Угощая архитектора и зная, что Гиппиус родился в Петербурге, Перлов пошутил: «Это в чопорной столице кофий пьют, а у нас в Москве с утра до вечера чаи гоняют. Чай мы веками возим из Китая. Вот я и подумал, почему бы не придать одному из моих магазинов экзотический вид, переделав его фасад под декоративную китайскую пагоду».
В мае 1896 года Москва готовилась к коронации императора Николая II. Везде царило необычное оживление. Город украшали, сооружали арки, развешивали флаги и иллюминацию. В меню торжественного обеда в Грановитой палате входили суп рассольник, борщок, пирожки, стерляди паровые, заливное из фазанов, каплуны, спаржа, фрукты в вине и мороженое.
Из Петербурга прибывали гвардейские части, министры, особы императорского дома, посольства, наследные принцы Датский и Баденский, герцог Вюртембергский, князь Черногорский, герцогиня Саксен-Кобург-Готская, японский принц, сын короля Сиама, принцы Саксонский, Неаполитанский и прочие высокопоставленные лица.
Вечерами Москва сияла разноцветными огнями, образовывая на небе огромное багровое зарево, видневшееся за десятки верст. Всюду толпился народ. В том числе и на 1-й Мещанской у дома чаеторговца Николая Перлова, где остановился со свитой чрезвычайный посол Китайской империи. Любопытствующие глазели на чудных азиатов с длинными косами в шелковых кофтах, расшитых птицами, цветами, драконами, на желтые знамена с иероглифами, на огромный щит с гербом и штандарт с полным титулом Ли Хунчжана — «первый канцлер, вице-король Чжилийской столичной провинции, член императорского совета, директор Желтой реки, главный советник императора по иностранным делам».
К важному мандарину в круглой шапочке, отделанной разноцветными металлическими шариками, одетому в желтую атласную куртку и темно-синюю юбку, было приковано особое внимание. Щуря узкие глазки, он смотрел проницательно и недобро. В левой скуле Хунчжана после неудачного покушения на него застряла пуля. Белая жидкая бородка удлиняла каменное морщинистое лицо и делала китайца похожим на древнего мага.
Впервые чиновник столь высокого ранга покинул пределы Поднебесной и приехал с визитом в Россию. Две недели пробыл он в Москве. Помимо официальной миссии — вручения грамот и подарков от своего богдыхана Гуансюя русскому императору — у посланца имелось и другое, секретное задание, но о нем знали немногие...
За полтора года до этих событий известному московскому чаеторговцу Сергею Васильевичу Перлову пришла в голову мысль переделать фасад своего магазина на Мясницкой в традиционном китайском стиле, и он обратился к знакомому архитектору Роману Клейну. «Простите великодушно, уважаемый Сергей Васильевич, но вынужден вам отказать — так занят, что и продыху нет. А переделка дело тонкое, времени потребует много, — ответил тот. — Но могу порекомендовать сотрудника моей мастерской Карла Гиппиуса. Он отлично справится».
Карл Карлович оказался чрезвычайно приятным молодым человеком, схватывающим идеи на лету. Угощая архитектора чаем сорта Лянсин императорский из изящных чашечек тончайшего фарфора и зная, что Гиппиус родился в Петербурге, Перлов пошутил:
— Москвичей, как известно, «чаехлёбами» дразнят. Это в чопорной столице кофий пьют, а у нас в Москве с утра до вечера чаи гоняют.
— Известное дело, — засмеялся архитектор. — «За чаем не скучаем — по семь чашек выпиваем».
— Чай мы веками возим из Китая. Вот я и подумал, почему бы не придать одному из моих магазинов экзотический вид, переделав его фасад под декоративную китайскую пагоду.
— Идея интересная, — оживился Карл Карлович, — но я никогда не был в Китае, поэтому надеюсь на вашу помощь.
