Для человека, чье состояние исчисляется десятками миллионов фунтов стерлингов, этот небольшой дом с видом на Женевское озеро кажется слишком скромным. Его хозяин Фил Коллинз, еще относительно недавно рок-звезда первой величины, и сам признает — мол, да, тусуюсь здесь сам с собой, провожу время, главный гость — депрессия, и выпроводить ее не удается почти никогда. Ты ее — в дверь, она — в окно. И так уже несколько лет.
С музыкой Коллинз почти расплевался: больше ему это неинтересно, его «15 минут славы» прошли, и нечего о них вспоминать.
По утрам, особенно когда нет солнца, нередко тянет повеситься — слава богу, он труслив, поэтому вряд ли это произойдет. Полдня Фил соскребает себя с кровати, потому что нет никакой причины вставать, потом пялится в телик, ну а после в компании лучшего друга переходит на террасу и до ночи молча таращится на умиротворяющий пейзаж. Кто лучший друг? Бутылка коньяка, конечно, — более надежных друзей в этом мире не существует, он проверял. Иногда еще по старой памяти к нему на Женевское озеро забредают молодые энергичные журналисты. И столбенеют, увидев Коллинза в затасканном домашнем спортивном костюме:
— Мы не верим своим глазам! Да это же великий Фил Коллинз, супербарабанщик, супервокалист, супер-дупер… В таком виде! В глуши! В одиночестве!
Да-да, теперь он такой — в окружении бутылок, окурков, в обществе престарелой домработницы, неухоженный, помятый, без блеска в глазах. В доме ни одной афиши легендарной группы Genesis, ни одного концертного фото, какие-то дурацкие пейзажики по стенам — ни дать ни взять престарелый бухгалтер на пенсии.
— Зря прожил жизнь, — рычит Фил. — Так и напишите в своих газетах: музыкант Фил Коллинз зря топтал сцену и коптил землю.
— Но все-таки в Швейцарию вы перебрались, чтобы укрыться от налогов, ведь так? — иногда спрашивают самые наглые.
Да плевать ему на налоги, к деньгам он равнодушен, неужели не видно? Прогуляйтесь-ка по его дому! Всего четыре спальни, все совершенно обычное: ни конюшни с арабскими скакунами, ни гаража с дорогими спорткарами, да и к антиквариату он испытывает стойкое отвращение.
Совершенно другая причина заставляет его жить в Швейцарии: всего в десяти минутах отсюда, вот там, за живописным поворотом улицы, чуть поодаль от озера, стоит внушительный просторный особняк, из которого Фила изгнали, но куда он упорно все эти годы стремился вернуться. Он до сих пор ощущает себя бедняком, которого богатые хозяева больше не пускают на порог, нищим мальчуганом, лишенным новогодней елки, поэтому он вынужден украдкой подсматривать под окнами. В доме за поворотом живет его последняя семья, теперь уже бывшая. В его жизни все стало бывшим: бывшие жены, бывшая карьера, бывший успех… Это мерзкое словцо, слава богу, не относится к двум живым, вечно занятым подросткам Николасу и Мэтью — его сыновьям, они остались там, в том доме вместе с Орианной.
Коллинз вбил себе в голову, что ни за что не уедет отсюда, будет торчать под боком у сыновей и докучать им своим отцовским вниманием, сейчас уже именно докучать, потому что парням-подросткам чаще всего не до него. Может быть, он слишком старается быть хорошим отцом, переигрывает эту роль, но никаких других у него не осталось! Черт, кто бы мог подумать, что в жизни все в конце концов кончается, словно и не было никогда. Дико теперь вспоминать себя стоящим на сцене, а вокруг — ревущая от восторга многотысячная толпа, тянущая к тебе руки и свечи, для них ты — бог.
