В историческом центре Владивостока стоит трехэтажный особняк, возведенный более ста лет назад по заказу крупного промышленника Юлия Ивановича Бринера. Одиннадцатого июля 1920 года в этом доме, в коридорах которого вповалку спали японские интервенты, родился мальчик, названный в честь деда. Ему выпала совершенно необыкновенная судьба.
Родоначальник династии Жюль Бринер, точнее Юлиус Йозеф Бринер, появился на свет в 1849 году в швейцарской деревушке Ла Рош. В шестнадцать лет, горя желанием увидеть мир, парень сбежал из дома. Устроился судовым коком, и пока корабль из Средиземного моря несколько месяцев шел курсом на Дальний Восток, исправно нес вахту на камбузе, где порой безо всяких объяснений его и запирали. Из-за двери доносились громкие крики и звуки пальбы: это матросы грабили встреченные суда. Когда баталия стихала, камбуз отпирали и Жюль вместе со всеми шел отмывать палубу от крови. Лишних вопросов он не задавал, быстро смекнув, что попал к пиратам.
Пришвартовавшись в Шанхае, капитан ссадил юнца на берег. Туго пришлось бы ему в далекой неведомой стране, но в сообществе европейских судовладельцев, имевших бизнес в Китае, шустрого парнишку приметили и стали давать ему отдельные поручения. Жюль изучал торговое дело, вел переговоры и переписку на разных языках, включая китайский и японский, умел легко договариваться с портовыми властями. Бесконечно курсировал между Страной восходящего солнца и Китаем, заключал контракты, завел связи с банкирами. Вскоре в Японии его пригласил на работу старый одинокий англичанин, хозяин судоходного агентства. Он очень привязался к бывшему поваренку и когда через несколько лет умер, Жюль унаследовал процветающее предприятие и зажил в Йокогаме со своей японской женой (впрочем, доподлинно неизвестно, состояли ли они в браке), родившей ему двух дочек.
Поскольку фирма Жюля занималась перевозками, ему приходилось много путешествовать. В 1874 году двадцатипятилетний швейцарец высадился в бухте Золотой Рог. Там находился русский военный пост Владивосток. Тремя годами ранее российское правительство приняло решение об организации здесь порта и его развитии. Переговорив с немецкими партнерами, уже обосновавшимися во Владивостоке, Жюль, почуяв широкие коммерческие перспективы, открыл офис и принялся врастать в русскую почву. Семью, оставленную в Нагасаки, поначалу навещал довольно часто, потом все реже и реже, пока общение совсем не прекратилось.
Причиной явилась не только напряженная работа, но и новая любовь — юная Наталья Куркутова, чей прадед принадлежал к монгольскому племени хурхутов. При крещении он получил православное имя по названию своего рода, и его потомки стали Куркутовыми. В свой первый приезд во Владивосток Юлиус Бринер снимал комнаты у отца Натальи Иосифа Ивановича, служившего заместителем начальника порта. Девочке тогда было всего восемь. Последующие лет шесть Жюль по-прежнему останавливался в том же доме, но подросшей Наташи уже не застал: после ранней смерти отца ее вместе со старшей сестрой забрали родственники на полуостров Сидеми на другой стороне Амурского залива.
К пятнадцати годам, когда они снова встретились, девчушка превратилась в высокую статную брюнетку, держалась подчеркнуто независимо и обо всем имела собственное суждение. Какой контраст по сравнению с покорными восточными женщинами! Юлиус, или, как его теперь величали, Юлий Иванович был сражен и вскоре посватался к Наташе, совершенно не заботясь о том, что в Японии у него осталась семья. Зимой 1882 года молодые венчались в Успенской церкви Владивостока.
Юлий Иванович принял русское подданство, вступил в первую купеческую гильдию. Бринер стал почетным гражданином Владивостока. Занимался морскими перевозками, строительством, лесозаготовками и рыбным промыслом, а также он увлекся новым для себя горным делом и первый свой рудник назвал Натальинским, в честь жены. В мае 1891 года вместе с отцами города Бринер встречал цесаревича Николая. Будущий император лично отвез тачку с землей к строящейся Транссибирской железной дороге и орудуя мастерком, заложил первый камень будущего вокзала.
