Фильм «Белое солнце пустыни» я обожала с детства. Знала бы тогда, что годы спустя режиссер картины станет моим лучшим другом и любимым мужчиной...
До встречи с Мотылем я была замужем дважды, но коротко. Первый супруг погиб в автокатастрофе. А второй брак просто оказался неудачным. После него даже думать не хотела о новых отношениях. Но пятого февраля 2005 года в небольшую гостиницу в центре Санкт-Петербурга, где я работала администратором, приехала съемочная группа картины «Багровый цвет снегопада», и жизнь моя перевернулась.
Владимир Мотыль, взяв ключи от номера, пошел устраиваться. Вдруг он обернулся и спросил:
— Как вас зовут?
— Наталия.
Поздним вечером раздался звонок:
— Наташа, это кинорежиссер Мотыль. Я вот что подумал — в новый фильм мне очень подходит ваш типаж. Хочу предложить вам сыграть небольшую роль.
— Как? Я ведь не актриса...
— Это не имеет значения, люблю работать с непрофессионалами, — ответил он.
Честно говоря, я опешила. Повисла пауза. Что почувствовала, невозможно передать — в голове не укладывалось: мне предлагают сняться в кино! Робко попросила разрешения познакомиться со сценарием. Владимир Яковлевич его передал, но велел утром непременно вернуть. Читала всю ночь.
Вообще, некоторое отношение к искусству я имела — училась в Санкт-Петербургском университете кино и телевидения на звукооператорском. В восьмидесятые годы мой папа Валерий Мажуга работал в Шостке начальником на заводе «Свема», производившем кинопленку. Ее в стране не хватало, поэтому в наш город часто приезжали известные люди: актеры, режиссеры, певцы, космонавты. Устраивали творческие встречи и концерты, а в благодарность за это им отгружали вне очереди дефицитную кинопленку. Родители с детства брали меня с собой на такие мероприятия. Лет в пять, после выхода на экраны картины «Семнадцать мгновений весны», говорила маме: «Выйду замуж только за Штирлица». Очень ждала, когда Тихонов приедет к нам, но не случилось.
Фильм «Белое солнце пустыни» я обожала с детства. Сложно сосчитать, сколько раз его смотрела. Знала бы тогда, что годы спустя режиссер картины станет моим лучшим другом и любимым мужчиной...
Именно лента про красноармейца Сухова принесла Володе всенародную славу. А ведь на экраны она могла и не выйти: в Госкино прокат картины запретили — сочли неудачной, но пленка чудом попала на дачу к Брежневу. Очевидно, информацию о чиновничьем запрете еще не донесли до тех, кому поручили доставить бобину генсеку. Брежнев был в восторге и лично похвалил Мотыля по телефону: «Хорошее кино снимаешь!» Так фильм вопреки решению Госкино пошел в народ — официальная премьера состоялась тридцатого марта 1970 года.
Картина «Багровый цвет снегопада» стала последней в жизни Владимира Яковлевича. Съемки длились почти пять лет, он был и режиссером, и автором сценария. Эту историю Мотыль задумал посвятить матери и всем родственникам, чьи судьбы искалечил каток советского террора. Деда и бабушку Владимира Яковлевича репрессировали и выслали на Дальний Восток. Там они уцелели, вернулись в Белоруссию, но в начале войны погибли в нацистском гетто. Отца, слесаря минского завода, обвинили в шпионаже и сгноили на Соловках. Сыну его было всего три года. Детство Володя провел с матерью в ссылке на Урале. Он с малых лет жил под прессом семейной трагедии и лишь в конце жизни решился взяться за эту тему.
Действие фильма разворачивается в Первую мировую войну. Юная киевлянка Ксения остается сиротой — отец, миллионер-промышленник, убит во время беспорядков, вскоре погибает и жених девушки. Она уходит на фронт сестрой милосердия и встречает там новую любовь, пятидесятитрехлетнего генерала Ростислава Баторского. Ксения мечтает о большой семье, детях... Но революция 1917 года повергает Россию в пучину кровавого хаоса, и надеждам героини не суждено сбыться...
