Жизнь и смерть, ребусы и тайные знаки, незнакомцы в шляпах-котелках и люди с лицами, наглухо закрытыми тканью. Искусствоведы, пытаясь расшифровать смысл живописных посланий Магритта, считали, что толчком к его мистическому мироощущению стала детская трагедия — самоубийство матери. Сам Рене терпеть не мог, когда критики выискивали буквальную связь между его работами и фактами биографии.
Никто не знает, что именно случилось той ночью. Муж Регины и трое детей спали. Женщина в одной ночной рубашке тихонько выбралась из дома, добежала до моста и бросилась в реку. Колебалась ли она? Испугалась ли, почувствовав, что действительно тонет? Пыталась ли спастись? Почему вообще оставила их? Годы спустя ее сын, ставший знаменитым художником, часто задавался этими вопросами.
Он появился на свет двадцать первого ноября 1898 года в городке Лессин бельгийской провинции Эно. Край этот в валлонской части страны называли «черным» — из-за угольных рудников. Успешный коммерсант Леопольд Магритт и модистка Регина Бертиншан нарекли первенца Рене Франсуа Гисленом. В 1904 году семья осела в Шарлеруа, крупном индустриальном центре страны. Там родились младшие дети — Раймон и Поль.
Тяга к карандашам и краскам у Рене проснулась лет в пять. Став постарше, он с удовольствием, в отличие от школы, посещал уроки рисования — учитель занимался с детьми в местной кондитерской. В тринадцать написал первую большую картину «Лошади на пастбище», от которой папа Леопольд пришел в восторг.
Помимо живописи Магритта, как и многих его сверстников, увлекали популярные детективы о сыщиках Нате Пинкертоне и Нике Картере, истории о воре-джентльмене Арсене Люпене и легендарном разбойнике Робин Гуде, ребята с упоением изображали любимых героев. Когда же вышел немой фильм о Фантомасе, целыми днями разыгрывали сцены из экранной жизни неуловимого злодея. Много позже детские впечатления художник нет-нет да и процитирует в своих работах: то вспомнит о Фантомасе, то о его вечном преследователе комиссаре Жюве.
Беззаботное детство с уроками рисования, походами в кино и играми с приятелями в пинкертонов оборвалось двенадцатого марта 1912 года. Собравшись к завтраку, отец с сыновьями обнаружили, что Регины нигде нет. Поначалу не волновались — мало ли, выбежала к булочнику или зеленщику. Но время шло, жена не возвращалась. Леопольд с мальчиками обыскали сад, затем окрестные улочки, расспросили соседей. Вернувшись и осмотрев спальню, поняли: Регина ушла еще ночью — вся ее одежда лежала на месте. Такое уже однажды случалось, правда, спустя несколько дней беглянка вернулась. Но теперь домашних не оставляло предчувствие, что стряслась беда.
Женщина страдала сильными головными болями и глубокой депрессией. В период обострения, чтобы она что-нибудь с собой не сотворила, мужу даже приходилось запирать ее в комнате. Скорее всего, причина крылась в ее профессии: жена Магритта шила шляпки, а плотные материалы, такие как фетр, для придания формы смягчали нитратом ртути, и его испарения разрушали психику (отсюда и пошло выражение «безумный шляпник»).
...По одной из версий, Рене видел, как мать вынули из Самбры примерно в миле от Шарлеруа, и для тринадцатилетнего подростка это стало сильнейшим потрясением, навсегда врезавшимся в память. По другой, мальчик не мог быть свидетелем этого кошмара, поскольку, согласно полицейскому протоколу, погибшую обнаружили только на семнадцатый день после исчезновения и не сразу установили ее личность. Утопленница, говорилось в отчете, была почти полностью обнажена, голова обмотана подолом ночной рубашки. Возможно, постаралось течение, а может, Регина сама скрыла лицо от тех, кому доведется ее найти.
Леопольд о потере жены горевал недолго. Внезапно обретя свободу, вдовец напропалую крутил романы, махнув рукой на бизнес и детей. В те печальные дни, бродя по заброшенному кладбищу, Рене часто замечал на аллее, окруженной обломками античных колонн, заезжего художника — тот писал меланхолические пейзажи. Позже Магритт скажет: именно тогда живопись показалась ему колдовством, а незнакомец с мольбертом — чародеем, способным изменить мир.
Через два года на воскресной летней ярмарке возле карусели с деревянными лошадками Рене познакомился с Жоржеттой Берже, не подозревая, что встретил свою будущую судьбу. Тринадцатилетняя дочь мясника оказалась неглупой, веселой и вдобавок увлеченной живописью. Они сразу же понравились друг другу и бегали на тайные свидания. Но девочка училась в другом городе и осенью уехала. Больше в Шарлеруа Рене Жоржетту не видел.
