Собираясь в свое первое путешествие, Альфред Эдмунд Брем, сын деревенского пастора и орнитолога Людвига Брема, наставлявшего паству в деревне Унтеррентендорф, что в Тюрингии, не подозревал, что он на пути к славе, что его будут читать и в XXI веке. А сейчас, в мае 1847 года, он делает к ней первый шаг...
Его «Жизнь животных» станет классикой... Книгу будут переиздавать, дополняя новыми сведениями, а потом — переиздавать вновь, убирая дополнения: с годами выяснится, что текст Брема завораживает сам по себе, пусть знания автора и устарели. Но в тот ясный, безоблачный день Брем был 17-летним юношей, кое-как выучившимся на каменщика и мечтавшим стать архитектором, он едва успел поступить на строительный факультет Альтенбургского университета. Его вела любовь к приключениям: к пастору Брему наведался любитель птиц, барон Мюллер, собиравшийся в путешествие по Африке. Барону был нужен дельный секретарь, и юный Брем ему приглянулся. Пастор не хотел отпускать сына, но вдвоем с Альфредом они его уломали: барон обещал, что путешествие долго не продлится и для молодого человека оно станет окном в мир — в старости Альфред будет рассказывать о нем своим внукам.
Отъезд назначили на завтра, а накануне юный Брем прощался с кузиной, милой и благовоспитанной Матильдой Райц — своей первой детской любовью. О свадьбе не приходилось и думать: оба были очень молоды, а их семьи бедны. Матильда обещала ждать, Альфред клялся вернуться. Они обменялись кольцами, поцеловались и разбежались: наступило время полдника, опаздывать было нельзя. Это происходило в самом дальнем углу сада пастора Брема, под старой липой, — и во время своего первого путешествия, растянувшегося на 5 долгих лет, Альфред Брем часто вспоминал тот невинный поцелуй. Через 30 лет, разочарованный и больной, только что похоронивший любимую жену, он вернулся сюда и, сидя под тенистой кроной, вспоминал их разговор.
Это была игра в романтику, на которую так падки дети: Альфред и Матильда говорили фразами, вычитанными в романах, и видели себя их героями.
— …Я буду любить тебя всю жизнь…
— …Ты увозишь с собой мое сердце…
— …Мне не нужен никто, кроме тебя…
17-летние дети горячо клялись и верили каждому своему слову, им казалось, что сейчас происходит самое важное в их жизни. Впрочем, так оно и было: он увез с собой ее сердце, и она ждала его, отказывая женихам. Потом он вернулся, как и обещал, заработал немного денег, они поженились и были счастливы… А теперь Матильда умерла, и он не знает, как жить дальше.
На дворе 1878 год, Брему 49 лет, он известен на весь мир. С ним дружит наследник австрийского престола кронпринц Рудольф, его наградили орденом Железной короны, «Жизнь животных» — международный бестселлер, лекции, которые он читает по всему миру, приносят большие деньги. Везде ему рады, можно путешествовать и писать книги, можно жить на проценты со своей славы… Но стоит ли игра свеч?
Сидя под деревом, на стволе которого были выцарапаны их имена (он сделал это в десять лет и получил от отца взбучку), Альфред вспоминал давнее время, с трудом восстанавливая детали, прислушиваясь к ноющему сердцу. Они с Матильдой попрощались, и на следующий день рано утром, поцеловав родителей, он взял сумку, узелок с едой и отправился в Веймар — там он пересядет на дилижанс и отправится в порт.
С этой минуты ему начал открываться мир: в тихом Веймаре он бывал много раз, но море, порт его поразили. Толчея, разноязыкий гомон, десятки кораблей — и становящихся под разгрузку, и отплывающих от пирса, маклеры, таможенники, портовые девки… Люди толкаются, спорят, шумят. Тут надо держать ухо востро, иначе мигом останешься без кошелька и часов! А вот и их корабль, надежная, вместительная посудина, под завязку набитая грузом и пассажирами. Сам Мюллер взял в дорогу тюфяки (корабельные очень грязны, в них могут быть насекомые), фильтры для воды, много сыров и колбас — они будут путешествовать с комфортом. Барон Мюллер ел за капитанским столом, юного Брема в кают-компанию не приглашали, но все равно ему было неплохо: хозяйских запасов хватило надолго, на вонючую корабельную солонину он перешел лишь в самом конце пути. Когда на горизонте показалась изумрудно-зеленая кромка берега, изрядно надоевшее долгое путешествие через океан показалось безделицей. Он читал об Африке, но никогда не надеялся увидеть ее своими глазами — и это было чудо!
