Я совсем не умела жить одна. В первый раз замуж вышла рано, от родителей практически сразу переехала к мужу. В детстве мечтала об уютном доме, большой семье, как минимум о троих детях. И став взрослой, просила у Бога по сути того же. Но сложилось так, как сложилось...
— После смерти Толи меня какое-то время просто не существовало. Я почему-то стриглась все короче, короче... Остановилась, только когда в троллейбусе услышала: «Мальчик, прокомпостируй талончик». После этого оставила волосы в покое. Гибель мужа и год, когда я пыталась научиться жить без него, наверное, и привели меня к Богу по-настоящему. Человек в этой истории, правда, тоже поучаствовал.
В один прекрасный день крестный нашего с Толей сына Мстислав Ростропович приехал и сказал: «Ничего не знаю, Юля, Дима, собирайтесь, идем к отцу Иоанну!» (Мстислав Леопольдович и Толя познакомились в августе 1991 года при защите Белого дома, с тех пор дружили.) Так крестный за ручку привел нас с Димой к отцу Иоанну Вавилову, у которого мы окормлялись лет десять. По сути, в этот период произошел мой личностный рост и как-то все упорядочилось.
Знаете, я в детстве не всегда хотела быть актрисой. Некоторые девочки мечтают, собирают фотографии кинозвезд, меня же это обошло стороной. Была театральная студия, но класса до восьмого-девятого я сомневалась. Думала, что пойду или в педагоги, или в переводчики, ну или следователем стану — обожала книги по криминалистике, которые брала у отца подруги.
А дальше все произошло так, как только в фильмах и бывает! С одноклассницами Оксаной Шимко и Леной Радинской, с которыми дружна по сей день, гуляла по Крещатику, кажется, в День города. Вдруг мужской голос:
— Девушка, в кино сняться хотите?
Мы решили, что просто пристает, но я все-таки спросила:
— И как же называется ваш фильм?
— Какое ваше дело? — ответил незнакомец.
Мы с девчонками расхохотались и пошли своей дорогой. Дома с упоением рассказывала о приключении маме, делая акцент на том, какие мы благоразумные и как ловко раскусили афериста. Мама ни слова не говоря ушла в другую комнату и вернулась с газетой в руках, где было объявление о том, что студия «Укртелефильм» ищет девушек для съемок в фильме с рабочим названием «Какое ваше дело?». Так я впервые снялась в кино, впоследствии названное «Провинциальной историей». И история эта меня, можно сказать, закрутила.
Потом случилось знакомство с Толей. Мне восемнадцать, ему пятьдесят восемь. Я студентка, он знаменитый артист. И вот Анатолий Владимирович уже хочет войти в окно моей съемной квартиры на втором этаже... «Что вы? Слезайте немедленно!» — перепугалась я. На самом деле что-то подсказывало: это любовь врывается ко мне! Но и страшно же невероятно. Ни до, ни после в жизни не случалось ничего подобного. Больше скажу: в моем окружении никогда не было людей, к которым ходили бы в окна. Позже Толя признался: хотел меня удивить и не ожидал, что со второго этажа обратно придется спускаться тем же путем, что и наверх — по карнизу. Но поступок, впрочем, вполне в его стиле.
Он был рыцарского склада — благородный, галантный, великодушный, щедрый. И все это не деланое, а внутреннее, настоящее, органичное. Конечно, в его бытность студентом их учили уникальные педагоги — из тех, что так и не стали «советскими». Во МХАТе в программу входили уроки манер, этикета. Мы по сравнению с тем поколением, увы, не побоюсь этого слова, выродились.
Насколько знаю, сам Толя никакого отношения к аристократии не имел. Тем ценнее было для него попадание в образ последнего русского императора в «Агонии» Элема Климова. Хотя из-за того, что царь у Ромашина получился не просто как настоящий, но и вовсе не отрицательным героем, фильм на годы положили на полку. Когда же картина наконец вышла, мужу пришло письмо от британской королевской семьи с благодарностью за исполнение роли Николая II — за высокий уровень искусства и точное воплощение образа императора. Он очень гордился столь высокой оценкой и отмахивался от друзей, шутливо называвших его «Вашим Величеством» и «дважды царем СССР» (до этого уже сыграл Николая II в небольшом эпизоде фильма «Свеаборг»). Во время съемок в «Агонии» Толя много часов провел в Ленинской библиотеке за чтением царских дневников, к которым им с Элемом Климовым открыли доступ, и позже признавался: последний российский император стал для него не просто историческим персонажем, а реальным человеком, близким и понятным.