В 1916 году юноша поступил в брюссельскую Королевскую Академию изящных искусств (одно время ее посещал Винсент Ван Гог). Однако классические каноны Магритта не увлекали в отличие от новых авангардных течений вроде футуризма и кубизма, и через пару лет, посчитав, что взял от академии все, что можно, он бросил учебу.
Позже Рене напишет: «Большинство художников легко жертвовали свободой, ставя свое искусство на службу кому-либо или чему-либо. Их заботы и устремления были те же, что у любого старого карьериста. Это привило мне полное недоверие к тому искусству и тем живописцам, которые получили официальное признание. Я чувствовал, что не имею с ними ничего общего, и выбрал иной ориентир: то магическое в искусстве, с которым встретился, будучи еще ребенком. Чем дальше от общепринятого были мои картины, тем большее наслаждение свободой я испытывал».
Жоржетта Берже вновь появилась в его жизни в 1920-м. Теперь ей было девятнадцать, она увлеклась фотографией и вопреки запрету отца поступила в Королевскую Академию изящных искусств, а в свободное от учебы время вместе со старшей сестрой Леонтиной работала в художественном кооперативе. Встретились они случайно в ботаническом саду. Оказалось, взаимная симпатия не угасла, но предложение возлюбленной Магритт сделал только спустя два года, их он провел в пехотном полку, записавшись добровольцем.
Вернувшись из армии, Рене много экспериментировал с различными авангардными течениями, и Жоржетта стала мужу музой, моделью, коллегой и лучшим другом. Вот только денег его опыты не приносили, и Магритт устроился на обойную фабрику — рисовал рекламные плакаты, иногда журнальные макеты. Еще подрабатывал внештатным дизайнером. В 1923 году ему удалось продать одну из своих картин и благодаря этому заключить четырехлетний контракт с галереей «Кентавр» в Брюсселе, гарантирующий постоянный, пусть и небольшой, доход.
Однако еще пять лет он продолжал заниматься рекламной поденщиной — для книжных и ювелирных магазинов, автомобильной фирмы Alfa Romeo и бельгийского модного Дома Norine. Им владела весьма колоритная пара: интеллектуал и эстет Поль-Густав Ван Хекке и кутюрье Онорина (Норин) Дескривер. Свой бизнес они открыли во время Первой мировой. Впервые бельгийский модный дом не закупал новинки в Париже, а предлагал собственные модели.
Вокруг хозяев образовался тесный круг интеллектуальной элиты и людей искусства. Работы своих приятелей-художников Ван Хекке и Дескривер охотно покупали для домашней коллекции и салонов, заказывали им рекламные плакаты — Магритт рисовал томных, загадочных дам. Показ новой коллекции сопровождался песней «Грустная Норин» на стихи Жоржетты и Рене. В то время он писал первые сюрреалистические холсты, нащупывая элементы будущего стиля: птицы, огонь, кулисы, игрушка бильбоке (палочка с шариком на шнурке).
В 1926 году Магритт вступил в «Общество тайны» сюрреалистов, которые ратовали за смешение в искусстве сна и реальности, возможность через творчество выражать потаенные страхи, комплексы и сексуальные переживания. Многие члены «Общества» работали с подсознанием на грани опасности, вводя себя в транс алкоголем, наркотиками, гипнозом или голодом. Рене хотя и разделял принципы нового направления, столь радикальных мер не приветствовал — ему вполне хватало «трезвого» воображения.
Первая персональная выставка Магритта из шестидесяти одной картины, состоявшаяся через год, провалилась с треском. Вердикт оказался убийственным, самое мягкое резюме критиков — «творческая неудача». Он был страшно подавлен, Жоржетта оскорблена за мужа, и в сентябре 1927 года супруги уехали в Париж — там, надеялись они, талант Рене оценят по достоинству. Поселились в пригороде Ле-Перё-сюр-Марн. Скоро Магритт познакомился с основателем и теоретиком сюрреализма писателем Андре Бретоном и его компанией.
Парижский период стал невероятно плодотворным — за неполных полтора года Рене написал порядка ста пятидесяти холстов. Несколько картин приобрел Бретон. Свои творческие замыслы Магритт увлеченно обсуждал с новыми друзьями — Полем Элюаром, Жоаном Миро, Сальвадором Дали, у которого в Кадакесе они с Жоржеттой провели следующее лето. Здесь, в каталонском доме, рухнул брак Элюара — жена Гала ушла к неистовому Сальвадору. Рене тесно сдружился с Полем и очень ему сочувствовал.