Связь чайного бизнеса Перлова с древней восточной империей была очень тесной, ему приходилось часто посещать Тяньцзинь, Ханькоу и другие оптовые рынки. Он влюбился в эту огромную загадочную страну и страстно увлекся искусством Поднебесной. В жилых покоях его дома на Мясницкой улице разместилась уникальная коллекция живописи, фарфора, бронзовых статуэток, лаковых шкатулок. Знакомя с ней архитектора, Сергей Васильевич с удовольствием играл роль экскурсовода. «Китай подарил миру множество открытий: компас, шелк, порох и, конечно же, фарфор, — увлеченно рассказывал он. — Китайцы считают, что фарфор должен быть звонким, как гонг, прозрачным, как стекло, и тонким, как бумага. Вот как эта чашка».
Вскоре Гиппиус приступил к работе, и через полтора года дом на Мясницкой преобразился неузнаваемо. В его облике угадывались китайские архитектурные традиции: узорчатые фризы, выносные кровли из черепицы с изогнутыми углами, колокольчики — символы съестных лавок в Китае. Разнообразные растительные орнаменты, причудливо переплетающиеся с мистическими драконами, витыми змейками, традиционными китайскими фонариками и парасолями — зонтиками от солнца, превратили дом в красочную диковинную шкатулку, привезенную из дальних странствий.
Над высокими витринами в синих филенках красными буквами, стилизованными под китайские иероглифы, появились надписи: «Чай», «Сахар», «Кофе», «Шоколад», «Какао», «Фрукты» и «Главный магазин». В картуше над входом — «Сергей Васильевич Перлов». Особое восхищение у заказчика вызвала двухъярусная башенка-пагода, венчающая здание по центру фасада. Кованые ворота, ограда крыши и балконов гармонично завершали яркий образ.
У входных дверей Перлов распорядился поставить деревянные раскрашенные фигуры китайцев, как бы приглашавших зайти в чайный магазин, интерьер которого, отделанный лаковыми панно с традиционными китайскими орнаментами, оформлялся одновременно с фасадом и в колоритности ему не уступал.
— Видите, Сергей Васильевич, как удачно вписались высокие напольные вазы, — архитектор указал на китайские керамические сацума. Их специально закупили в Поднебесной, как и шелковые панно, и прилавки из ценных пород дерева с фигурной позолоченной резьбой, и шкафы-витрины, стилизованные под пагоды с бронзовыми крылатыми драконами на крышах.
— А вы знаете, Карл Карлович, что дракон в китайской мифологии — символ доброго начала? — поинтересовался Перлов. — Он приносит удачу, богатство и процветание, а его огненное дыхание охраняет дом от бед. Вот почему я просил вас разместить драконов везде и всюду.
Кессонный потолок украсили орнаментом с позолотой и лампочками, намеренно оставленными архитектором без плафонов — электрическое освещение было еще редкостью и подчеркивало высокий статус магазина. Не забыли и про романтичные китайские фонарики — они освещали зал мягким лимонно-желтым светом. Дубовый паркет устилал громадный ковер ручной работы. У витрин выставили для ароматизации тюки из рисовой соломы с чаем. Предусмотрели и мягкие шелковые пуфы для посетителей, которым приказчики будут подносить чай для дегустации.
«Что и говорить, «чайный домик» вышел на славу, второго такого не то что в Москве — во всей России не сыщешь», — улыбаясь в усы, заметил довольный заказчик.
Сергей Васильевич Перлов принадлежал к одной из крупнейших купеческих династий, сделавшей имя на чайной торговле. Родоначальником ее считался прадед Иван Михайлович, еще не носивший фамилию Перлов, — в 1752 году он значился в приходской исповедной ведомости церкви Алексия Митрополита близ Рогожской слободы как московский купец второй гильдии. К чайной торговле Иван Михайлович отношения не имел, но именно он накопил первоначальный капитал, который впоследствии так удачно пустили в дело потомки.
Во времена Екатерины II, в 1787 году, его сын Алексей Иванович основал собственное чайное дело, начав оптовую закупку чая в забайкальской Кяхте у китайских поставщиков и его розничную продажу мелкими партиями в чайных лавках Москвы. Смекалистый купец продавал товар дешевле своих конкурентов и в количествах «потребных покупателю» — хоть на копейку. Снизить цены позволил отказ от услуг посредников и открытие в Кяхте собственной конторы по закупке чая и сахара у китайцев. И в том, что к чаю пристрастился простой обыватель, а Первопрестольная со временем превратилась в чайную столицу, — немалая заслуга купцов Перловых.