C 1884 по 1895 год у супругов родилось семеро детей, но одна девочка умерла в младенчестве. Трех дочек, Маргариту, Марию и Нину, готовили к замужеству, а сыновьям Леониду, Борису и Феликсу предстояло продолжить отцовское дело.
В 1910 году Юлий Иванович завершил строительство семейной резиденции в стиле романтический модерн на Алеутской улице. Немецкий архитектор Георгий Юнгхендель расположил ее на склоне Тигровой сопки, украсив лепниной, цветной плиткой и коваными балконами. Особняк вполне соответствовал высокому статусу владельца и стал истинным украшением города. В том же году любимчик матери Борис, которому исполнился двадцать один год, отправился на учебу в Санкт-Петербургский горный институт.
Уезжал он с легким сердцем: столица манила широкими возможностями и соблазнами. Юноша обосновался у Благовидовых, давних знакомых Бринеров по Владивостоку. Из двух хозяйских дочерей ему сразу приглянулась ровесница Маруся. Барышня училась в консерватории и мечтала об оперной сцене. Через год младший брат Бориса двадцатилетний Феликс поступил на юридический факультет столичного университета и тоже поселился у Благовидовых.
Много лет назад их батюшка влюбился в дочку Куртуковых, у которых снимал комнаты, и та стала матерью братьев. И вот история повторилась: Борис и Феликс женились на сестрах Благовидовых. Первым Борис — на Марусе в апреле 1915-го, а через два года Феликс — на младшей Вере.
Перед свадьбой Борис Юльевич поставил условие: невеста должна отказаться от певческой карьеры и после окончания его учебы последовать за мужем к месту службы. Маруся немного поплакала, но согласилась. Зимой 1916 года родилась их дочь Вера, и осенью супруги возвратились во Владивосток. Наталья Иосифовна встретила невестку довольно холодно. Через год в дом заявилась другая «столичная хищница» Благовидова, и от осознания, что ненавистные сестры, окрутившие драгоценных мальчиков, живут под ее крышей, свекровь постоянно пребывала во взвинченном состоянии, гадая, чем бы им насолить. Например, научила любимого попугая, который называл Наталью мамой, фразе «Благовидова — драный хорек!» и запустила его в комнаты невесток, где он и запропал. Через несколько дней птица объявилась на своей жердочке в хозяйкиных покоях и заорала на всю Алеутскую улицу: «Мама — драный хорек!»
К счастью, мужчины не вникали в семейные дрязги — на это попросту не хватало времени. Борис неделями пропадал на руднике в Тетюхе, а вернувшись домой, тут же погружался в городские хлопоты: став первым председателем союза инженеров, он помогал в создании Политехнического института, вел занятия по горному делу. Юлий Иванович по праву мог гордиться сыновьями: старший Леонид стал ему главным помощником (у них с его американской женой Марией-Терезой росли четыре сына). Да и Борис с Феликсом по возвращении из Петербурга сразу включились в управление семейным бизнесом. Все жили в родовом особняке.
Первого декабря 1917 года Приморье ненадолго заняли большевики, следом край оккупировали иностранные державы, и жизнь Бринеров безвозвратно переменилась. В 1920-м за четыре месяца до рождения внука Юла — сына Бориса и Маруси — умер основатель династии Юлий Иванович. До своей кончины дальновидному коммерсанту удалось вывести за границу некоторые активы и основать филиалы компании за пределами России, обеспечив будущее наследников. В том же году Леонид развелся с женой и та увезла сыновей в Америку. В городе судачили, что Мария-Тереза не смогла ужиться со свекровью: та буквально выжила невестку из дома.
Сын Бориса Юл появился на свет в Дальневосточной республике, не признанной ни одной страной, кроме РСФСР (за пять лет в Приморье сменилось семь правительств). Осенью 1922 года ДВР закончила свое существование, на ее территории окончательно утвердилась советская власть. Еще надеясь сохранить хоть какую-то собственность в России, Борис пропадал в Москве, вел нескончаемые переговоры, в том числе с Дзержинским, и добился своего: получил рудники в Тетюхе в концессию на тридцать шесть лет с условием, что он обеспечит надлежащее управление и привлечет иностранные капиталы.