История показалась мне интересной, но вызвала много вопросов.
«Любопытно узнать ваше мнение, — сказал Владимир Яковлевич, когда утром возвращала рукопись. — Предлагаю обсудить за ужином в ресторане».
Вечером, едва мы расположились за столиком, Мотыль поинтересовался:
— Ну, что скажете по поводу сценария?
— Извините, но несмотря на то что рассказ ведется от лица женщины, сразу понятно, что писал его мужчина. Мне кажется, вряд ли героиня легла бы в постель с убийцей мужа. Даже для того, чтобы отомстить ему.
— Благодарен за честность, — улыбнулся Володя. — Все поют восхищенные оды, вы — первый человек, который разгромил мой сценарий.
— А какую роль вы все-таки хотели предложить мне?
— Ее пока нет. Но напишу...
Вскоре Владимир Яковлевич пригласил на съемки — они проходили в центре Петербурга, недалеко от нашей гостиницы. Он, как и обещал, придумал для меня роль — немецкой переводчицы. Чтобы я не зажималась на площадке, репетировали отдельно. Володя опекал, помогал поверить в свои силы. Помню, читаю текст на немецком, он сидит в кресле и вдруг замечает: «Столько нерастраченной нежности, непонятно почему...»
Поражало, что Мотыль со всеми прост, внимателен и корректен. Как-то актер загулял и появился только через три дня в непотребном виде. Все ждали грандиозного скандала, но режиссер, оценив «масштабы бедствия», сухо произнес: «Отмыть, привести в чувство и на площадку!»
Неожиданно Владимир Яковлевич привлек меня к кастингу. Дело в том, что сначала женихом Ксении он видел Харатьяна, но Дмитрий был уже занят в другом проекте и не смог сниматься. Мотыль показывал мне фотографии претендентов и спрашивал: «Потеряла бы ты голову от такого мужчины?» Я раз за разом отвечала, что вряд ли... Выбор в конце концов остановили на Михаиле Химичеве. А роль героини, на которую пробовались сотни актрис, досталась сербке Даниэле Стоянович, которая давно жила в России, играла в петербургском театре «Приют комедианта». Где-то через месяц после начала съемок Владимир Яковлевич признался ей: «Вчера что-то пишу за столом, поднимаю глаза на фотографию, где мама держит меня на руках, и вдруг понимаю — вы невероятно на нее похожи!» Утверждая Даниэлу на роль, он этого еще не осознавал, но интуиция подсказала ему остановить выбор именно на ней.
К выбору каждой детали Мотыль подходил крайне скрупулезно. Например забраковал сцену с гуляющими в кадре коровами: «Этой породы не существовало во время Первой мировой, ее вывели позже!» — заявил категорично. Эпизод пришлось переснимать.
Помню, как директор картины уговаривала не отменять съемку из-за неправильной — остроконечной — формы палаток немецкого лагеря. Но Владимир Яковлевич остался непреклонен: «Таких палаток тогда не было!» Работу остановили до прибытия аутентичного реквизита.
Конечно, я чувствовала к себе симпатию Владимира Яковлевича, но в тот период границы чисто дружеского общения мы не переходили. Отношения развивались постепенно. Он любил уютные ресторанчики, и мы часто там бывали. Уезжая, писал мне: «...Письма твои желательны очень. Вокруг так мало искренности... Мечтаю о нашей встрече, едва подвернется первая же пауза в изнурительных съемках...», «Милая, милая Наташа! Наташенька! Я так боюсь потерять Вас в едва начавшемся нашем знакомстве, что решаюсь загодя открыться Вам, не тая ничего! Хочется всегда смотреть в Ваши чистые, чарующие глаза, не отводя взгляда». Я храню все его послания. Жаль, что традиция писать от руки устарела. Электронная почта лишает возможности видеть почерк человека и тем самым ощущать его присутствие.