Честно говоря, в юности у Коллинза никогда не было ощущения, что его ждет головокружительный успех, что он станет миллионером, что продаст 250 миллионов своих дисков, что на его концерты люди будут съезжаться со всей планеты. Что его популярность будет соперничать с популярностью идолов его юности — The Beatles. Что, по оценке некоторых экспертов, он станет известнее самого Пола Маккартни. Впрочем, в одном Коллинз точно перещеголял Пола: Фил выплатил последней жене 25 миллионов фунтов после развода — кажется, это более внушительная сумма, чем та, на которую пришлось раскошелиться Маккартни после расставания с Хизер Миллс. Впрочем, Маккартни долго судился, возмущался, скандалил и потерял на этом разводе нервы и киллограмы, а Коллинз отдал деньги супруге спокойно, махнув рукой: да хоть все забирай, ему плевать. Честное слово, в голову иногда лезут мысли раздать все свое состояние пятерым детям, подобно королю Лиру, и переехать жить к кому-нибудь из них — так допекло его одиночество. Дурацкие мысли, конечно, потому что его мальчишки от последнего брака еще подростки, а двум взрослым дочерям и сыну он если и нужен, то на расстоянии. Коллинзу 63 года, некоторые из его окружения в этом возрасте все еще считают себя завидными женихами, но Филу, пожалуй, достаточно. Он долго размышлял и наконец-то понял: все его беды — от женщин.
— Женский пол должен был бы исчезнуть, чтобы Коллинз стал настоящим Коллинзом. Поскольку первое условие невозможно, второе тоже нереализуемо, — разглагольствовал клавишник Тони Бэнкс, а по совместительству философ группы Genesis, наблюдая прыжки и пируэты Фила вокруг очередной пассии на протяжении 24 лет, что Коллинз играл с этой командой.
…Собственно, настоящая жизнь Фила Коллинза началась в 1970-м, когда его, 19-летнего юнца, явившегося на прослушивание по объявлению в газете, внезапно похлопал по плечу сам лидер Genesis Питер Гэбриэл и заявил:
— Ты нам подходишь, парень. Обыскались такого. У тебя нереальное чувство ритма!
И ошалевшего от счастья Фила, ударника-самоучку, взяли в молодую лондонскую рок-группу Genesis — тогда еще никто не знал, какие у нее перспективы. Кстати, они были чуть ли не первой британской группой, состоявшей из образованных молодых людей, вышедших отнюдь не из рабочей среды. Тони Бэнкс и Питер Гэбриэл учились в одной престижной частной школе Чартерхаус и происходили из хороших семей. У Коллинза отец был лондонским страховым агентом уже не в первом поколении, а мать занималась поисками детских талантов. Своих троих детей — Фила, его брата и сестру, родители активно побуждали к творчеству.
Отец даже опрометчиво подарил 5-летнему сыну игрушечную барабанную установку, и спокойная жизнь семейства Коллинз на этом закончилась, потому что Фил лупил по своим барабанчикам днем и ночью. Когда он стал подростком, отцу пришлось отдать ему гараж, потому что от уже не игрушечных барабанов Фила ходил ходуном весь дом. Однако ударные пока все еще оставались хобби, парнишка бегал на все театральные постановки и мечтал стать актером. В 13 лет ему удалось поступить в театральную школу Барбары Спик, и его почти сразу взяли на роль Артфула Доджера в музыкальном спектакле «Оливер». Между прочим, он играл ее на сцене целых семь месяцев, пока у него не начал ломаться голос. Тем не менее Фил сбежал в музыку — именно сбежал, бросив театральную школу перед самыми экзаменами. Он решил, что музыка все-таки круче, а отвязная жизнь лондонского Сохо, полная волосатых молодых людей, вдохновенно игравших на всех акустических инструментах, ему ближе. Первое время вместе со своим другом Ронни Кэрилом Фил играл в Real Things, потом мотался между разными группами, благо в 70-е годы их развелось великое множество в Лондоне. The Charge, The Freehold, Zox, The Radar Boys...