Впереди был огромный, нищий и роскошный, дружелюбный и недоверчивый к иноверцам Каир, им предстояло путешествие по Нилу, их ждал дикий, только-только покоренный египетским правителем Судан, страна первобытных племен и экзотических животных, место, где ловкие европейские купцы делали огромные состояния.
Здесь добывали жемчуг и золотой песок, драгоценное черное дерево и изумруды. Немалые барыши приносила и торговля невольниками — в Египте она процветала, и не брезговавшие грязными деньгами европейцы зарабатывали миллионы. Барон Мюллер тоже мог нажить состояние, но мечтал о другом. (Его оборотистый дед сколотил деньги в Южной Африке, капитал принес ему титул.) Он получил недурное образование, лелеял научные амбиции. И, вернувшись из путешествия, барон собирался засесть за книгу.
Вдруг ему удастся открыть какую-нибудь реку или горный хребет, ненароком наткнуться на истоки Нила или описать новое, не известное науке животное? Тогда он наверняка станет членом нескольких уважаемых в научном мире академий. Быть может, его даже наградят орденом…
Они плывут к Хартуму на гребной лодке, загроможденной багажом барона Мюллера: ящиками с научным оборудованием, сложенными палатками и сундуками с оружием. Глава маленькой экспедиции сидит на носу, скрестив на груди руки, — ни дать ни взять Наполеон. Альфред Брем прислонился к мачте и впитывает краски окружающего его нового мира: блеск воды, сияние солнца, неестественно яркую прибрежную зелень, запахи и звуки. Он ошеломлен и чувствует себя не готовым к этой жизни. Барон Мюллер хочет привезти в Европу живых животных, желательно крупных: обезьян, тигров, крокодилов, львов; ему нужны чучела и шкуры. Он сказал, что охотиться они будут вместе, а потом — если обстоятельства призовут барона в Европу — эти обязанности целиком лягут на его молодого помощника Брема. А Альфреда отец научил охотиться только на птичек, ему не справиться с африканскими хищниками! Эх, вернуться бы назад, в родной Унттеррентендорф, зайти в кабинет отца с полками от пола до потолка, сплошь уставленными книгами и птичьими чучелками… Но пути назад у него нет: барон оплатил дорогу в один конец, вернуться можно только вместе с ним. И Альфред, очарованный и испуганный, плывет вместе с Мюллером к Хартуму, городу, построенному на человеческих костях.
На первый взгляд, Хартум был маленьким, прилепившимся к реке городком: россыпь жалких белых домиков, дворец губернатора, казармы, виллы европейских купцов и жалкие хибары в пригороде. Губернатор собирал налоги, часть которых клал себе в карман, а его солдаты вымирали от голода и лихорадки. Купцы богатели и тоже умирали: европейцев выкашивали местные инфекции и климат. Хартум выжимал деньги из египетского Судана — их давали выбитые силой подати и караваны невольников. Губернатор Латиф-паша управлял краем железной рукой, но при этом был милейшим человеком: умницей и шутником, ценителем хорошей беседы. Барон Мюллер, напротив, легким нравом не отличался, близких приятелей в Хартуме не завел, а вот Брем умел стать душой компании — у него всегда было много друзей, и в Африке его талант расцвел. Он легко мог рассмешить собеседника, импровизировал отличные тосты, забавно, но не обидно изображал общих знакомых, имитировал чужие голоса — сложись его судьба иначе, Брем мог бы стать превосходным комиком. Сидеть за одним столом с губернатором ему было не по чину, но европейцев в Хартуме было немного и привычную иерархию там не соблюдали. Вскоре грозный Латиф-паша и юный Альфред Брем стали большими друзьями: оба ценили интересный разговор и старое вино — в этом отношении губернатор не придерживался законов шариата.
Если бы барону Мюллеру однажды не вздумалось навестить пастора Брема, его сын ходил бы в нудную архитектурную школу и дни напролет чертил фасады. А теперь он водил охотничьи экспедиции, выслеживал львов, сплавлялся через водопады. Эту науку он усвоил быстро: Брем был силен и ловок, прекрасно стрелял и не знал, что такое страх. Ему легко давались языки, и вскоре он мог объясняться с туземцами. Общаясь с доброжелательным европейцем, африканцы быстро понимали, что перед ними друг. Часто это спасало жизнь самому Альфреду и его людям: увидев чужаков, жители затерянных в тропических лесах деревень поначалу принимали их за работорговцев и были готовы пустить в ход копья, но улыбка и несколько приветливых слов все меняли.
Письма из Германии шли долго, Матильда писала редко. Частая переписка могла бы показаться неприличной и насторожить родню: ведь они не были женихом и невестой. Да и что она могла ему сообщить?