Я узнала, что Мотыль женился дважды. С Людмилой Подаруевой, актрисой одного из свердловских театров, Володя познакомился, когда ему, студенту Свердловского театрального института, было всего восемнадцать. Она была на пять лет старше, но это не имело никакого значения — влюбился без памяти. Бегал на ее спектакли, дарил цветы, караулил у служебного входа, чтобы проводить домой, и Людмила не устояла. Они поженились, родилась дочь Ирина.
В Свердловске Владимир Яковлевич какое-то время работал режиссером местного драмтеатра, ставил на других сценах, имел и актерский опыт, но всегда мечтал снимать собственные фильмы и в тридцать лет решил податься в Москву. Ехал, по сути, в никуда, поэтому не рискнул срывать с места семью. Людмила Васильевна отпустила мужа, она его всегда поддерживала. Но люди в разлуке все равно живут в разном течении времени....
Первой самостоятельной работой Мотыля в 1963 году стал фильм «Дети Памира». Ради Раисы Куркиной, которая в нем снялась, Володя оставил Людмилу. Они проживут вместе несколько лет, Куркина будет много сниматься, но у Владимира Яковлевича — еще только в двух фильмах. Спустя шесть лет после «Детей Памира» она сыграет роль жены таможенника Верещагина в «Белом солнце пустыни», а затем Софью Раевскую в «Звезде пленительного счастья». В конце концов брак распадется и Мотыль вернется к первой жене.
Володя рассказывал, как они тяжело расставались с Раисой. Куркина не соглашалась на развод, хотя сама его инициировала, обнаружив откровенные письма Мотылю, написанные другой женщиной. Кто была эта женщина, он умолчал, а я спросить постеснялась. О Раисе Семеновне Володя говорил: «Замечательная актриса с тяжелым характером». Она в свою очередь тоже отмечала непростой психологический «замес» бывшего супруга.
Однажды мы гуляли в парке, Володя делился переживаниями по поводу здоровья Людмилы Васильевны: Подаруева тяжело болела и почти не выходила из дома. Вдруг он заговорил о том, как вернулся к ней, уйдя от Куркиной: «Знаешь, Людмила ведь тогда не стала ничего выяснять, ни в чем упрекать... Я был ей очень за это благодарен».
Через три месяца после начала работы над «Багровым цветом снегопада» Мотыль умчался в Москву, оставив для меня письмо: «Милая Наташа! К неожиданным сложностям съемок добавилась простуда, да еще журналисты... Сквозь эту муть померкло даже то «чудное мгновенье», когда передо мной явилось «мимолетное виденье» в отеле на Мучном... Поверьте, после циничных, вульгарных, расчетливых особ московского бомонда, корыстно кокетливых киноактрис меня поистине сразило обаяние вашей застенчиво нежной красоты... Женственная женщина в XXI веке — это такая редкость! Мы отправляемся сегодня в ночь. Позвоните мне на питерский мобильник от двадцати до двадцати одного часа. Я должен услышать, действительно ли вы не прочь посетить столицу? И если так, условиться, когда это удобно для вас...»
Никто из ухаживавших за мной молодых людей не писал таких строк. Неужели вот оно — мое счастье? И я отправилась в столицу. Владимир Яковлевич ждал на перроне с большим букетом, поселил в мосфильмовской гостинице. В первый же вечер он повел меня в Большой театр, правда опера нам не понравилась и в антракте мы сбежали.
Весь следующий день провели в Третьяковской галерее. Бродили по залам, романтично держась за руки. Володя рассказывал про Айвазовского, которого очень любил. Слушая его, ловила себя на мысли, что еще не встречала более интересного и мудрого человека. Вечером ужинали в одном из любимых ресторанов Мотыля — «Белом солнце пустыни».