В 1807 году за безупречную деятельность в популяризации чая распоряжением Сената Алексею Ивановичу было позволено принять фамильное прозвище Перлов (от слова «перл» — жемчуг) в качестве официальной фамилии. Согласно семейной легенде, когда-то на дне чистой тогда реки Яузы в районе Рогожской слободы, где проживал Иван Михайлович, находили раковины-жемчужницы. Предположительно предки Перловых занимались добычей жемчуга, отсюда и пошла фамилия чайных королей.
Внуку Ивана Михайловича Василию Алексеевичу удалось завоевать уже не только российский чайный рынок, но и покорить Европу. В 1860 году он основал Торговый дом «Василий Перлов с сыновьями», который к концу века имел уже восемьдесят восемь магазинов в России, а также в Берлине, Вене, Париже, Гельсингфорсе, Варшаве и Ревеле. При этом в качестве товара никто не сомневался. Всем было известно, что Василий Алексеевич возит китайский лист по суше караванными путями, к тому же фасует его по сортам. Оттого его чай никогда не горчил, был ароматным и вкусным.
После смерти Василия Перлова в 1869 году чайная империя, годовой оборот которой составлял шестнадцать миллионов, отошла двум его сыновьям — Семену и Сергею. Первому достался фамильный дом на 1-й Мещанской улице, второй получил отцовскую усадьбу на Мясницкой, 19. Спустя десять лет старший из братьев Семен Васильевич умер и его долю в семейном предприятии унаследовали сыновья — Василий, Иван и Николай. Но Василий ненадолго пережил отца, Иван, увлекшись сельским хозяйством, отошел от дел, и фирмой управлял практически единовластно младший Перлов — Николай Семенович.
В 1887 году по указу Александра III им пожаловали потомственное дворянство — «во внимание к 100-летней деятельности рода... на поприще торговли и в воздаяние их заслуг». А также даровали дворянский герб: «В лазуревом щите расположенных в круг жемчужин, или перлов, натурального цвета. Щит увенчан дворянским коронованным шлемом. Нашлемник — чайный куст с шестью ветками натурального цвета между двумя лазуревыми орлиными крыльями, в коих каждое обременено одною жемчужиною. Девиз «Честь в труде» — серебряными буквами на лазуревой ленте».
О Сергее Васильевиче москвичи говорили: «Это человек благородной души и светлого ума, отзывчивый на чужое горе, отличался цельностью характера, самостоятельностью, был справедлив и честен в делах». А вот о племяннике его Николае Семеновиче — важном самодовольном господине с картинно закрученными усами — отзывались плохо. «Все в нем показывало, что он любитель только обедов, лошадей и женщин», — заметил известный промышленник Николай Варенцов.
Большой знаток лошадей и скачек, Николай Перлов в 1901 году открыл в своем имении Подлипки под Москвой частный конезавод, где выращивал орловскую рысистую и першеронскую породы. Сам объезжал жеребцов, возил их на ипподром и устраивал забеги. В конце жизни наделал огромных долгов, чему поспособствовали скачки и азартные картежные игры, разбираться с которыми, закладывая части имения в Подлипках Русско-Азиатскому банку, пришлось его сыновьям Николаю и Александру.
Стоит ли удивляться, что отношения Сергея Васильевича с беспутным племянником не сложились и в 1891 году он решился на беспрецедентный шаг — вышел из семейного дела и основал собственное Товарищество чайной торговли «Сергей Васильевич Перлов и Ко», взяв в компаньоны жену Анну Яковлевну, дочерей Варвару, Любовь и Елизавету и зятьев — Иннокентия Ивановича Казакова, Николая Петровича и Владимира Александровича Бахрушиных, выходцев из семьи известных благотворителей. Толковые зятья стали директорами правления фирмы и немало способствовали ее процветанию.