— Вы довольно долго скрывали свои отношения...
— Мы оба не знали, что из всего этого получится. Думаю, он боялся не меньше меня. Наш роман длился год и не казался мне чем-то правильным. Конечно, он сразу сказал, что мы поженимся, но так получилось, что до свадьбы был еще год. В этот период, когда Толя произносил:
— Пойдем... (ну, например, в Дом кино, театр, в гости), — я спрашивала:
— В качестве кого?
Мы однажды побывали на кинофестивале, и мне было этого достаточно, чтобы оценить, как все выглядит со стороны. Сказала, что просто так ходить не собираюсь. И не ходила. Поэтому о наших с Толей отношениях никто не знал, даже подруги Ира Лачина и Даша Дроздовская. Мы добирались с ними до угла Вспольного, я говорила: «Все, дальше — одна» — и направлялась в наш с Толей дом. Они ничего не понимали. Но пока училась, это вообще было принципиальным моментом! Предчувствовала, какое случится, мягко говоря, удивление у однокурсников и ближайшего окружения. «Если они будут знать меня как просто меня, не появится извращенного понимания ситуации», — так тогда рассуждала. Ясно же, что люди, движимые любопытством, захотят разобраться, как и почему. А я не была готова отвечать на вопросы о нас.
Мой мастер Альберт Григорьевич Буров и Александр Анатольевич Ширвиндт, друг Толи и мой учитель, на курсе которых училась в Щукинском, тоже долго ни о чем не подозревали. И хорошо. Толя рассказывал о первой реакции Александра Анатольевича на сообщение о наших отношениях: «С ума сошел, Толька? Она же Бемби! — кричал Ширвиндт. — Я Алика (Бурова. — Ю. Р.) сердечными каплями отпаивал».
— Как же вы поженились?
— Пришли к отцу Артемию Владимирову, когда он еще в храме в Брюсовом переулке служил, в который мы ходили, и сказали, что хотим венчаться.
Он интересуется:
— Минуточку, а жениться?
— Но для нас важнее венчаться.
— Все важно — и жениться, и венчаться!
Отец Артемий назначил дату, но когда время пришло, он уже получил приход в Красном Селе, и мы первыми венчались в этом храме после возвращения его церкви. Многое еще пребывало в разрухе, окна без стекол. Венчались на Красную горку. Помню ужасный холод, в храме все были в куртках, шапках. Толя купил мне пальто изумрудного цвета, а я хотела его сбросить — платья же совсем не видно. Меня все отговаривали — не смей снимать, заболеешь! И только отец Артемий поддержал: «А я ее понимаю! Не может же невеста на собственной свадьбе быть в пальто!» В своем тоненьком платье на фото я похожа на белый листочек.
Про нашу разницу в возрасте вопросы задают до сих пор. Но тогда все удивительным образом совпало. Возможно, большую роль сыграли мои личностные особенности. В современном мире я ощущаю себя не совсем в своей тарелке, чувство тоски по другому времени было всегда, но времена не выбирают... Я очень коммуникабельна и адаптирована в социуме, но будучи человеком принципиальным, априори через многие вещи переступить не могу.
Конечно, порой случались казусы, смешные истории — Толе предлагали купить что-то внучке, то есть мне. Но тут нужно отдать должное чувству юмора мужа: он никогда не обижался. Помню, в конце восьмидесятых в Евпатории снимались в фильме «Смерть в кино». Идем по подземному переходу, а там бабушка сливы продает. Толя остановился, она мгновенно сориентировалась:
— Милок, бери сливы! Отличные, из своего сада, внучке твоей понравятся!
— Бабушка, это не внучка! — говорит Толя.
— Ну так дочке возьми!
— Это не дочка! А сливы у вас, наверное, червивые! — и мы пошли прочь смеясь.
Толя обладал прекрасным чувством юмора — тонким, ироничным. Вот представьте картину: рассказываю ему что-то важное для меня, он с невозмутимым спокойствием раскладывает пасьянс — очень любил это занятие. А я говорю, говорю и заканчиваю эмоционально:
— Толя, ну ты представляешь? Ты слушаешь меня? Я в шоке!
Муж, не поднимая глаз, перекладывает очередную карту:
— Юлечка, ты всегда в шоке.
На интуитивном уровне мы все понимали про возраст и отпущенное нам время, но никогда об этом не говорили, жили чувством и сегодняшним днем.
