможно, поэтому некрологи затерялись в сводках с фронта — шла Первая мировая война — и прочих актуальных новостях. Уточкин, увы, был уже не актуален. Неблагодарная публика легко забывает своих кумиров. В первом официальном сообщении говорилось, что он умер от воспаления легких. На самом же деле — от кровоизлияния в мозг, то есть от инсульта.
...В 1910 году журнал «Аэро- и автомобильная жизнь» попросил Сергея Уточкина поделиться с читателями впечатлениями о первом полете. Он написал: «Мне часто случалось летать во сне, и сон был упоительным. Действительность же силой и яркостью переживаний превосходит фантастичность сновидений... Мой первый полет длился двенадцать минут. Это время ничтожно мало, когда оно протекает в скучной, серой, мертвящей обстановке жизни на земле. Но когда летишь, это — семьсот двадцать секунд, и каждую секунду загорается новый костер переживаний, глубоких, упоительных и невыразимо полных. Сказка оборвалась... Я спустился...»
Подпишись на наш канал в Telegram