Именно в парижский период родился цикл, где художник изображал людей с закрытыми тканью лицами (самая знаменитая — «Любовники»). Была ли то попытка расстаться с образом погибшей матери или размышление на тему ослепляющей страсти? Магритт не объяснял свои живописные ребусы и страшно злился, когда сталкивался с нелепыми заумными трактовками братьями-сюрреалистами его работ, например что они воплощают комплекс кастрации.
Повальное увлечение парижских друзей психоанализом его все больше раздражало, особенно когда фрейдистской меркой оценивали искусство. Назревал конфликт. В декабре 1929 года в доме воинствующего атеиста Бретона устроили вечеринку. Заметив на жене Магритта золотой католический крестик, Андре потребовал немедленно его снять. Жоржетта отказалась, Рене вспылил — и хозяин указал им на дверь. Рассорившись с сюрреалистами, бельгиец отныне стал называть себя «магическим реалистом».
Между тем привольное парижское житье подходило к концу. Начавшаяся в Америке Великая депрессия докатилась до Европы, галереи закрывались, спрос на живопись упал, и в 1930 году Рене с Жоржеттой вернулись в Брюссель. Поселились на окраине, в районе Жет, неподалеку от брата Поля. Здесь в квартире цокольного этажа они проживут более двадцати лет. Дни, проведенные в парижских кафе с Дали, Максом Эрнстом и Элюаром, теперь казались сном.
Магритту пришлось снова пойти дизайнером на фабрику обоев. Платили там сущие гроши, и чтобы как-то свести концы с концами, они с Полем открыли рекламное агентство Studio Dongo. Рисовали рекламные плакаты, обложки для альбомов и нот. Идеи для вдохновения художник черпал в собственном жилище — «моделями» были камин, двери, окна, мебель... Раз в неделю наведывались приятели — художники и поэты, они устраивали вечеринки, спектакли и перформансы, затевали бурные дискуссии. Дружеское общение ширилось, и вот уже странными картинами заинтересовались коллекционеры.
В тридцатые годы Магритт вовсю играл с любимыми символами и скрытыми посланиями, а публике нравилось искать отгадки в живописных кроссвордах. Его приглашали галереи Лондона, Парижа и Нью-Йорка. Росту популярности способствовал и привкус скандальности некоторых работ художника — на выставке в Брюсселе картину «Изнасилование», на которой женское лицо одновременно является обнаженным торсом, прикрывали бархатным занавесом.
С 1936 года Рене по делам часто бывал в Лондоне и неожиданно для себя влюбился... Заскучавшего в долгом спокойном браке бельгийца пленила эпатажная художница Шейла Легг. Ее выходки постоянно давали пищу для пересудов. Как-то, к примеру, она бродила по галерее Барлингтона на Пиккадилли, держа в одной руке искусственную человеческую ногу, а в другой — сырую свиную отбивную.
Пока муж развлекался в британской столице, Жоржетта тоже времени не теряла, причем по инициативе Рене. Увлекшись экстравагантной мисс Легг, Магритт попросил друга, поэта Поля Колине, больше времени уделять Жоржетте — не выходя за рамки, конечно, чтобы та не очень интересовалась его шашнями.
Кто же мог подумать, что невинный флирт обернется обоюдной страстью и мадам Магритт попросит у мужа развода? Их союз не распался благодаря... войне. В 1940 году фашисты оккупировали Бельгию, и страх навсегда потерять друг друга быстро отрезвил обоих. Художник вернулся домой, супруги помирились. Что же до Поля Колине, то они с Рене остались близкими друзьями.
Возвращение приятеля в оккупированную Бельгию Андре Бретон посчитал проявлением коллаборационизма и рассорился с Магриттом окончательно. Вероятно, его негодование вызвал тот факт, что Рене писал копии картин Пикассо, де Кирико, Брака и продавал их нацистским «культурным» офицерам, уверяя на голубом глазу, что полотна — из его личной коллекции, когда-то подаренные авторами. Но ведь нужно было как-то выживать и кормить семью, а «честной» работы не предлагали. В совсем отчаянные времена он даже рисовал фальшивые купюры. Впрочем, сам художник об этих своих поступках впоследствии сожалел.
Война сильно повлияла на его живописную манеру. Магритту совершенно не хотелось загадок, хитроумных ключей и темных закоулков подсознания. Он стал работать в стиле, близком к импрессионизму, используя светлую гамму. Позднее исследователи назовут этот «ренуаровский» период 1943—1947 годов «счастливой жизнью» и «ярким солнцем».