В октябре 1923 года Марусе пришло от мужа письмо: он признавался, что в Москве встретил другую женщину... Двадцатисемилетняя Екатерина Корнакова служила во МХАТе, была любимой ученицей Станиславского и женой актера Алексея Дикого. Которого, впрочем, ради Бориса легко оставила. В мае 1924 года Бринер оформил развод в отсутствие Маруси и без ее согласия, что разрешалось тогдашними законами, и через четыре недели женился на Екатерине. На несколько месяцев молодожены укатили в Европу, где Борис рассчитывал найти деньги для рудников.
Предательство супруга Маруся переживала тяжело. Она металась по комнате и рыдала, заламывая руки: «Больно, боже, как больно!» Следующий удар нанесла свекровь, заявив, что ей и детям невозможно оставаться в доме Бринеров. Вера, встав на сторону сестры, с мужем Феликсом и дочерью тоже навсегда покинула особняк, построенный Юлием Ивановичем для своей большой семьи. Все они поселились в загородном доме в девятнадцати верстах от Владивостока. Брат Бориса на несколько лет заменил отца маленькому Юлу и его сестре.
В 1927 году Маруся узнала, что бросивший ее супруг со второй женой-разлучницей объявился во Владивостоке. Новую невестку Наталья Иосифовна приняла с радостью — ее почему-то не смущало, что та актриса, да еще и разведенная... От одной мысли, что муж совсем рядом, Марусе делалось нехорошо. В отчаянии она подалась с детьми в Харбин.
Там они поселились в русском квартале под названием Новый город. Дочь с сыном отправились в школу, где обучение велось на родном языке. В конце двадцатых в многонациональном Харбине осело более ста тысяч эмигрантов из России, их влияние оказалось настолько сильным, что порой было неясно, чей это город — русский или китайский. Маленького Юла увлекал восточный колорит, возможно, сказывалась кровь монгольских предков по линии бабки — Натальи Куркутовой, он легко заговорил по-корейски и на кантонском и мандаринском диалектах китайского языка.
В 1931 году его отец вместе с Катериной тоже перебрались в Харбин. После того как власти разорвали концессионный договор и конфисковали рудники, Бориса на родине более ничего не держало, а в Китае еще сохранилась небольшая часть семейного бизнеса.
Борис обустроил шестикомнатную квартиру, его жена открыла театральную студию для русских учеников. На новом месте все у них вроде бы складывалось удачно, в 1938 году пара ждала появления на свет наследника. Но случилась беда: ребенок родился мертвым. Сорокатрехлетняя Катерина считала, что в ее бедах повинна бывшая жена Бориса. «Не прощает, — твердила она. — Насылает на меня несчастья!» Дни напролет госпожа Бринер лежала в постели, уставясь в потолок, а по ночам ходила в детскую и осеняла пустую кроватку крестным знамением, будто в ней спал младенец. Борис, беспокоясь за рассудок жены, уговаривал ее подумать об усыновлении, и через несколько недель они взяли новорожденную девочку, назвав ее, как приемную мать, Катериной.
Катя-старшая постепенно отходила от пережитого горя, возобновила занятия в студии, но в беседах с воспитанницами не раз предостерегала их от романов с женатыми мужчинами: «Этого нельзя. Будете, как я, мучиться всю жизнь». Как-то, кивнув на фотографию Юла и Веры, сказала своей русской ученице: «За них меня Бог покарал».
К тому времени Маруси, которая упорно не хотела жить вблизи бывшего мужа, в Харбине уже не было. Еще в 1933 году она увезла детей в Париж: пришла пора задуматься об их дальнейшем образовании. Вера, обладавшая, как и мать, превосходными вокальными данными, поступила в консерваторию, Юла определили в престижный лицей. Расходы оплачивал Борис, помогал и Феликс, который в качестве полномочного агента французского консульства часто наезжал из Харбина в Европу.
Подрастающий Юл отчаянно нуждался в крепкой руке, однако отец оставался на другом конце света, а мать не имела на буйного сына никакого влияния. Будущий актер неделями прогуливал лицей, и неизвестно, как сложилась бы его судьба, если бы не случай.