…Подруга Грета вышла замуж, папенька купил себе новую трубку, у соседей появилась маленькая дочка… Он в ответ писал, что чуть не утонул, сплавляясь по водопаду, к нему, как собачка, привязалась пойманная охотниками львица, одного из его людей на днях утащил крокодил — все это было в письмах, летящих в родную Тюрингию, но самого главного он передать не мог. Здесь, в Африке, была настоящая жизнь. Среди девственной природы, рядом с полудикими людьми он чувствовал ее полноту — и не хотел возвращаться домой. Если бы не память о Матильде Райц... На расстоянии, через годы она казалась живым воплощением всех добродетелей — и он держал свое слово.
Девушки Судана ни в чем на нее не походили, но были необыкновенно хороши. Иногда они ему улыбались, Альфреда манили их огромные подведенные темной краской глаза… Но за красавицами стоял чужой мир, который не пускал к себе. Детская любовь к Матильде слилась с тоской по дому и превратилась в светлое, почти безнадежное чувство: бог весть когда он вновь увидит родную Германию, к этому времени кузина скорее всего уже выйдет замуж...
Барон Мюллер уехал домой: его финансовые дела пошатнулись и надо было с ними разобраться. Он обещал вернуться, клялся, что вскоре пришлет денег, но время шло, а средства все не поступали. Брем оказался брошен в Хартуме с зоологической коллекцией, пойманными животными, которых надо кормить, и давно не получавшими жалованья слугами и проводниками. Он перебивался, как мог, сам зарабатывал деньги, нанимался проводником к приезжавшим в Судан богатым европейцам, любителям экзотической охоты. С тех пор как Брем оказался в Африке, прошло несколько лет, теперь он считался одним из самых опытных охотников-европейцев. Он мог заработать деньги на обратный билет, но как спасти коллекции, как оплатить проезд их небольшого зоопарка? В конце концов деньги поступили, но их было недостаточно. Брем хотел продать часть вещей, расплатиться со слугами и отпустить их, но те не ушли, решив служить без денег, пока хозяину не повезет, — и на его попечении неожиданно оказалось несколько человек.
Со временем Брему стало казаться, что Африка никогда его не отпустит. Он начал бояться, предчувствуя недоброе, — так чуял беду брат Оскар. Он давно мечтал увидеть Африку и упросил отца отпустить его к Альфреду. До поры до времени все шло хорошо, но однажды, когда они отправились поплавать, брат признался: его мучает странное предчувствие — что он не вернется домой. Альфред все обратил в шутку, оба вошли в воду, старший поплыл вперед, а когда обернулся, то не увидел ни головы Оскара, ни всплеска — будто тут никого и не было. Альфред поднял крик, сбежались люди. Когда тело нашли, доктор-европеец сказал, что у брата свело мышцы и он камнем ушел на дно, а услышав о его предчувствиях, пожал плечами: некоторые вещи нельзя понять. Но самого Брема дурное предчувствие обмануло: Африка его все же отпустила...
Он пытался занять денег у местного богача Никола Уливи, европейца, принявшего ислам и не брезговавшего ростовщичеством. Делец заломил несусветный процент, а в придачу попытался всучить Брему свою полусгнившую лодку.
В былые времена Альфред скрепя сердце стерпел бы обиду, но Африка его изменила... Брем взялся за свою плеть, сделанную из кожи бегемота, и как следует отлупил ростовщика. На крики сбежались слуги, но сопровождавший Брема охотник отпугнул их пистолетом. Ростовщик спрятался от разъяренного Брема в своем гареме, среди визжащих от ужаса жен. Из-за закрытой двери Никола сулил ему всевозможные беды, клялся, что теперь никто не ссудит ему ни гроша, и это было правдой — купцы побаивались Уливи. Но выход все же нашелся: Брем рассказал о своей беде другу-губернатору, и тот пожурил его за то, что не обратился к нему раньше.
Латиф-паша велел своему казначею выдать Брему деньги. Вскоре ему повезло во второй раз — подвернулась работа в одной экспедиции, выполнив ее, Альфред смог оплатить дорогу домой. И вот он уже на полпути к цивилизации, в огромном, похожем на человеческий муравейник Каире. Подумать только, они с бароном приехали сюда 5 лет назад…
Коллекции упакованы, звери накормлены и обихожены, непривычная к звукам большого города львица Бахида тревожно мечется по клетке… А он стоит на плоской крыше своего дома и ждет, когда на крыше напротив появится соседка — прелестная стройная египтянка с блестящими, как антрацит, глазами. Незнакомка, с которой они не перемолвились и словом, напоминала волшебницу из восточной сказки. Так они встречались много дней подряд — молча смотрели в глаза друг другу и улыбались, лишь покрывало на лице девушки опускалось все ниже. Африка манила обратно, соблазняя своими миражами, но все было решено. Коллекции погрузили в корабельный трюм, зверей устроили как можно удобнее, и Брем поплыл на родину — из приключения в обычную, размеренную и предсказуемую жизнь.