Новая чайная компания вела в основном внутреннюю торговлю, имела в управлении около десятка магазинов в Москве, в том числе на Варварке, Арбате, Сретенке, Малой Полянке, Большой Ордынке, Большой Тверской-Ямской, а также чаеразвесочную фабрику на Каланчевской улице, оснащенную по последнему слову техники. Дела шли успешно, обороты нарастали.
Так в Москве появились две самостоятельные фирмы Перловых, конкурирующие между собой. Торгуя одним и тем же товаром, соперники, впрочем, поделили клиентуру. Потомки Семена Васильевича сделали ставку на массового покупателя, продавая чай недорогих сортов, в том числе и за рубежом, в экономичных бумажных или картонных упаковках. Сергей Васильевич же ориентировался больше на элитный товар для состоятельных горожан и аристократии. В его магазинах впервые стали предлагать чай в красивых жестяных баночках с надписями, сообщающими о пользе напитка. Продавали и сопутствующие товары: фарфоровые и хрустальные чайницы, заварные чайнички.
Для нового бизнеса потребовалось новое место. Обветшавшие постройки бывшей усадьбы дворян Измайловых на Мясницкой снесли, и на их месте в 1890-м Сергей Перлов затеял строительство доходного дома с чайным магазином по проекту знаменитого архитектора Романа Клейна, которое растянулось на три года. На первом этаже трехэтажного особняка в стиле позднего Ренессанса разместились торговый зал с большими витринами и встроенным фирменным оборудованием. Подвальное помещение использовали под склады и кладовые. Из внутреннего двора можно было попасть на верхние этажи, в главную контору фирмы и апартаменты владельца. Тут часто проходили музыкальные вечера, в которых принимали участие дочери чаеторговца. Имелся также небольшой домашний театр, играли в нем артисты-любители, друзья и знакомые.
Сергей Васильевич был счастлив в семейной жизни. Женившись в молодости на восемнадцатилетней Анне Яковлевне Прохоровой, он не только породнился со знаменитыми московскими мануфактурщиками, но и приобрел в лице супруги преданного друга. С домашними Перлов проводил много времени. Часто съезжались дочери, зятья и многочисленные внучата: «Звонкий смех, оживленная беседа, беззаботное веселье раздавалось в доме целый день. Сергей Васильевич суетился, устраивал картины кинематографа, заводились комические сценки граммофона».
Перестройку дома на Мясницкой под китайскую пагоду начали в конце 1894-го. Где-то через год, в самый ее разгар, стало известно: на предстоящие через несколько месяцев коронационные торжества ожидается приезд китайского чрезвычайного посла Ли Хунчжана. Московским чаеторговцам этот визит сулил новые заказы и поставки, а значит, и большие барыши, поэтому каждый надеялся привлечь внимание высокопоставленного дипломата, а еще лучше — принять его у себя. В том числе и Перлов. Пятого мая 1896 года Сергей Васильевич не находил себе места: знал, что именно сегодня прибудет Ли Хунчжан. Неожиданно резко затрезвонил телефонный аппарат. Хозяин взял трубку, выслушал то, что сообщили, и страшно побледнел.
— Что случилось? — бросилась к нему взволнованная жена.
— Хунчжан остановился у Николая на Мещанской, — упавшим голосом проговорил он и медленно опустился в кресло. — Там ведь ничего не перестраивали, — с горечью проговорил он, — просто задрапировали фасад тканями с иероглифами, развесили флаги и бумажные фонарики да нарядили прислугу в красные и желтые одежды — в тон китайским национальным цветам. Гостю хлеб-соль поднесли и серебряное блюдо с гравюрой дома на Мещанской подарили.
— А что же китаец? — растерянно поинтересовалась Анна Яковлевна.
— В ответ пожаловал хозяину почетный орден Двойного дракона II степени.
Великий канцлер Цинской империи (маньчжурская династия Цин правила в Китае с XVII века), прибывший в Москву со свитой в сорок человек и пышным гробом на случай внезапной смерти, действительно остановился у Николая Перлова, где ему оказали величайшие почести и широкое русское гостеприимство. По-видимому, сыграло роль то, что Товарищество чайной торговли Сергея Перлова открылось недавно, а фирма племянника считалась многолетним и проверенным русским партнером Китая.