В пятидесятых он взялся за фрески. Пробовал различные техники и материалы — от гуаши до аппликаций, снимал короткометражные фильмы, привлекая в качестве актеров друзей. На выставках его полотна производили ошеломляющий эффект и на неискушенного зрителя, и на профессиональных искусствоведов. Из камина выезжает паровоз. Гигантское яблоко распирает стены комнаты. Лежащая на берегу рыба с женскими ногами. Ничего непонятно — а глаз не оторвать.
Одни просто завороженно разглядывали странные картины, другие пытались разгадать символы-ребусы. При этом названия только еще больше запутывали. Частенько их придумывали друзья Магритта. Смотрели на полотно и восклицали: «Фальшивое зеркало»! «Стеклянный ключ»! «Свершение невозможного»! «Препятствие пустоты»! «Чистый лист»!..» И Рене охотно соглашался, поскольку считал, что название не обязательно должно соотноситься с сюжетом картины. Отчаявшись постичь мир его фантазий, критики окрестили творчество бельгийца «снами наяву».
Среди полотен этого периода «Сын человеческий» и «Голконда». На последней множество безликих мужчин в излюбленном Магриттом образе «плащ и шляпа-котелок» падают с неба словно дождевые капли. Почему художник назвал так работу (земли индийской Голконды славились богатейшими алмазными копями) — спорят по сей день.
Над чем он вообще размышлял, постоянно изображая незнакомца в котелке? Или знаменитую «Империю света», необычность которой открывается не сразу: идиллический вечерний пейзаж, домик, фонарь, а небо — яркое, дневное. Магритт сделал шестнадцать версий — такой популярностью «Империя света» пользовалась у коллекционеров.
Поклонникам мэтр казался человеком необычным, даже экстравагантным, полным тайн и загадок. Таким же, как его творчество. А между тем Магритт вел жизнь степенную и вполне буржуазную. Не любил суеты больших городов, никогда не имел автомобиля, ездил на трамвае и уверял, что «лучшее путешествие — по своей квартире».
В конце пятидесятых он уже был очень знаменит и богат. Супруги переехали в Скарбек — тихий пригород Брюсселя. В доме, обставленном мебелью в стиле барокко, царили чистота и аккуратность (краска, говорил Магритт, создана для того, чтобы наносить ее на холст, а не разбрызгивать по ковру). На камине красовались фарфоровые петушки — символ обывательского уюта бельгийцев, настенные часы каждые тридцать минут играли сентиментальные мелодии. Рене спал не меньше двенадцати часов, и друзья шутили: идеи новых картин наверняка приходят ему во сне, он ведь проводит «в спячке» половину суток.
Работал всегда в костюме и галстуке, строго по часам. Причем не в мастерской, а в гостиной или кухне — эту привычку сохранил с молодости — с обязательным перерывом на обед. Каждый день, тоже строго по расписанию, ехал на трамвае в центр, чтобы сыграть в кафе партию в шахматы. Обычно там собиралось человек восемьдесят. На прогулку с любимым шпицем выходил одетым как типичный клерк — герой многих его полотен. «Человек в котелке — это мистер Обыденность, — сказал в одном из интервью Рене Магритт. — Я тоже ношу котелок и не хочу выделяться из массы».
Собаки заменяли супругам детей (обе беременности Жоржетта не выносила). Особую любовь они питали к шпицам — в общей сложности их сменилось шесть. Когда умер последний, Рене отнес его к таксидермисту и попросил сделать чучело. Теперь Лулу навсегда остался рядом.
За свою жизнь Магритт написал около двух тысяч картин, считая многочисленные вариации. Он умер пятнадцатого августа 1967-го, через несколько месяцев после последней персональной выставки. Жоржетта, которая была рядом с Рене почти полвека, пережила мужа на девятнадцать лет, бережно сохраняя в доме все, как было при нем: на своих местах лежали краски, кисти и палитра, на мольберте стояла неоконченная вариация «Империи света». Кстати, в прошлом году одну из них продали на аукционе Christie’s за 20,56 миллиона долларов.
В рейтинге ста великих художников газеты The Times Рене Магритт занимает тридцать второе место. В массовой культуре его основные символы — котелок, яблоко, трубку — цитируют постоянно. Светильники, кружки, предметы декора, принты тканей — никогда не знаешь, откуда вдруг подмигнет тебе загадочный бельгиец.
Подпишись на наш канал в Telegram