— Много было тех, кто подозревал молодую жену в бубновом интересе?
— Не помню. Возможно, что-то и говорили за спиной, но все это как-то мимо проходило. Я не имею привычки смотреть по сторонам. Нужно было знать Толю, чтобы понимать, что он и бизнес — «полярники». К тому же в тот год он оказался совсем без работы. На втором курсе в Щукинское училище пришел Сергей Проханов, он как раз открывал «Театр Луны» и взял меня в одну из своих постановок. А на четвертом курсе я попала в сериал «Азбука любви», который исправно кормил нас с Толей целый год. Когда выяснилось, что Ромашин — мой муж, Проханов попросил с ним познакомить. Поехали во Вспольный переулок. Там, в нашей крошечной квартирке, и состоялось знакомство, вылившееся в сотрудничество. Сергей Борисович пригласил Анатолия Владимировича в спектакль «Византия», который мы вместе играли, его партнершей была блистательная Ирина Метлицкая, по которой очень скучаю. Муж шутил: «Это Юлька меня устроила в «Театр Луны». Потом у Толи начались антрепризы, концерты, съемки, и «бубновая» ситуация постепенно наладилась, хотя гонорары всегда были скромными.
Поскольку Толя не знал, что в его однокомнатной квартире появлюсь я, он снес все стены. Пятиметровую кухню, двадцатиметровую комнату и крошечную прихожую объединил в одно пространство плюс сидячая ванна — в этот дворец меня и привел. Купили попугая, следом появилась собака. До этого пес жил в нашем дворе и как сумасшедший постоянно лаял. Его многие пытались забрать, но он ни у кого не приживался. Какие-то живодеры над ним поиздевались — шею опоясывал шрам. В общем, бедная собака с неустойчивой психикой. И вот муж привел в дом не самого уравновешенного пса, а сам уехал на пятничный преферанс. Преферанс в конце рабочей недели в компании Бори Хмельницкого, Алексея Стычкина (прекрасного переводчика и отца актера Евгения Стычкина, кстати, Толиного крестника), Валентина Смирнитского и еще ряда товарищей был данью традиции, которая не менялась годами, что бы ни происходило. Карты — не моя стихия, разве что в дурака умею, Толя же играл хорошо.
Я обычно оставалась дома с книжкой. А тут порядок вечера нарушил пес, которого в честь меня муж назвал Юлом. Боялась сделать по квартире, лишенной стен, хотя бы шаг. Собака отзывалась оглушительным лаем на все подряд — шум лифта, звуки на лестнице... Но в итоге он прижился, мы невероятно его любили. Юл оказался добрейшим и умнейшим парнем. Муж всегда его оправдывал, хотя несколько раз все-таки пострадал от зубов. Смерть Юла Толя очень переживал. На даче наш пес подрался с другой собакой, был весь в крови, еле дышал. Доктора не смогли сохранить ему жизнь — слишком серьезными оказались раны. Уже мертвого Юла Толя привез в город — попрощаться с московской квартирой, а потом — обратно на дачу, там и похоронил... На меня это произвело сильное впечатление, такие поступки много говорят о людях. В этих своих «несовременных» проявлениях — весь Анатолий Владимирович, он был настоящим.
Двухкомнатную квартиру в Мерзляковском переулке мы получили благодаря Иосифу Давыдовичу Кобзону в те самые девяностые, когда не было ничего. Располагалась она в старом доме и требовала ремонта, а еще мебели. Пока ломали голову, как это осуществить, Боря Хмельницкий сказал: «У меня есть блат в городе Электросталь, там купите нормальную немецкую кухню из дерева, а не из ДСП!» С утра зарядил жуткий ливень. Мы взяли с собой нашу вторую собаку, Кузю (пса этого подобрала я и назвала сама), сели в свой старенький «москвич», который глох каждые полчаса, и отправились в город Бориного блата.
В общем, заказали кухню, едем обратно, и вдруг машина замирает. Сидим. Кузя смирно со мной — на заднем сиденье, это существенная деталь. Толя ключом зажигания туда-сюда крутит — тишина. «Хватит, надо привязать трос, кто-нибудь поможет», — предлагаю я. Муж прикрепил трос, успев промокнуть до нитки и голосуя, но, увы, никто не останавливался. В отчаянии сел обратно в машину, от безнадежности снова принялся крутить ключом. И «москвич» завелся! «Юль, умоляю, — просит муж, — отвяжи трос, я ногу с педали газа убрать боюсь!» Вышла, отвязала, тоже стала похожа на мокрую курицу, веревку решила положить под ноги собаке. Открываю дверь, кидаю Кузе трос, закрываю, собираясь обойти машину, чтобы сесть с другой стороны... Ну а дальше нарочно не придумаешь: наш проблемный «москвич» бодро рвет с места и уносится за пелену ливня с мужем и собакой, а я остаюсь!