...В тот вечер сестра Вера ужинала с поклонником в русском ресторане «Эрмитаж». Пели цыгане, да так здорово, что девушка не удержалась и исполнила за компанию несколько русских песен. Выступала известная семья Димитриевичей во главе с патриархом Иваном, который утверждал, что в свое время пел для Григория Распутина. К концу вечера сын Ивана Алеша почти влюбился в Веру и пригласил заходить к ним в ресторан в качестве своей личной гостьи. Следующим вечером она заглянула в «Эрмитаж» с младшим братом.
Все, что делали Димитриевичи на сцене, Юлу так понравилось, что захотелось стать одним из них. Гитара у него имелась — отец подарил на десятилетие, да и голосом, уже вполне приличным баритоном, природа не обидела. Алеша Димитриевич научил им владеть — «не слишком громко, лишь до горизонта». Юл совсем забросил лицей и сутками пропадал у цыган. За пару лет выучил их язык и твердо усвоил нехитрую истину: людям можно безбожно врать, а «правду говорить только на роме» — то есть лишь своим. Хотя он и до этого слыл большим фантазером: еще лет восьми взахлеб рассказывал харбинским полицейским, как жил в Зимнем дворце, поскольку является племянником русского царя. Те заслушивались — больно складно врал пацаненок.
Дебютное выступление Юла перед публикой состоялось пятнадцатого июня 1935 года все в том же «Эрмитаже». Пел он под аккомпанемент оркестра из тридцати гитар. (Эту дату актер всю жизнь отмечал как начало профессиональной карьеры.) А через месяц, в свой пятнадцатый день рождения, в клубе «Распутин» они с Алешей исполнили романс «Окончен путь», ставший на долгие годы их коронным номером. Младшая сестра Димитриевича однажды нагадала Юлу по руке, что тому суждено стать королем. Но до этого еще много воды утечет...
Пока же его путь только начинался. Как-то раз, увидев в цирке гимнастов на трапеции, он вдруг загорелся идеей овладеть их искусством. Акробаты взяли Юла в ученики. В роли грустного клоуна он крутил на манеже «первое в мире тройное сальто», падая в страховочную сетку, пока не угодил на кучу строительных конструкций, заработав несколько переломов. Боли мучили невыносимые, и оставалось неясным, сможет ли он вообще нормально ходить. Именно тогда он впервые попробовал опий, который ненадолго избавлял от страданий, и вскоре плотно на него подсел. От пагубной зависимости помогла избавиться тетя Вера, жена дяди Феликса. Она на время переехала в Лозанну, где училась ее дочь. Юл провел у тетки целый год, лечился в клинике. Именно в Швейцарии он твердо решил стать актером и, вернувшись в 1938-м в Париж, поступил стажером в русский театр Жоржа Питоева.
В конце того же года у Маруси обнаружили лейкемию. Понимая, что ей недолго осталось, она захотела повидаться с сестрой Верой, которая к тому времени вернулась из Лозанны в Китай. Юл все бросил и вместе с больной матерью отправился в страну, где прошли его ранние школьные годы. В Поднебесной юноша заново познакомился с отцом. Волею судьбы, а точнее матери, он ведь почти не знал Бориса Юльевича и видел родителя всего несколько раз: двенадцатилетним подростком во Франции и через шесть лет, когда неделю у него гостил. Впрочем, отношения оставались сложными: сын не мог забыть предательства Бориса, в душе не утихала обида за мать. Тем не менее Бринер-старший, у которого во втором браке детей так и не родилось, надеялся, что со временем именно Юл унаследует фамильное дело. К его разочарованию, эти планы невольно разрушила жена Катя. Она сразу разглядела в пасынке актерский талант и горячо убеждала не зарывать его в землю. Часами рассказывала о русской театральной школе, о Михаиле Чехове, который из Европы перебрался за океан, советовала отправиться учиться к нему в Америку.