Но какое же везение,что его приняли именно в Genesis! Эта группа уже успела приобрести известность благодаря своим полутеатрализованным представлениям (что особенно привлекло несостоявшегося актера Коллинза). Genesis относила себя к прогрессив-року, то есть включала в свои музыкальные пьесы фрагменты и академической музыки, и народной, и джаза. Детальные аранжировки, сложные эксперименты с ритмом и виртуозная игра на инструментах снискали Genesis репутацию аристократов среди более примитивного обычного рока.
В группе Фил прижился быстро, хотя приходилось много учиться. Но в основном верх брала все же интуиция — ритм пульсировал у него в крови, он так выкладывался на концертах, что рубашку можно было выжимать, вены надувались, а выражение лица становилось таким напряженным, словно Фил по канату переходил пропасть.
— Сделай нормальное лицо, черт тебя дери! — орал на репетиции Гэбриэл, перфекционист до мозга костей, считавший, что даже неправильный цвет носков может испортить концерт; а уж если у ударника красная и невменяемая физиономия, то это просто катастрофа! Справиться с лицом было труднее, чем с рваным ритмом и силой удара; куда проще закусить губу до крови и бабахать что есть дури. В студии, где они репетировали, разозлившийся Гэбриэл наконец поставил перед ударными зеркало, приказав Филу не отрывать взгляда от собственного отражения. Понаблюдав какое-то время за напряженным выражением своего лица, Фил вынужден был согласиться, что да, действительно публике в таком идиотском виде лучше не показываться.
Жизнь набирала обороты, концертов становилось все больше, их стали приглашать на гастроли по Европе и Америке. И вот в январе 1974 года в Ванкувере в одном из самых престижных ночных клубов, где они выступали, Фил увидел ее.
Товарищи по группе еще не знали, что бывает, если Коллинз влюбляется всерьез, а не просто хочет быстрого секса. В тот вечер на концерте барабанные палочки то произвольно замедляли свой ход, то отбивали ритм сердца самого Фила — в любом случае с тем, что играла группа, это плохо согласовывалось. Ударник Genesis пожирал глазами девушку. Конечно, это была Андреа, она совершенно не изменилась за эти годы: огромные черные глаза, пышные волосы, тонюсенькая, как и прежде, талия. Его школьная любовь.
Едва закончив концерт, Фил бросился за ней в самую гущу толпы. Андреа же явно хотела поскорее улизнуть незамеченной — прийти-то она пришла, но заходить за кулисы к однокласснику явно не планировала.
Андреа Берторелли была самой красивой девочкой в их лондонской театральной школе. Фил таскал ее портфель, делал комплименты, потом стал приглашать на свидания, они страстно целовались в подвале между какими-то пыльными декорациями... По правде говоря, Коллинз одновременно был влюблен еще в одну звезду их школы — Лавинию Лэнг, стройную блондинку, лучшую танцовщицу в их классе. Он не мог определить, кто из девушек нравится ему больше, и, спускаясь в укромное местечко подвала, иногда забывал, кому именно из них назначил свидание. Когда его коварство раскрылось, Лавиния его бросила, а Андреа после выпуска уехала в родной Ванкувер, даже не попрощавшись. И вот в тот вечер на концерте он снова ее встретил.
На следующее утро первое, что услышал заспанный, хмурый и перепивший накануне Тони Бэнкс, открывая дверь номера ломившемуся в нее с утра пораньше Филу:
— Она едет с нами! Я женюсь, все решено!
Почему-то именно Бэнкса изо всей группы Коллинз в то утро выбрал своим конфидентом.
Кто «она»? Куда едет? Почему вдруг этот неврастеничный молокосос решил жениться? Фил был маленького роста, хрупкий, голубоглазый, на вид ему можно было дать не больше 16 лет от силы. Впереди — огромное гастрольное турне, не хватало только баб и разборок; разве они, как и The Beatles в свое время, не договорились, что женщин в «плавание» не берут? Весь единственный свободный день группа Genesis сидела в баре, разбираясь с любовными проблемами Фила. Оказалось, случилось наводнение, землетрясение и цунами одновременно: Андреа не хранила верность Филу все эти годы, а вышла замуж; правда, быстро развелась; у нее есть маленькая дочь — как трогательно! Как бы то ни было, Андреа нельзя больше ни на один день оставить без присмотра Фила в Ванкувере! При этих словах Коллинз напрягся и сжал маленькие, но крепкие кулаки.