Какое-то время даже не голосовала, надеялась, что Анатолий Владимирович вернется. Но не тут-то было! Впоследствии выяснилось, что до самой деревни Ельни он со мной еще и разговаривал! Собака поскуливала, намекая на отсутствие хозяйки, но мужа это не смутило. Равно как и то, что я совершенно не поддерживаю разговор. «Думал, ты задремала, — объяснил потом Толя. — Оглянулся, когда не среагировала на прекрасное русское слово Ельня...»
Меня подобрал автобус, водитель оказался настолько добр, что даже дал мелочь на троллейбус, сам он ехал только до метро «Курская». Толин «москвич», пролетевший мимо нас обратным курсом, мы заметили. Но водитель отговорил выходить: «Послушайте, он сейчас вернется на то место, вас нет, поймет, что уехали. А если пойдете ему навстречу, может и не разглядеть из-за дождя!» Когда подходила к дому, муж и Кузя ждали на балконе. Мне вся эта история показалась ужасно смешной, а Толя переживал, выглядел как побитая собака. Кстати, тот самый гарнитур так и стоит до сих пор на моей кухне.
— Вы довольно долго прожили вместе, неужели совсем не ссорились?
— Я бы сказала — как все. А учитывая, что оба эмоциональные и импульсивные... Но любое выяснение отношений Толя считал пошлостью, которой в нем самом не было ни грамма. Меня он любил, всегда видела эту искренность, восхищение во взгляде. И мы ни разу за двенадцать лет не поссорились так, чтобы сутки не разговаривать. Могли ужасно поругаться, но без оскорблений. Потом кто-нибудь обязательно ставил чайник и спрашивал: «Чаю хочешь?» На этом обычно ссора заканчивалась.
Однажды сильно поругались, я даже выгнала его из дому. Он поехал на дачу, которая только появилась, чуть позже расскажу про очередные наши «хоромы». Тогда еще не было мобильных телефонов, и Толя бегал звонить мне на почту, оставлял на автоответчике слова раскаяния. А я не снимала трубку — вредничала. Вдруг вечером звонки прекратились. Заволновавшись не на шутку, решила ехать к нему. Тогда только первую неделю водила автомобиль, прыгнула в свою «Оку» и помчалась... Ночь, дороги не знаю толком. Что называется, с Божьей помощью добралась. Как же мы оба рыдали, стоя во дворе! Так получилось, что Толя уехал совсем без денег, и на ужин в тот вечер был бородинский хлеб, поджаренный на масле с солью, — очень вкусно, навсегда это запомнила.
Спросила:
— Почему ты перестал мне звонить?
— Юлечка, просто почта закрылась, — ответил он, и мы засмеялись.
Случалось, муж в запале мог меня назвать старомодным русским словом «профурсетка». Но и это было, конечно, больше смешно, чем обидно.
— А вы известного и любимого женщинами актера Ромашина не ревновали — ну хотя бы к его предыдущим двум бракам?
— Бывшие — всегда непростая история, но многое тут зависит от мужчины, от того, как он очерчивает границы. Толя ни одного повода для ревности не давал, сделал так, что все три семьи общались между собой с уважением. На дистанции, не пересекая определенной черты, не кивая на прошлое, просто оставаясь людьми.
Мы уже состояли в браке, когда Толя ездил встречать прилетевшую из Испании бывшую жену. Я не переживала. У Риты, матери Толиной дочки Маши, нет нового мужа, который мог бы ее встретить. Значит, должен Толя, а как иначе? Конечно, не заржавевшая старая любовь — явление нередкое, но у меня ни единой неправильной мысли не возникало. И Маша, и Таня — дочь от первой жены Галины — бывали у нас в гостях, Мария даже какое-то время жила с нами. Со всеми по сей день отношения прекрасные, а с Ритой, Машей и ее сыном Петей очень близкие! Думаю, если бы мы при жизни Ромашина притворялись, то после Толиной смерти все бы давно рассыпалось, ведь ничто тебя рядом с другими людьми уже не держит. Но они, Рита и Маша в особенности, мои родственники, и мы с сыновьями их очень любим. Думаю, это Толина заслуга — он так мог преподнести человека, обозначить свое к нему отношение, что принималось всеми и безоговорочно.