Но что значили все эти мелкие интриги по сравнению с той большой политической игрой, которую затеял с Конфуцием китайской политики всемогущий министр финансов Сергей Юльевич Витте?! В то время строящийся Великий Сибирский путь, связывающий стальными рельсами разные концы Российской империи, уже подходил к Забайкалью. Необходимо было решить вопрос, как вести его дальше. У Витте родилась мысль проложить железную дорогу не по российским владениям с большим кругом по Амуру, а прямиком направить ее во Владивосток через северную часть Маньчжурии. Оставалось уговорить китайцев. А до этого убедить молодого российского императора в необходимости крупной взятки для сановника из Поднебесной.
— Если китайцы позволят нам тянуть рельсы через Маньчжурию, Ваше Величество, то путь от Москвы до Владивостока сократится сразу на полтысячи верст, — привел Витте свой аргумент. — Думаю, нам не стоит скупиться на взятку Ли — рельсы и шпалы обойдутся казне дороже.
Николай II осознавал правоту своего министра финансов — что-что, а считать тот умел:
— Поступайте, как находите нужным, Сергей Юльевич. Я вам полностью доверяю.
Витте знал, что Китай — страна древних обычаев и традиций и что при ведении важных переговоров с тамошними сановниками не следует спешить — это считается у мандаринов дурным тоном. По его словам, «надо все делать крайне медленно и обставлять различными церемониями». Поэтому первая встреча с Ли в Петербурге вышла комичной. «Мы только друг друга десятки раз расспрашивали, — вспоминал Витте, — он о том, как здоровье государя императора, как здоровье государыни императрицы, как здоровье каждого из детей; а я расспрашивал, как здоровье богдыхана и вообще всех ближайших родных богдыхана».
Впрочем, впоследствии чиновники сблизились, в Москве уже виделись «совсем попросту» и говорили по существу. Сергей Юльевич добивался от Хунчжана концессии на сооружение железной дороги через Маньчжурию, а старый китайский лис, по выражению Витте, «чинил препятствия», опасаясь чересчур широко распахнуть дверь иностранному капиталу.
Вот и сегодня влиятельный мандарин империи Цин, великий канцлер и директор Желтой реки делал вид, что тихо дремлет за кальяном в удобном кресле. Но Витте понимал: он просто просчитывает ходы. Российский министр изучил своего визави, которого за умение маневрировать в сложных ситуациях прозвали «азиатским Бисмарком».
Необходимость постройки железной дороги через Маньчжурию Витте мотивировал желанием России оперативно оказать помощь соседу в случае покушения Японии на его границы. Китайцы, только что пережившие войну со своим восточным соседом, потерявшие Тайвань и едва не лишившиеся Ляодунского полуострова, выплачивали японцам огромную контрибуцию в двести тридцать миллионов лян серебра и боялись их как огня.
— Мы видим, что Япония относится к Китаю не совсем дружелюбно. Но пока не будет железной дороги, не сможем вам помочь, — сказал Витте. — Наша основная военная сила находится и всегда будет находиться в Европейской России.
— А если дорога будет? — внезапно «проснулся» китайский наместник.
— Тогда мы сумеем быстро доставить войска в Китай, а также перебросить дивизии из Владивостока.
Повисла пауза. Китаец щурил узкие глаза, морщил лоб и медленно выпускал изо рта струйки ароматного дыма.
— Естественно, мы сумеем отблагодарить нашего гостя за хлопоты, и отблагодарить достойно, — как бы между прочим бросил Витте. Сумма в три миллиона российских рублей произвела должное впечатление.
— Я хотел бы, чтобы она называлась Китайско-Восточной железной дорогой, — медленно произнес Ли Хунчжан.
Витте выиграл партию. И потирая от удовольствия руки, направился в Александринский дворец в Нескучном саду на доклад к государю.
Двадцать второго мая 1896 года «под стук ножей и звон бокалов» коронационных торжеств подписали «оборонительный» договор между Российской империей и империей Цин, а вскоре и контракт на постройку и эксплуатацию КВЖД — так сокращенно стали именовать Китайско-Восточную железную дорогу.