Владимир Яковлевич умел ухаживать и делал это ненавязчиво. Обожал дарить подарки, ему было важно, чтобы я хорошо выглядела. Когда видел обновку, тут же возмещал потраченную сумму с неизменной фразой «Ну, ведь эта красота для меня?» — хотя я никогда его ни о чем не просила.
На очередном этапе съемок «Багрового цвета...» экспедиция отправилась в Киев и Львов. Мотыль пригласил меня присоединиться к работе — на сей раз в статусе помощника режиссера. Согласилась не раздумывая, поскольку хотела быть рядом. Именно на Украине Володя начал активно ухаживать, будто приучал к себе. Я хорошо понимала героиню, нашедшую в мужчине намного старше ее свое счастье. Да и почти сорокалетней разницы в годах, честно говоря, не чувствовала. Задумывалась ли о будущем? Я не имела на это права... Разве мог Мотыль оставить больную жену? Так что просто жила и благодарила судьбу за то, что она подарила встречу с таким замечательным человеком.
Володина дочь знала обо мне, поскольку работала на картине художником по костюмам. Отец очень хотел, чтобы мы нашли общий язык, пытался объяснить, как я важна для него, но Ирина об этом и слышать не желала. Понимаю ее: сложно принять то, что твой папа кого-то полюбил, а также поверить, что молодая женщина испытывает искреннее чувство к человеку в возрасте.
Владимир Яковлевич обожал путешествовать. Как-то решили провести две недели в Сочи. Он добирался поездом из Москвы, я — самолетом из Санкт-Петербурга. Володя приехал раньше и встречал меня в аэропорту. В номере на столе лежал открытый ежедневник с фразой «Сегодня ты, и только!»
В 2006 году Владимира Яковлевича пригласили на питерский фестиваль «Виват кино России!». Он сразу же позвонил: «Когда меня, начинающего кинорежиссера, позвали на Каннский кинофестиваль, я наблюдал, как Антониони шел по красной дорожке под руку с молоденькой красоткой, и думал «Конечно, он же великий Антониони! Возможно, когда-нибудь я тоже стану знаменитым и со мной рядом окажется такая же красавица». Мечта сбылась. Бог услышал и подарил тебя».
Сложно представить, как сильно я волновалась перед выходом в свет. Купила модную серо-голубую юбку и замшевые туфли, отдав почти всю зарплату. В день открытия фестиваля Мотыль заехал за мной в гостиницу в элегантном костюме, на черном «мерседесе».
Весь персонал столпился у окна, когда мы садились в машину. Коллеги не простили мне короткого счастья. «Почему она, что в ней особенного?» — шептались по углам. Тяжело было находиться в обстановке всеобщей зависти, пришлось уволиться, о чем ни секунды не жалела. А на том фестивале один из призов — «Немеркнущая зрительская любовь» — достался Владимиру Мотылю.
В 2008 году, когда основная работа над «Багровым цветом снегопада» подходила к концу, Людмилы Васильевны Подаруевой не стало. Это было ударом для Мотыля. Узнав о постигшем его горе, я позвонила в Москву, чтобы поддержать, выразить соболезнования. Володя не сдержался, заплакал в трубку: «Близкий человек у меня теперь только ты».
Через неделю попросил приехать:
— Понимаю, будет выглядеть некрасиво и непорядочно, если сейчас предложу руку и сердце. Тем не менее хочу вытащить тебя в Москву. Наташа, ты не заслуживаешь, чтобы о тебе плохо говорили. Давай распишемся!
Растерявшись, я ответила, что подумаю.
— Думай, только недолго. Мало ли что со мной может случиться.
— Важно закончить фильм, а после можем и расписаться...