— Вы про дачу обещали рассказать...
— Дача — история отдельная... Я была категорически против нее. После переезда на новую квартиру у нас остались какие-то сиротские деньги, которые планировала потратить на нормальный ремонт. Но Толя горел идеей покупки дачи.
Надо заметить, нам было где отдохнуть на природе. Леша Стычкин одну из комнат на своей даче «отписал» Толе чуть ли не сразу после постройки. Так и говорил: «Это Толина комната». Мы ездили туда почти каждые выходные несколько лет подряд. По сути, могли жить у Стычкиных столько, сколько желали. Но муж хотел свое. Все его отговаривали, и Стычкин первый, но в стремлении иметь дачу Толю было ничем не перешибить. В конце концов в 1995 году купили участок в Пушкино, чуть дальше Акуловой Горы. Помните, у Маяковского: «Пригорок Пушкино горбил Акуловой горою...»?
Когда Боря Хмельницкий приехал посмотреть наше землевладение, чуть не разрыдался. Десять метров в ширину и сто в длину! Участок странной формы я полюбила, но далеко не сразу. А Толя ликовал, получая от стройки истинное наслаждение. Часть денег одолжил ему все тот же Леша Стычкин, сказав: «Отдашь, когда сможешь».
Думаю, мужу было важно иметь дом, который он оставит сыну. У нас родился Дима, долгожданный наследник, и Толя оказался потрясающим отцом. Мог заниматься ребенком часами, утром давал мне возможность выспаться, сам кормил его и шел бродить с коляской. Позже вместе с Димой они играли в солдатиков, пели под гитару... Муж весь светился, говорил, что жить теперь хочется долго.
...В тот день Толе не спалось, встал спозаранок и поехал в Пушкино. Остальное известно — решил спилить старую сосну, дерево упало на него, умер Толя мгновенно. Я хотела сразу же продать дачу, но совесть мучила: вроде как она Димина и я права не имею... А через полгода дом сгорел. Будто еще одна ниточка, связывавшая с прежней жизнью, оборвалась...
Потом у меня не стало театра. После смерти Толи я как-то выпала из репертуара. Некоторое время еще получала зарплату, ничего не играя, но... Может, и сама хотела бы уйти, однако отправляться в абсолютное никуда смелости не хватало. В общем, однажды Сергей Борисович Проханов сказал: «Наверное, пора расставаться», — и я написала заявление об уходе из «Театра Луны». Увольнялась, что называется, с холодным носом. Конечно, какие-то мысли возникали насчет того, что ребенок и надо как-то жить... Но к тому моменту была уже воцерковленным человеком и на бытовые вопросы смотрела проще.
Когда от Бога далеко, есть страх — что потом? А потом, как говорила моя бабушка, суп с котом. Бояться не надо, что-то обязательно будет. Я глубоко убеждена, что на каждого из нас у Бога свои планы. И если у тебя чего-то нет, ремонта к примеру, это точно не должно мешать чувствовать себя счастливым.
— Как же так вышло, что верующая женщина увела из семьи мужчину? Я про ваш второй брак с режиссером Вадимом Дубровицким.
— Честно говоря, меньше всего мне хочется обсуждать этот вопрос публично. Мои размышления на эту тему далеки от оправданий самой себя. Конечно, грех. Я всегда плачу сразу, и в данном случае расплата оказалась быстрой. Даниле исполнилось четыре месяца, когда я осталась одна — уже с двумя детьми. Естественно, было тяжело и больно, но это уже далеко в прошлом, и на сегодняшний день благодарна тем обстоятельствам за бесценный опыт.
— Вадим общается с сыном?
— К сожалению, нет, и это для меня настоящая трагедия. Даже не так... Это в моей голове до сих пор не укладывается! Впрочем, человек взрослый и выбор свой, очевидно, сделал. Бывший муж живет в Москве, платит алименты — и все.
До определенного момента мне казалось, что сын не остро воспринимает отсутствие папы в своей жизни. Ошиблась. Года два назад в храме Данила неожиданно спросил нашего духовника:
— Отец Иринарх, а почему папа со мной не хочет общаться?
Я стояла рядом и страшно растерялась.
— Не ко всем подаркам человек бывает готов, Данечка, — ответил священник.
Приводил примеры, говорил о необходимости желания. И это абсолютная правда. Если чего-то искренне хочешь — сделаешь. И обратное: не делаешь, только потому что не хочешь.