Летом 1940 года Юл с матерью прибыли в Соединенные Штаты — слова Кати возымели действие. Кроме того, за океаном теперь жила сестра, вышедшая замуж за русского пианиста. Имелась тут и хорошая клиника, куда они с Верой определили Марусю. После чего Юл подался в штат Коннектикут: театр Михаила Чехова находился в тамошнем городке Риджфилд. Его приняли в труппу, несмотря на то что английским, на котором ставил знаменитый актер, Юл почти не владел. Занимался он в основном перевозкой декораций, учил язык и часто мотался в Нью-Йорк к матери. Когда завел агента, начал получать небольшие роли. В 1946 году даже удостоился титула «самой перспективной новой звезды Бродвея». Жаль, Маруся не смогла разделить долгожданного успеха сына: она умерла в начале 1943-го.
...Весной 1947 года в зале Метрополитен-оперы Борис Юльевич Бринер затаив дыхание слушал, как дочь Вера в роли Чио-Чио-сан поет о корабле, на котором из далекой страны скоро вернется любимый. Рядом сидел сын в черной казацкой косоворотке, сапогах и с зачехленной гитарой.
Борису казалось, что, исполняя арию Пуччини, Вера рассказывает историю четырех поколений его собственной семьи, включая четырехмесячного внука, тоже Юла, которого Борис увидел впервые здесь, в Нью-Йорке. Родные дети превратились в настоящих американцев, даже изменили фамилию, добавив в нее вторую «н». Оказывается, здесь их фамилия в привычном написании произносилась как Брайнер, а этого его упертый сын не желал. Многого ли он добился в свои двадцать шесть лет, чтобы так волноваться, Бринер ты или Брайнер? Ну женился на американке, родил сына, иногда участвует в бродвейских постановках, гастролировал со спектаклем на китайский сюжет, подвизается на телевидении. Постоянных доходов не имеет, имени тоже. Подрабатывает по клубам, вот и сегодня прямо из Метрополитен-оперы поедет куда-то исполнять русские песни в образе казака.
Вскоре Борис уехал в Шанхай, и больше они не увиделись — в июле 1948 года прямо на телестудию CBS Юлу доставили телеграмму: Борис Юльевич скончался от сердечного приступа. Актер вспомнил, как год назад в Метрополитен-опере им с отцом даже не о чем было поговорить... (Оставшись вдовой, Катя вместе с дочерью переехала в Англию, где и умерла восемью годами позже. По иронии судьбы опекуном неродной по крови осиротевшей сестры Кэтрин вплоть до ее совершеннолетия стал Юл, уже известный к тому времени голливудский актер.)
В конце сороковых Бриннер много работал на телевидении. Начинал он в 1944 году, когда во всем Нью-Йорке насчитывалось не больше трехсот телеприемников. Юл еще говорил с сильным акцентом, но это не помешало получить роль в детской передаче, поскольку изображал он безмолвного персонажа в дурацкой шапочке. Проект быстро свернули, но яркая внешность молодого актера запомнилась, его стали приглашать в другие программы «радио с картинками», как называли тогда телевидение.
В ежедневном семейном ток-шоу «Мистер и Миссис» Бриннер выходил в эфир вместе с женой Вирджинией. Иногда они брали с собой годовалого Юла, которого в семье звали Рокки (это имя он получил в честь известного боксера Рокки Грациано). На свою программу супруги приглашали знаменитостей, и чтобы оживить действо, придумали трюк: начинали разговор с гостем при включенной камере, делая вид, что не догадываются об этом. Согласно сценарию, Вирджиния, «заметив неладное», в полном изумлении обращалась к Юлу:
— Мы, оказывается, в эфире!
Муж отвечал ошарашенно:
— Вот оно, значит, как?
Особенно удалась встреча с Сальвадором Дали, который, и правда не подозревая, что его уже снимают, сыпал нецензурными словами. В «Мистере и Миссис» чета Бриннер работала на равных, но так было не всегда.
Вирджиния Гилмор довольно рано и весьма успешно начала карьеру в кино. К двадцати двум годам, когда встретилась с будущим мужем, актриса уже снялась в нескольких фильмах. Юла она впервые увидела на вечеринке. Расчехлив свою семиструнную гитару, парень запел с глубоко затаенной страстью на незнакомом языке. Девушка потеряла голову и вмиг влюбилась. В сентябре 1944-го колонка светского хроникера Лос-Анджелеса донесла до читателей: «Вирджиния Гилмор и какой-то цыган, с которым актриса познакомилась три года назад в Нью-Йорке, сочетались браком».