Животные попали в зоопарки. Львица Бахида, любившая обнимать его передними лапами, оказалась в зоосаде австрийского императорского дворца — расставаться с ней было особенно тяжело. В Хартуме она бегала за ним, как кошка, сторожила дом, словно пес: это было милое и преданное создание, но не брать же ее в Унтеррентендорф, в скромный пасторский дом! Вернувшись под отчий кров, Альфред поразился тому, каким все здесь выглядит маленьким, почти игрушечным. Крошечный садик, маленькая прихожая, отцовский кабинет с книгами и чучелами птичек — и тех и других стало гораздо больше… Отец состарился, ссутулился и совсем поседел. Увидев сына, он всплеснул руками, бросился его обнимать и чуть не заплакал. Власти попытались притянуть Альфреда к ответственности за уклонение от военной службы, и отцу пришлось долго обивать пороги, доказывая, что все эти годы сын не прятался от призыва, а находился в научной экспедиции на другом конце света.
Началась обычная жизнь. Призыв в армию отсрочили, Альфред поступил в университет и начал учиться на зоолога, а потом женился на кузине Матильде. Все вышло, как в книгах, которые они оба читали в детстве: рыцарь отправился за приключениями, девушка обещала его ждать и сдержала слово. Вот только жизнь, которая началась после свадьбы, совсем не походила на романы. Маленький дом, где всем было тесно, хнычущие дети, безденежье… Приключения остались в Африке, приходилось зарабатывать и кормить семью. Но путешествие принесло ему известность, а острое перо ее поддержало: он стал директором гамбургского зоологического сада и сделал его лучшим в мире.
А когда не поладил с городским начальством и пришлось оставить место, его позвали в Берлин. Растущий и богатеющий город решил обзавестись аквариумом, директорство предложили Брему. Аквариум, открытый в 1869 году, стал его детищем, он вышел по-настоящему грандиозным — огромным, с большими подземными помещениями, электрической подсветкой, сотнями видов рыб. Аквариум стал одной из достопримечательностей города, но Брем им руководил недолго — через несколько лет ушел.
Ему нравилась свободная жизнь, он любил путешествия и работу над книгами, встречи с новыми людьми, дружеские застолья и охоту. Брем объездил Норвегию и Лапландию, Туркестан, Средний Дунай и Испанию, путешествовал по Сибири, добравшись до самых отдаленных уголков края. Местные жители долго вспоминали его дружелюбие и непревзойденное умение пить. В Абиссинию он ездил с герцогом Эрнстом Саксен-Кобург-Готским и его приближенными, и об этом написали все газеты. Но все-таки своей настоящей славой Брем был обязан книгам. Написанным, словно приключенческие романы, «Путевым очеркам из Северо-Восточной Африки», «Жизни птиц», десятитомной «Жизни животных» — над дополнениями к ней Брем работал до конца своих дней. Ее необыкновенный успех был связан с тем, что Брем смотрел на зверей как на людей: он видел в них ум, волю и характер, с животными ему было интереснее, чем со скучными собеседниками.
Сидя в саду под старой липой, украшенной их с Матильдой именами, Брем вспоминал прожитые вместе годы, пытаясь найти что-то необычное и яркое, и не мог. Обычная, похожая на многие другие семейная жизнь — он путешествовал, писал, блистал в обществе, а Матильда была его тенью, доброй феей их дома. Порой он сомневался в том, что любит ее, — от юношеского чувства с годами мало что осталось. Но теперь Альфред чувствовал огромную пустоту. Больше ему не к кому возвращаться, и он никуда не хочет ехать…
Она умерла, рожая младшего сына: всего у них с Матильдой было пятеро детей, но этого последнего ребенка Брем любил сильнее всех. После смерти жены Альфред сильно сдал и работал через силу. В 1883 году он подписал контракт на 50 лекций в Америке. Накануне отъезда все пятеро детей заболели дифтеритом — в то время эта болезнь часто оказывалась смертельной. Остаться дома Брем не мог: это грозило ему разорением (американский контракт предусматривал огромную неустойку в случае отказа). В Нью-Йорке ему вручили телеграмму: младший сын умер вскоре после того, как Альфред уехал... Самому ему жить оставалось тоже недолго.
Те, кто был рядом с Бремом в последние минуты, говорили, что он постоянно вспоминал жену и умершего сына. Обещал вернуться, уверял, что разлука будет недолгой, и поднимал руку, пытаясь кого-то обнять. Через несколько мгновений глаза Альфреда Брема навсегда закрылись, и он встретился со своей Матильдой...
Подпишись на наш канал в Telegram