— Как теперь оцениваете свой второй союз?
— Ну тогда-то точно была уверена, что это любовь, семья. Сейчас суть истории прежде всего в том, что у меня есть еще один чудесный сын и личный опыт.
— Старший, Дмитрий, сильно переживал, что его связь с отцом оборвалась так внезапно?
— Конечно, Дима часто спрашивал о папе, в детстве особенно, тосковал, требовал подробных рассказов. Мне кажется, связь между нами не прерывается. Я правда в это верю. В нашей жизни есть люди, которые в память о Ромашине как ангелы приходят к нам в самых разных жизненных ситуациях, проявляя большое участие и тепло, будто обращается к ним сам Толя. Помимо актерского таланта муж ведь обладал удивительным даром дружить, и его друзья рядом с нами даже после ухода Анатолия Владимировича.
Проявления эти иногда почти мистические, от мелочей до чего-то важного. Вот позвонили вы, и я подумала: раз людям интересно вспомнить Толю, надо рассказывать, но о чем? И решила, что обязательно нужно вспомнить о его друзьях, которые всегда рядом. Подумала — и как знак, что решение правильное, на глаза сразу попался стильный кожаный портплед, поистрепавшийся со временем, но по сей день очень дорого выглядящий. Вещь эта когда-то принадлежала Станиславу Сергеевичу Говорухину, который дружил с Толей много лет и всегда откликается на мои нужды всем сердцем, неважно, билет ли это для сына на кремлевскую елку или вопрос, касающийся важных жизненных обстоятельств. Так вот, Толе кто-то с гастролей из Израиля привез матерчатую сумку, вместительную — листы А4 свободно туда помещались. Похожие продавались на всех вещевых рынках, но Станислав Сергеевич страстно захотел именно эту, в ней удобно было возить сценарии. И два состоявшихся взрослых человека поменялись, как мальчишки, «на удачу». Думаю, Толина сумка давно износилась, а говорухинская бережно хранится у нас дома.
Вот еще случай из жизни, говорящий о том, что Толя рядом. Дима шел в первый класс, и я собиралась сделать в его комнате ремонт, но совершенно не понимала, с чего начинать, поскольку опыта не имела никакого. Не представляла, где покупают мебель и берут строителей. Мысленно просила: «Толя, подскажи, помоги!» Мама отправила меня за мукой, и как сейчас помню, сразу у входа в Новоарбатский гастроном натыкаюсь на стеллажи с газетами и журналами. На обложке одного написано: «Мебель». Тут же вспомнился анекдот про Абрама, который не мог выиграть в лотерею, потому что ни разу не купил билета. Беру журнал, начинаю листать и теряю дар речи! Со страницы рекламы детских комнат на меня смотрит... Толя! Как это возможно? Ромашин и салон мебели — что это вообще? Сказать, что я была в недоумении, значит не сказать ничего. Купила журнал, показала его маме, и мы решили, что это знак.
Салон располагался неподалеку от дома, пошли втроем с Димой. Видим, мебель очень красивая, включая детскую в морском стиле, как в журнале с Толей. Но цены, мягко говоря, не наша история.
Вышли расстроенные на улицу, и вдруг за спиной голос:
— Вы Юля? Подождите!
Мужчина представился Дмитрием, директором салона. Терзаемая любопытством, спросила:
— Скажите, пожалуйста, какое отношение имеет к вашей мебели Анатолий Владимирович?
И он напомнил, что несколько актеров принимали участие в телепроекте — в мебельном салоне на фоне детских комнат читали стихи, Толя — на морскую тематику. Записывалась программа недели за две до ухода мужа из жизни, поэтому в моей голове та съемка совершенно не зафиксировалась.
— Но это еще не все, — улыбнулся Дмитрий. — Мебель мы возим из Испании, а переводчиком у нас там работает Маша, дочь Анатолия Владимировича.
Вот как это все можно представить?
Конечно, я многим рассказывала эту историю, вырезала из журнала Толину фотографию и носилась с ней как дурень со ступой — очевидное же чудо и привет от Толи! В какой-то момент поделилась между прочим за кофе и со своим кумом, бизнесменом Андреем Скочем, показала фото. Буквально на следующий день позвонил его помощник и сообщил, что Андрей хочет сделать Диме подарок к Первому сентября — отремонтировать комнату и обязательно привезти мальчику ту самую мебель. Причем я ни о чем не просила. Понимая, что Андрей не возьмет денег, с трудом уговорила принять в знак благодарности старинное зеркало, которое нам с Толей подарили на новоселье.