Как я сейчас жалею, что не закричала сразу «Да!»... Однако слухи о свадьбе быстро расползлись в узких кругах, люди принялись обсуждать и осуждать еще не состоявшееся событие. Меня называли авантюристкой, считали, что жду смерти именитого режиссера, нацелившись на его наследство. От упреков и разговоров за спиной было очень горько, я тянула время и к Володе в Москву приехала не сразу. Когда впервые переступила порог его квартиры на улице Довженко, меня поразила ее мрачная атмосфера: не хватало света, на стенах — портреты умерших родственников.
Находиться там было тяжело, и я для себя решила: пока не поженимся, буду жить на два города. Володя не возражал. Понимал, что не могу вот так сразу оставить родителей (кстати, им я рассказала о наших отношениях, только когда Владимир Яковлевич овдовел), да и времени после смерти Людмилы Васильевны прошло слишком мало. Сразу согласиться на переезд означало, что на следующий день в прессе появятся скандальные заголовки «Мотыль завел молодую любовницу!» Не хотелось ставить под удар его репутацию и причинять боль.
Вся жизнь Володи и так состояла из преодолений — картины запрещали, самого режиссера не раз обливали грязью. После выхода фильма «Женя, Женечка и «катюша» обвинили в искажении святой темы Великой Отечественной войны и отстранили от профессии. В процессе работы над «Белым солнцем пустыни» возникли проблемы из-за финала, который категорически не понравился руководству Госкино. По задумке Мотыля, женщины, освобожденные Суховым, оплакивали убитого Абдуллу. Такая развязка противоречила принципам пролетарского интернационализма. Пришлось, наступив себе на горло, делать другой финал.
Изначально «Белое солнце пустыни» (тогда название было «Спасите гарем») должен был снимать Андрон Кончаловский, он даже работал над первым вариантом сценария, но потом ему предложили экранизировать «Дворянское гнездо», и он потерял интерес к этому фильму. Стали искать других постановщиков, среди которых были Витаутас Жалакявичус, Юрий Чулюкин и даже Андрей Тарковский. Никого история о басмачах не вдохновила. И тогда Григорий Чухрай, руководитель Экспериментальной творческой студии, которому очень нравилась картина «Женя, Женечка и «катюша», обратился к Володе, сидевшему в то время без работы. Мотыль взялся...
Позже у Андрона спросили, не жалеет ли он, что отказался от этого проекта. Кончаловский ответил, что не обладает таким тонким чувством юмора и никогда не смог бы снять так, как Володя.
Думаю, Владимиру Яковлевичу было лестно слышать такие слова, ведь друзей среди режиссеров, насколько знаю, у него имелось немного. На моей памяти он общался с Эльдаром Рязановым и Геннадием Полокой.
По-настоящему крепкая многолетняя дружба связывала Мотыля с Исааком Шварцем. Его музыка звучала и в «Белом солнце пустыни», и в «Звезде пленительного счастья», и в «Жене, Женечке и «катюше». После окончания съемок «Багрового цвета...» мы поехали в гости к композитору, он жил на даче в поселке Сиверском под Петербургом. Володя хотел, чтобы Исаак Иосифович написал музыку для его картины. После просмотра рабочей версии Шварц долго молчал. Наконец произнес: «Мне надо подумать, приезжайте завтра».
Утром мы собрались, внизу уже ждал водитель, вдруг звонит телефон:
— Володя, приезжай один, без своей подруги.
Мотыль коротко ответил:
— Изя, ты не понял! Или вдвоем, или мы не приедем. Для меня это очень важно.
Повесил трубку и обернувшись ко мне, резко сказал:
— Мы не едем.
Я возразила:
— Что делать, меня не все принимают... Езжай один.
Но Мотыль стоял на своем:
— Значит, он не станет писать музыку.
Вскоре Шварц перезвонил: «Был неправ. Приезжайте вдвоем». Я страшно обрадовалась тому, что конфликт не успел разгореться. Зная отношение ко мне Володи, который всякий раз кидался на мою защиту, если считал, что меня обижают, боялась, как бы давние друзья не разругались окончательно. Исаак Иосифович встретил на дорожке, ведущей к дому, со словами: «Наташа, простите, ради бога. Я уважаю выбор Вовы, мы будем дружить».