— Почему? — одновременно воскликнули Бэнкс и Резерфорд.
Сейчас это воспоминание вызывает у Коллинза только кривую усмешку, а тогда ему было не до смеха — все они казались ему безмозглыми ослами, ну или черствыми сухарями, наподобие его собственного отца, всегда смеявшегося над их с матерью чувствами. Почему? Да потому, что стоит выпустить из виду хоть на секунду такой бриллиант, как Андреа…
— Как ты сразу найдешь другой… — ехидно закончил Гэбриэл, и парни дружно заржали. Плохо они еще знали Коллинза.
— Завтра вечером на барабанах будешь ты! — рявкнул он Питеру, и все они наконец поняли, что Коллинз в самом деле не шутит, он готов оставить их из-за девчонки. И Фил стопроцентно так и поступил бы, потому что когда ему в голову ударяет любовь — все остальное становится просто не важным.
В общем, упрямство Коллинза победило, и группа таскала за собой Андреа до конца гастролей. Малышку тошнило в машине и в автобусах, но Фил великодушно убирал за ней и, чтобы отвлечь ее, рассказывал по дороге сказки. Мужчины грызлись между собой, Гэбриэл вообще не разговаривал с Филом, но кое-как они дотянули до конца тура.
Стоила ли овчинка выделки? Вот вопрос, который ему следовало бы задать себе в ту пору. Коллинз поселил Андреа с девочкой в Эпсоме, впервые в жизни сняв самостоятельно квартиру, женился, официально удочерил ее дочку… И все это только ради того, чтобы, заполучив свой бриллиант, немедленно остыть к нему и с удесятеренной энергией ринуться в музыку.
Летом 1975 года Гэбриэл вдруг заявил, что уходит из группы: мол, его душат установленные рамки и правила, не дают развиваться. Из-за письма, которое Питер написал прессе, объясняя причины своего ухода, внутри Genesis произошла потасовка, и они надавали друг другу тумаков, как поссорившиеся мальчишки. Фил максималистски считал Гэбриэла предателем, а его письмо — склокой, выносящей сор из избы… Последнее, о чем Коллинз мог думать в те дни, — это что судьба дает ему самый большой шанс. Пока это не стало очевидным, он приходил домой измотанным, с гудящей от напряжения головой, потому что в день они прослушивали по 50 вокалистов на место Гэбриэла.
— Фил, а ты забыл, как чудесно пел в школьных спектаклях? — напомнила ему однажды Андреа, никогда не вмешивавшаяся в его дела и по большей части занятая детьми: у них с Филом уже родился сынишка Саймон.
Помнится, Фил, потрясенный, взглянул на жену. Он? Петь? Вместо Гэбриэла? Но ведь на репетициях он в самом деле нередко заменял Питера, ребята даже смеялись, говоря, что у них похожие голоса.
Свершилось. Фил Коллинз стал вокалистом группы. Он больше не прятался за своей ударной установкой, а, выходя к краю сцены, брал микрофон и… Он думал, что ему будет очень страшно петь перед огромной аудиторией, а оказалось, это кайф, наслаждение. Никакого страха сцены у Коллинза не было в помине, он же все-таки учился на актера.
Однако Фил наотрез отказался влезать в театральные костюмы Гэбриэла и упрямо желал выступать в самых обычных джинсах и рубашке. Они сначала боялись, что Genesis так потеряет свой стиль, но нет: зал ревел от восторга, приветствуя Коллинза, — он сразу пришелся по душе публике.
Из ударника превратиться в лидера группы — это серьезная перемена статуса. Коллинз стал сразу всем нужен, он нарасхват, все дни и вечера расписаны: в понедельник — запись с группой Brand X… во вторник — приглашенный гость у Энтони Филлипса, потом еще репетиции, концерты, гастроли...