Поворотным в карьере ее мужа стал 1950 год, когда агент посоветовал ему попробоваться в новый бродвейский мюзикл «Король и я». История основывалась на воспоминаниях вдовы офицера англичанки Анны Леоноуэнс, работавшей учительницей при дворе короля Сиама Монгкута. Женщина рассказывала о том, как обучала его многочисленных детей от жен и наложниц, и о своем влиянии на короля. Якобы благодаря ей и ее особым отношениям с правителем Сиаму ни много ни мало удалось отстоять свою независимость от Великобритании! (Мемуары Леоноуэнс «Английская гувернантка при сиамском дворе» и «Роман в гареме» исследователи не считают историческими документами.)
Много лет спустя автор мюзикла Ричард Роджерс вспоминал, как на сцену вышел лысый парень и сел по-турецки: «У него была с собой гитара, и он шандарахнул по струнам, испустив этакий неземной вопль, и запел что-то довольно варварское. Мы переглянулись — «То, что надо!» Юл исполнил свою любимую «Окончен путь».
На премьере двадцать девятого марта 1951 года он предстал в облике короля Сиама (грим придумал сам) — таинственного восточного деспота, привлекающего затаенной животной грацией, босого, с обнаженным торсом и голосом «не слишком громким, лишь до горизонта». В этот день Бриннер превратился в истинного короля, как и предсказала ему когда-то сестра Алеши Димитриевича.
Успех был полным: каждый вечер вышедшего из театра Юла встречала конная полиция. На Бродвее в дни громких премьер так нередко случалось, но обычно через месяц толпа редела. Юла же восторженные поклонницы преследовали все три года, пока шел спектакль.
В новой жизни он представлялся загадочной звездой и, как учили цыгане, сам творил свою биографию, фантастичную, словно сказка из «Тысячи и одной ночи». В интервью утверждал, что родился в Сибири, детство провел в Китае, образование получил во Франции, театральное ремесло постигал в Праге, Риге и Варшаве, шесть лет работал у Питоева в Париже. Поначалу в рассказах актера была какая-то доля правды, но когда Юл заявил, что его мать — румынская цыганка, а отец — монгол по имени Таджи-Хан с примесью цыганской и швейцарской крови, тетка и сестра наконец возмутились. Рокки, слушая рассказы отца, воображал неведомые заморские земли, где под звездами ночуют кочевники, и недоумевал, почему рассказы тети Веры и папы о своих детских годах так отличаются. Юл отвечал сыну туманно: «Факты моей жизни не имеют ничего общего с реальностью моего существования».
Став «королем», он обзавелся в Нью-Йорке роскошной квартирой, подарил жене катер, который назвал в ее честь, каждый год менял кадиллаки. В пятидесятые актер снялся в трех лентах, в том числе в экранизации легендарного мюзикла «Король и я». Фильм, так же как и две другие кинокартины с его участием — «Десять заповедей» и «Анастасия», которые тоже вышли в прокат в 1956-м, номинировался на «Оскар». Победа и звание лучшего актера достались королю Сиама.
В мае 1958 года журнал Newsweek поместил на обложку фото Бриннера — бритая голова и демонические глаза. В статье о нем было много новых фантазий. Оказывается, свое детство Юл — внебрачный сын цыганки и русского богача — до самой смерти матери провел в таборе. А потом объявилась его сводная (!) сестра. Этого Вера уже не могла стерпеть. «Родители поженились еще до того, как мы появились, — заявила она в интервью. — Должно быть, это вариация номер девятнадцать. Я люблю Юла, и мне все равно, что он сочиняет, пока не впутывает в свои выдумки семью». Далее женщина поведала настоящую историю Бориса и Маруси. Юл счел ее выступление «публичным предательством» и на долгие годы прекратил общение. Брат с сестрой увиделись и простили друг друга только в 1967 году, когда Вера умирала от тяжелой болезни.
...Вирджиния, чей звездный час давно миновал, с горечью замечала, как сильно изменился муж: маска короля, которому все дозволено, стала его сущностью — он почти не скрывал своих любовных интрижек. В конце 1958 года брак распался. Року было одиннадцать лет. Закончилась очередная глава семейной истории Бринеров: когда-то Жюль оставил японскую жену, потом его сын Борис ушел от Маруси, теперь и Юл покинул Вирджинию, перебравшись в Швейцарию.