Нас пригласили к столу, Исаак завел беседу на отвлеченные темы. Как говорится, «о сенокосе, о вине, о псарне, о своей родне...». Изнывающий от нетерпения Мотыль не выдержал:
— Изя, не томи уже! Я приехал услышать твой вердикт.
Шварц вздохнул:
— Вова, мне жаль, но ты ошибся с актрисой. Не хотел это говорить. Еще мне не нравится, что она бегает с пистолетом. Не нравится ее идея убить героя-большевика. И зачем она спит с ним? Как-то я все это не воспринимаю. Мне вообще не по душе эта женщина.
Володе было неприятно слышать подобное от ближайшего друга. Тем более что и я обращала его внимание на те же моменты. Получилось, наши со Шварцем мнения совпали.
— Ты знаешь, Изя, я уже ничего не могу переснять, — вздохнул Мотыль.
Почти всю дорогу от Сиверского до Санкт-Петербурга мы молчали. Когда добрались до города, Владимир Яковлевич предложил завернуть в ресторан выпить водки. Сели за столик, и он сказал:
— В основу «Багрового цвета...» положены реальные события, я лишь изменил финал. На самом деле русская эмигрантка, которая нашла в Париже убийцу мужа, не смогла отомстить. От отчаяния, что не сумела нажать на курок, она зашла в парижский ресторан, заказала рюмку водки, выпила и застрелилась. В моей картине она поклялась разыскать убийц мужа, а когда нашла, не смогла им отомстить, но их наказал бог.
— Лучше бы и в фильме застрелилась, — заметила я, садясь в машину. — В этом была бы логика.
— Ну нет, кровожадная моя подруга! Хочу оставить надежду на лучшее. Тем более что фильм посвящаю маме, — категорично заявил Володя. И все же учел некоторые замечания и перемонтировал несколько эпизодов.
Через две недели после встречи перезвонил Шварц: «Кажется, что-то придумал. Мне есть что вам показать». И мы снова поехали в Сиверский.
Исаак Иосифович сказал: «Мне очень понравился большевик, которого сыграл Саша Цуркан. Под его героя могу предложить эту мелодию. А на Ксению музыка не пишется». И сел за инструмент...
Когда смолкли последние аккорды, Мотыль, не говоря ни слова, встал и вышел.
«Куда это он? — спросил Шварц. Я в недоумении пожала плечами. — Неслыханно! — возмутился композитор. — Даже если накорябаю левой ногой, это будет гениально!»
...Володю я нашла на крыльце. Он вздохнул: «Чувствую, это старая мелодия, так случилось с фильмом «Несут меня кони...». Буду писать музыку сам!»
Опыт у него был — первую мелодию Володя сочинил, как раз работая над картиной «Несут меня кони...». «Музыка, — вспоминал он, — пришла сама, из космоса. В перерывах между съемками вдруг начал напевать стихи Блока «Среди гостей бродил я в черном фраке...». Персонаж в «Несут меня кони...» поет пару строк романса на музыку Мотыля, но его имени как композитора там нет. Все музыкальные темы написал Исаак Шварц.
К одному из эпизодов картины «Женя, Женечка и «катюша» тоже написал музыку сам. Соавтор сценария Булат Окуджава сильно задерживал текст, а Шварц не мог начать работать без слов. Володя справился сам.
После той, последней встречи Шварц часто звонил, но договориться они так и не смогли. Мотыль сочинил музыку и хотел, чтобы друг переложил ее на ноты. Однако у композитора были свои идеи. «Исаака люблю, но мне важно закончить фильм, как хочу я», — сказал Володя.