Несмотря на досадный случай с Ли Хунчжаном, не был внакладе и Сергей Перлов. Его «китайская шкатулка» с роскошными интерьерами стала лучшей рекламой фирмы. Встретившись как-то с Карлом Гиппиусом на Тверском бульваре, он признался: «В убытке я не остался. Наш с вами магазин приобрел в Москве огромную популярность. Мало кто проходит мимо и не заглядывает внутрь, а заглянув — редко уходит без покупки». Посетители, приходившие подивиться на экзотическое чудо, не отказывали себе в удовольствии испробовать приготовленного в настоящих традициях Востока чая, которого в магазине имелось множество сортов. И самые «живые» белые китайские чаи — их только подвяливали на солнце и сушили. И лучшие сорта зеленого, который в Китае сравнивали с золотом, — его получали из едва проклюнувшихся нежных, молодых листочков. И редкие желтые, изготовлявшиеся из почек чайного листа и считавшиеся императорскими. (Желтые чаи китайцы продавали только русским и только за меха.) И улуны, и любимые в России черные чаи, имевшие особый «смолистый» аромат. И конечно, пуэры из провинции Юньнань, сделавшиеся предметом коллекционирования, как дорогой коньяк. Ведь это единственный чай, который со временем становится только лучше!
В конце жизни у Сергея Васильевича появилась еще одна страсть — благотворительность. Перлов щедро помогал Шамординскому монастырю неподалеку от Оптиной пустыни, где одной из монахинь была младшая сестра Льва Николаевича Толстого — Мария. На средства чаеторговца построили каменную богадельню с домовой церковью во имя иконы Божией Матери «Утоли моя печали», больницу на шестьдесят коек и новую монастырскую трапезную. Перлов признавался инокиням: «С тех пор как женился, я не знал, чем бы порадовать Анну Яковлевну — доставлял ей разные удовольствия, наряжал ее. И вот когда уже состарились мы, я наконец нашел то, что искал всю жизнь, чтобы доставить ей настоящую радость. Это — Шамордино».
Здесь, в Шамординском монастыре, в декабре 1910 года ему было суждено обрести последний приют. Вдова Сергея Васильевича вместе с семьей старшей дочери Варвары Казаковой оставалась на Мясницкой до своей кончины в феврале 1918 года. Одна из ее правнучек вспоминала, что жила она как монашка, ела только постное и в революционные годы не могла понять двух вещей: зачем на час перевели время и почему трудно достать гречневую крупу?
Скоро новая власть «китайский дом» национализировала: апартаменты Перловых уплотнили, переделали в коммунальные квартиры, но чайный магазин внизу не тронули. И он работал в течение всего советского периода. Здание взяли под охрану как памятник архитектуры, но при этом ни разу не реставрировали, и в девяностые годы оно пришло в аварийное состояние. Стены, пораженные грибком, нуждались в серьезном лечении. Все коммуникации разрушились, подвалы для хранения чая стояли затопленными. (Удивительно, но в отличие от представителей многих знатных фамилий Перловы в смутное время Россию не покинули. Вот только родство со знаменитыми чаеторговцами по понятным причинам долго скрывали.)
Спасла «китайскую шкатулку» правнучка Сергея Васильевича Перлова — Жанна Юрьевна Киртбая. В конце девяностых она обратилась в правительство Москвы с просьбой о содействии в реставрации дома. Работы начались в 2000 году. Двенадцать лет специалисты кропотливо воссоздавали по образцам утраченные лепные детали и изразцы, решетки и заграждения, даже колокольчики на пагоде. В торговом зале восстановили позолоту, огненное дыхание драконов, роспись на потолке и филенках, витрины-шкафы, стоящие здесь со дня открытия.
Знаменитый магазин с более чем стодвадцатилетней историей охотно посещают горожане и гости столицы. Даже те, кто просто в спешке пробегают мимо по Мясницкой, обязательно замедлят шаг, чтобы полюбоваться затейливым фасадом и пагодой, на башенках которой вновь тихо звенят мелодичными голосами колокольчики, почти теряясь в шуме большого города, и ощутить аромат чая, к которому приучили москвичей купцы Перловы.
Подпишись на наш канал в Telegram