— Андреа, я тебя люблю, — эта мантра произносилась по телефону ежевечерне после концерта из любой точки мира, если Фил бывал не дома, и привычный ответ: «И я тебя» успокаивал, грел душу и развязывал ему руки: да, он женат, но у рокеров есть два незыблемых ритуала во время бесконечных разъездов: тяжелая пьянка после концерта и незнакомая девчонка в постели наутро, которую ты сам выбрал вчера. Жена — это святое, но при чем здесь жена? Это разные вещи. Черт, зачем на всю жизнь въелось в память, что той весной далекого уже теперь 1978 года он позвонил жене из отеля в Филадельфии, приготовившись сказать главные слова, но никто не взял трубку.
— Да просто телефон у вас там сломался, старик, — успокаивал Фила Бэнкс. — Они в вашем районе все время ломаются.
Ночью Филу приснилось, как его двухлетний сынишка Саймон уезжает куда-то на трехколесном велосипеде и машет ему рукой. До конца тура Коллинз дожил только потому, что оставалось меньше недели. Ураганом ворвался в дом — в прихожей на полу ни единой игрушки, хотя обычно они разбросаны повсюду. В их новой, покрашенной в разные цвета кухне — стерильная чистота, посуда перемыта — и никого. На столике в спальне Фил нашел записку: «Пожалуйста, не ищи нас и не трогай. Наши отношения навсегда закончены».
Андреа бросила его, потому что он совсем перестал уделять ей внимание, — это ясно; но как стало больно, когда узнал, что у нее была интрижка с дизайнером, которого Фил нанял отделывать их новый дом!
Драматические излияния Коллинза готов был ночи напролет слушать только один человек — его давний друг Эрик Клэптон. Тогда он был божественным гитаристом и законченным алкоголиком, безнадежно влюбленным в бывшую жену Харрисона. Эти горькие и прекрасные ночи, проведенные Коллинзом вместе с Клэптоном в их любимом пабе «Энигма»… Сколько выпито алкоголя, сколько проклятий послано бабам…
Пятый час утра, кроме них посетителей — никого, за окном мерцает единственный фонарь, они едва различают друг друга в густом табачном дыму. Неужели нельзя вообще прожить без женщин? В этом чаду, среди бередящих душу откровенных разговоров с Клэптоном у Фила впервые родилось желание писать тексты и музыку, чтобы выразить свои чувства.
После ухода Андреа Фил всю энергию вложил в запись своего первого сольного альбома.
Он спал в звукозаписывающей студии на продавленном потертом диване, не раздеваясь. Плевать, что в ребра впивались пружины и при любом движении Фила он омерзительно скрипел. По новой теории Клэптона, еда убивала тонкость восприятия звука, поэтому Коллинз упразднил еду: сигареты, алкоголь, часто травка — эти вещества усиливали чувства, которые он испытывал. Фил отощал, с него спадали штаны, он прицепил их к майке бельевыми прищепками и щеголял так по улицам. Сольник Коллинза под названием Face Values вышел весной 1981 года, и Фил ничего особенного не ждал. Первый сольник Гэбриэла, например, приняли прохладно, и, как правило, так оно и бывает. Однако все сложилось иначе: Face Value перекрыл все рекорды продаж, его тиражи превзошли все тиражи группы Genesis, а лирическая композиция In The Air Tonight бесконечно долго держалась на самой верхушке чатов.
Сын Фила от Андреа, Саймон Коллинз, тоже музыкант и тоже ударник, часто спрашивал отца, как ему удалось не зазнаться от славы, обрушившейся на его голову? Каково это — выходить к многотысячной толпе, когда люди свистят, орут, топают, приветствуют тебя, как бога, снизошедшего до них? Как с этим жить?