Братья Шалва и Александр Чигиринские, их дружба и преданность Толе — отдельная тема. Для меня они особенные люди. Я абсолютно русский человек, но по Чигиринским еврейка. Сейчас объясню. С Толей мы прожили двенадцать лет и ни разу вместе не отдыхали — не складывалось. И Шалва Палыч как-то сказал: «Значит, так, в мае едете в Израиль, живете в моей квартире сколько хотите». Это был наш с Толей первый и последний настоящий отпуск, вскоре его не стало.
Но и это еще не все. В последний год Толиной жизни было поветрие — Ельцин многим назначал персональные пенсии, какие-то надбавки артистам. Однажды Шалва посетовал: «Толя, не могу смотреть, как живешь... Ты же достояние страны! Давай назначу тебе персональную пенсию!» Надо знать Толю, он, естественно, отказывался и отшучивался. В мае 2000 года у нас все-таки появилась «пенсия» от Чигиринского. Позвонил он мне, потому что мужа уговаривать устал.
После его смерти Шалва пообещал, что все будет как раньше. И слово сдержал — каждый месяц мы с сыном получали от него помощь. Перед вторым замужеством пришла к Чигиринскому поблагодарить и отказаться от денег, думала, теперь это неуместно. Одно дело, когда ты вдова, и совсем иное — жена другого человека. Но Шалва не хотел даже слушать: «Хватит говорить глупости. Это не тебе, это сыну моего друга, мальчика нужно учить, растить. А с мужем дело такое — сегодня есть, завтра нет». Когда рассказала своему папе, он заплакал: «Юля, так может сделать либо отец, либо родной брат». И я сформулировала для себя, что по Чигиринским я еврейка. Александр Палыч и сегодня принимает участие в Диминой судьбе.
Еще одна история о человеке, с которым не поддерживала отношений эти годы, но давно на дне рождения моего товарища он сказал, что очень любил Толю и всегда рад откликнуться, если потребуется помощь. Пару лет назад у нас случились тяжелые обстоятельства. Пока не могу о них рассказать, но признаюсь, что это оказалось серьезным испытанием. Стала искать, к кому постучаться, и в Интернете каким-то образом нашла информацию, из которой следовало, что на ситуацию мог бы повлиять Алишер Усманов. Номера телефона у меня, конечно, не было, и никто не хотел его давать — даже люди, которые знали меня много лет, ответили отказом. В отчаянии я позвонила совершенно незнакомой женщине (с недавних пор она стала для меня родным человеком), которая поначалу тоже сказала нет. Но проснувшись на следующее утро, увидела от нее сообщение: «Я вам помогу».
Мой телефон зазвонил в очередной раз, и в трубке я услышала: «Здравствуйте, Юля, это Алишер». Не правда ли, опять как в кино? «Вы не представляете, — сказал Алишер Бурханович, — что Толя для меня значил, я молодой, он старше... Это были прекрасные дни». Говорил, будто не было никаких восемнадцати лет, а тот день рождения, на котором мы встретились, отмечали вчера. Благодаря его участию все разрешилось наилучшим образом и даже более.
Сердце моё переполняет к нему безграничная благодарность.
А ещё мне
очень хочется сказать тёплые слова в адрес моих друзей – Виктора Дудина и
Сергея Юшкевича. С Витькой мы знакомы с 10 лет, ещё по
Киеву.познакомились в студии при Киевском ТЮЗе. Я поехала поступать в
Москву, а он закончил институт имени Карпенко-Карого, поэтому в столицу
прибыл позже – с целью подработать Дедом Морозом, где в Москонцерте его
ждала судьбоносная встреча с Игорем Крутым, с которым по сей день они
замечательно сотрудничают. Серёжа Юшкевич – мой однокурсник, прекрасный актёр. Мы много лет дружим семьями. Эти
два моих ближайших друга очень мне дороги и их присутствие, поддержку я
ощущаю в буднях и праздниках своей жизни и очень дорожу их мнением.
— Как складывается судьба Димы?
— Он студент второго курса МО МГИМО. У меня вообще творческие дети. Дима прекрасно рисует, неплохо снимает профессиональной аппаратурой, влюблен в музыку — играет на пианино, гитаре, балалайке (сейчас мечтает о баяне) и пишет замечательно. В шестнадцать лет на мой день рождения написал рассказ, где все слова начинаются с буквы «М». Заканчивается он так: «Маленький мальчик молча мыслит — моя мама может многое: может мило молчать, может мастерски маневрировать машиной, может моментально менять местами мебель. Моя мама мучает меня моралью, мол, мужчина... Мама — мой мир, мой маяк».