Всего у актера было четыре официальных брака, четыре дочери, две из которых приемные, и единственный сын Рок. После расставания родителей мальчик сильно скучал по отцу, и поддавшись уговорам, мать отпустила его к Юлу в Женеву учиться в международной школе. Как-то, вспоминал позже Рок, они смотрели фильм «Семь самураев» и Юл сказал, что хочет снять на этот японский сюжет вестерн. Сын засмеялся, представив своего отца в образе лысого ковбоя... В октябре 1960 года на американские экраны вышла «Великолепная семерка» с Бриннером в главной роли, а через два года фильм попал на советские экраны. Картину посмотрели шестьдесят семь миллионов зрителей, которым очень понравился немногословный ковбой Крис с шестизарядником. О том, что актер, исполнивший главную роль, наш соотечественник, никто тогда не догадывался.
Шли годы, Юл мотался по миру, много снимался. Всего с его участием вышло сорок четыре картины, но они были очень неровными. Сам актер признавался, что где-то работал только ради денег. В мае 1977-го он вернулся на Бродвей: там возобновили постановку «Король и я». Тридцатого июня 1985 года Бриннер, уже неизлечимо больной, вышел на сцену в образе правителя Сиама в последний, четыре тысячи шестьсот тридцать третий раз. Десятого октября он скончался, держа за руку сына.
Рок, с детства мечтавший стать писателем, сменил множество занятий: был уличным клоуном, актером на Бродвее, переводчиком, пилотом, музыкантом, ресторатором, банковским клерком. Работал менеджером у The Rolling Stones, организовывал гастроли Боба Дилана, был телохранителем Мохаммеда Али. Окончил два университета, получил докторскую степень по истории. С конца семидесятых пишет пьесы и новеллы, выпустил несколько книг, в том числе мемуары об отце и историю своего рода, преподает в американском университете.
Как и отец, Рок прекрасно играет на гитаре и однажды, правда всего на несколько часов, тоже стал королем Сиама. Произошло это в 1976 году. Юл потерял голос во время тура перед бродвейской премьерой и по настоянию врачей три недели не разговаривал. А уже готовились первые прогоны восстановленного спектакля, были проданы билеты. Поскольку их голоса были невероятно похожи, Рок, выросший за кулисами и знавший не только текст, но и каждую интонацию, предложил заменить отца. Об этом объявили публике, и никто не покинул зал. Бриннер молча играл на сцене, а сын из оркестровой ямы с микрофоном озвучивал его роль. В следующий раз выступал уже сам актер.
В 2003-м Рок, правнук обрусевшего швейцарца Жюля, впервые прибыл во Владивосток по приглашению Первого международного кинофестиваля «Меридианы Тихого». С собой он привез сапоги отца, в которых тот снимался в «Великолепной семерке». В них сын легендарного актера прогулялся по улицам города, в котором тот появился на свет за восемьдесят три года до того.
С тех пор каждый год Рок приезжает на родину предков. Он побывал на руднике в Тетюхе, ныне Дальногорске, основателем которого считается его прадед Юлий Иванович. Там сохранилась и действует узкоколейка, построенная прадедом для перевозки горной породы на очистной завод. Рок постоял на мысе Бринера в Рудной Пристани на Японском море, заехал на полуостров, где в 1882 году его прадед с молодой женой провели медовый месяц. Там же, в лесном распадке на берегу бухты Гека, находится семейный склеп, некогда построенный по настоянию прабабки Натальи Куркутовой.
Рок встречается с учеными и краеведами, разыскивает документальные свидетельства участия Бринеров в освоении края. Читает лекции в университете, в основании которого участвовал его дед Борис.
Фамильный особняк Бринеров прекрасно сохранился. Сменив несколько владельцев, сейчас он принадлежит Дальневосточному морскому пароходству. В 2012 году перед домом на Алеутской разбили сквер Юла Бриннера и открыли гранитный памятник знаменитому актеру. Рок считает, что отец в образе короля Сиама очень узнаваем.
Подпишись на наш канал в Telegram