В конце декабря 2009 года Исаак Иосифович скончался. К сожалению, Володя не смог присутствовать на похоронах, поскольку плохо себя чувствовал и ему было тяжело ехать в другой город.
С женой Шварца общаемся до сих пор. Собираясь поставить памятник на могиле мужа (на тот момент и Володи уже не было в живых), она попросила помочь найти хорошего скульптора. Я обратилась к знакомому художнику Сергею Вепреву. Через некоторое время он пригласил нас с Тоней в мастерскую показать макет. Это был семицветик из клавиш, между которыми висели колокольчики. По задумке Вепрева, едва подует ветер, находящийся на кладбище человек услышит мелодичный звон, интуитивно потянется на звук и придет к Шварцу. Тоня одобрила идею. К сожалению, прошлой весной медные колокольчики украли.
Сергей придумал и макет памятника Мотылю: странички из белого мрамора с кинематографической хлопушкой, за которой восходит белое солнце пустыни. Но проект остался нереализованным. На могиле режиссера валун с табличкой — так решила дочь Владимира Яковлевича...
В 2009 году работа над «Багровым цветом снегопада» в целом закончилась, и мы отправились в Пятигорск — Владимиру Яковлевичу было необходимо отдохнуть и подлечиться. Поселились в коттедже с фантастическим видом на гору Машук и панораму города. Отключившись от суеты, наслаждались воздухом, природой, вечерами сидели на террасе с бокальчиком вина и любовались закатом.
Однажды отправились на прогулку к домику Лермонтова, хотя Мотыль поначалу особой охоты не выразил. В музее один из работников, узнав известного режиссера, предложил индивидуальную экскурсию. Володя остался доволен и все повторял: «Какая ты молодец, что меня сюда вытащила!»
Свою новую картину он хотел показать в Доме кино в день моего рождения — одиннадцатого марта 2010 года. Сказал: «Это будет тебе подарок, а после премьеры объявим о свадьбе». Мы очень ждали этого события. К сожалению, Володя не дожил до него.
Пятое февраля — знаковая для меня дата. В этот день в 2005 году бог послал мне встречу с Володей, а спустя пять лет забрал его.
Почувствовав себя плохо, он успел вызвать скорую и потерял сознание. Врачам пришлось взламывать дверь в квартиру — при падении Володя получил перелом шейных позвонков. Его госпитализировали с подозрением на инсульт. До сих пор не могу простить себе, что не оказалась рядом, так как именно в тот день поехала в Питер за вещами. О случившемся узнала в дороге от приятельницы, которая прислала СМС. Конечно, первым же поездом вернулась в Москву. В реанимацию не пускали, я полдня сидела под дверью, лила слезы, умоляя врача разрешить увидеть Володю. Вечером доктор сжалился: «Дам десять минут». С Ириной в больнице я не пересеклась.
Мотыль лежал без сознания. Я села у койки, взяла его за руку и сказала те самые слова, которые мысленно тысячу раз повторяла в поезде: «Володенька, буду с тобой, больше никуда и никогда не уеду. Дай знак, что слышишь!» Надеялась, что почувствует мою любовь, поддержку и очнется. Но чуда не произошло, двадцать первого февраля он умер.
Накануне мне приснился странный сон. Лес, сугробы, пробирающий до костей холод, я бреду по заснеженной дороге. Мимо едет черный «мерседес», притормаживает, я хочу в него сесть, но машина уезжает. Пытаюсь догнать, кричу: «Возьмите меня!» — никто не слышит. В тот же вечер Володи не стало. Я все это увидела наяву по время похорон: черный «мерседес» оказался катафалком, а заснеженный лес — кладбищем... После его ухода жизнь разделилась на «до» и «после». Моими спутниками на долгое время стали одиночество, боль и тоска.
Вторая супруга, Раиса Куркина, на гражданскую панихиду в Дом кино прийти не смогла. Рядом с гробом стояли стулья для близких, и я понимала, что мое место — там, но «добрые люди» посоветовали мне не светиться и не садиться. Я тихо рыдала в сторонке, смотрела на родное лицо и не верила, что Володи больше нет.