Не сомневаюсь, что он найдет свое призвание. Как и Даниил, который гораздо эмоциональнее старшего, сдержанного и довольно закрытого брата. С Даней мы ходим на лекции по искусству в Третьяковскую галерею и Пушкинский музей, постигаем с боями музыкальную грамоту в Мерзляковской музыкальной школе. Еще он увлечен реконструкцией исторических сражений — проще говоря, игрой в солдатики.
Так получилось, что Димино поступление в МГИМО во многом изменило мою профессиональную деятельность. Да и к теме нашего разговора о том, что от судьбы не уйдешь, это имеет прямое отношение. Помимо учебы в институте Дима ведет активную внеурочную работу. У них есть что-то вроде клуба по интересам под названием «Экономикус». При знакомстве с сыном руководитель клуба Анна Викторовна Макаренко, с легкой руки которой моя жизнь повернулась на сто восемьдесят градусов и в лице которой я обрела и друга, и учителя, поинтересовалась, кто его родители, поскольку фамилия Ромашин. Убедившись, что Дима из актерской семьи, спросила: «Не хотела бы ваша мама позаниматься со студентами речью?»
Для меня предложение было крайне неожиданным, я согласилась, но не сразу. Одно дело уметь, а другое дело учить. На мой взгляд, работа с людьми — это доверие Бога. Сначала я сама пошла учиться на кафедру сценической речи к профессору Анне Марковне Бруссер в свое родное Щукинское училище, где стажируюсь и всерьез задумываюсь о магистратуре. Занимаюсь со студентами МГИМО, получила предложение о ведении там спецкурса и о наборе курса в качестве педагога по сценречи в один из театральных вузов по рекомендации Бруссер.
— А как же кино и театр?
— На самом деле это тоже история про чудо. Я давно размышляю о смене профессии, несмотря на то что очень ее люблю. (Если бы не жуткая зависимость, ожидание пресловутого звонка и нестабильность.) Предложение о преподавании лишь укрепляло в этой мысли. Моя бабушка говорила: «Красавица после сорока лет должна становиться умницей». Работы я не боюсь и в молитвах о ней так прямо и говорю: «Господи, ну неужели Ты не видишь, что на мне пахать можно?» Два года назад закончила играть спектакль «Пришел мужчина к женщине» в «Школе современной пьесы», который был для меня настоящим подарком и большой любовью. Когда эта история завершилась, подумала: вот он, знак. Но человек предполагает...
Случайно на показе в Щукинском училище встретила своего друга — режиссера Геннадия Викторовича Шапошникова, человека, которому очень доверяю. Он сказал: «Привет! Ты-то мне и нужна!» Шапошников после смерти Арцибашева возглавил Театр на Покровке и позвал меня в спектакль по пьесе «Телефон доверия», но я колебалась. В конце концов позвонила своему духовнику, а он неожиданно посоветовал: «Идите». Я, честно говоря, опешила: мы много времени обсуждали, что учительский хлеб нелегкий, но достойный, и если получается, не стоит пребывать в ожиданиях; двери надо закрывать за собой плотно; нет смысла искать постоянства в непостоянном и так далее. И вдруг — иди! В итоге решилась, и знаете, ни минуты не пожалела. Оказалось, все прекрасно совмещается.
Когда начали работать над спектаклем, я провела день с людьми из службы доверия. Это был бесценный опыт — там работают, а точнее служат абсолютные жертвенники. Телефон не прекращает звонить ни на минуту, и это страшно. Одна история, вторая, десятая... Почти от каждой кровь в жилах стынет и слезы текут сами собой, но по сути всех звонящих объединяет особая потребность во внимании, в любви, если хотите. Мне очень нравится фраза, которую когда-то сформулировал Толя: «Любовь — это предельное внимание к другому человеку».
— Юля, какие-то сожаления вы испытываете?
— О чем жалею? Ну, может, что нет дочки... А вообще это слово не из моего лексикона. Благодаря жизненному опыту точно знаю: мир совершенен — вне зависимости от того, плохо тебе сегодня или хорошо. Любая грусть конечна, и несмотря на трудности, которые несомненно меня закалили, я счастливый человек.
Подпишись на наш канал в Telegram