На панихиде стала свидетельницей крайне неприятной сцены. Один известный актер, увидев Любовь Михееву, с которой много лет назад Володя познакомился на премьере «Звезды пленительного счастья», стал толкать операторов: «Снимайте, она любовница Мотыля!» Он давал им ключи от своей коммуналки у Покровских Ворот, поэтому знал все об этом четырнадцатилетнем романе режиссера и секретарши творческого объединения «Экран». Потом вышло ее интервью, где Любовь подробно рассказала об этих тайных свиданиях, без стеснения давая оценку Мотылю как великолепному любовнику.
После смерти Володи от меня многие отвернулись. Выяснилось, что вокруг мало друзей, которые нас искренне поддерживали. Среди этих немногих, например, актер и продюсер Сергей Кошонин. С Владимиром Яковлевичем он познакомился на «Мосфильме», когда у нас уже были отношения. Узнав, что Сергей из Питера, Мотыль попросил: «В вашем городе живет Наталия Мажуга. Студия задолжала ей некоторую сумму. Вас не затруднит передать деньги?»
Кошонин позвонил, назначил встречу. Прихожу, он протягивает конверт: «Вот, возьмите, Мотыль переживал, что вам не смогли их вовремя заплатить». Деньги от съемок поступали нерегулярно, и Володя отдал свои, чтобы меня материально поддержать.
Недавно встретились с Сергеем в питерском Доме актера. Он вспомнил, как Владимир Яковлевич пригласил его домой и за чашкой чая признался: «Совсем не ожидал, что в конце жизни встречу настоящую большую любовь. Она живет в Санкт-Петербурге».
Премьерой «Багрового цвета снегопада» занималась Ирина. К сожалению, смерть Владимира Яковлевича нас не сблизила. Показ, превратившийся в вечер памяти режиссера, состоялся, как и хотел ее отец, одиннадцатого марта 2010 года в Московском доме кино. Зал не мог вместить всех желающих, люди сидели даже на ступеньках в проходе. Фильм перемонтировали, вырезав маленькую сцену с немецкой переводчицей, которую играла я. Не думаю, что это сделал Володя. Смотрела кино и жалела, что его нет рядом. Мы вместе так ждали этого события!
Какое-то время я еще поработала в столице на кинопроектах, но денег не платили. Жила у друзей, однако долго там оставаться не могла, поэтому вернулась в Питер.
Пришлось все начинать с нуля: искать работу, налаживать быт. Рядом больше не было человека, который бы поддержал, посочувствовал, обнял и пообещал, что все будет хорошо.
Устроить личную жизнь долго не получалось — Владимир Яковлевич установил слишком высокую планку. Перечитывая его письма, думала порой: может, это беда, что постоянно приходится сравнивать с ним всех, кто претендует на мое внимание?
Никогда не стремилась мелькать в СМИ с откровениями о том, что была последней любимой женщиной известного режиссера. Решилась рассказать, потому что он знал, что я его не забуду. «Ты будешь хранить память обо мне», — сказал мне когда-то Володя. Хочу, чтобы люди не забывали Мотыля и его талантливые работы.
Летом 2017 года ему бы исполнилось девяносто лет. Я задумала устроить вечер его памяти. Сделать это к дате не получилось: не смогла найти достаточно денег. Именно тогда у меня возникла идея благотворительного фонда помощи и поддержки легенд отечественного кино. Слава богу, еще живы люди, которые могут поделиться воспоминаниями о Владимире Яковлевиче и не только о нем. Сейчас отдаю все время этому проекту и буду рада, если найдутся небезразличные люди, готовые помочь в этом деле.
Благодарим бутик-отель «Аристократ» в Санкт-Петербурге за помощь в организации съемки.
Подпишись на наш канал в Telegram