Хороший вопрос. Жить с этим сначала было отлично, а потом начались напряги. Чем больше Коллинза превозносили критика и публика, тем холоднее становились отношения с группой — oн же продолжал выступать с ними, а ребята считали, что сольными альбомами и выступлениями Коллинз ворует половину их успеха. Видеть недобрую ухмылку Бэнкса или слушать, как раздраженно разговаривает с тобой Резерфорд, ей-богу, было неприятно. Что касается девушек, то раньше их выбирал он сам, теперь же десяток красавиц, якобы во вкусе Фила, его менеджер собирал в специальной комнате: мол, выбирай любую, а они все одинаковые брюнетки в мини-юбках и с длинными ногами. Слава есть — дома нет. Деньги некуда девать, потому что Филу плевать, во что одеваться, он не таскается по курортам, не покупает особняков и островов, не увлекается дайвингом, ненавидит горы и хайкинг, он любит музыку и еще раз музыку. Больше ничего. Иногда Коллинз тратился на гашиш, но при его заработках это копейки; он покупал одно время кокаин, но потом умудрился слезть с него, пару раз увидев, что творилось с несчастным Клэптоном, который наркоманил на полную катушку и никак не мог с этим покончить. На пару с Эриком Фил несколько раз тоже попадал в больницу, где ему делали промывание желудка, пытаясь очистить от ядовитого коктейля из алкоголя и наркотиков, и в конце концов Коллинз решил, что хватит с него этих пыток, и от наркотиков отказался вовсе. В его жизни чего-то отчаянно не хватало, и в глубине души он конечно же понимал, чего именно: обычного человеческого счастья. Да только где же его было взять?
…— Папа, я не понимаю, как, будучи рок-звездой, ты умудрился жениться на моей маме! — это уже голос дочери Фила — Лили. Сейчас она, между прочим, вполне успешно делает карьеру актрисы в Голливуде, часто ему звонит, у них превосходные отношения.
Девочка получилась красивая, просто загляденье, и совершенно не похожа на свою мать. Лили не позволяет убирать из гостиной ее фотографию вместе с матерью, но когда Лили здесь нет, Фил всегда поворачивает снимок лицом к стене.
Уют и цветастые занавески, стерильный порядок и паника, если вдруг листок бумаги случайно спланировал на пол, а уж если Фил швырнул пиджак прямо на диван, то это уже вселенская катастрофа. Интересно, таковы все американские жены или только мать Лили — Джилл Тэвелман, ставшая в 1983 году второй миссис Коллинз? Собственно, ее личность исчерпывается тремя словами — уют, порядок и скука. Добавить нечего. В свое время Фил, которому сильно надоели его слишком разнузданная холостая жизнь и одиночество, увлекся первыми двумя качествами школьной учительницы из Лос-Анджелеса. С чего он вообще решил, что они будут отлично дополнять друг друга?
Первое время, впрочем, держалось шаткое равновесие. Джилл забавляла его: несмотря на то что они держали прислугу, она сама ежедневно проверяла, тщательно ли вытерта пыль во всех 12 спальнях их нового особняка в Суррее, начищена ли вся имеющаяся в доме обувь, ну и прочие глупости… Эта гусыня отпугнула всех друзей от их дома, она делала большие глаза от любого нелитературного, с ее точки зрения, слова. Но к стулу, что ли, надо было привязать язык Клэптона, или Планта, или Стинга, или, наконец, его собственный? В обществе его супруги приятели чувствовали себя, словно под присмотром строгой гувернантки.
— Где любовь? — продолжали стенать на два голоса Фил с Клэптоном в предрассветном сумраке бара. — Она вообще существует?
Все песни Коллинза, написанные в тот период, отражают эту тоску и полнейшую неудовлетворенность новой семейной жизнью. Иногда, подходя к краю сцены, Фил обращал этот вопрос непосредственно к переполненному залу; и его забавляло, как в ответ сотни девушек срывались со своих мест, готовые отдаться Филу прямо на сцене, чтобы доказать ему, что любовь есть. Даже музыка не заполняла растущей пустоты в сердце, даже то, что Коллинз сыграл наконец главную роль в полнометражном игровом фильме «Бастер», предварительно написав для него музыку.
Шел уже 1992 год, когда около своей артистической после концерта в Лос-Анджелесе Коллинзу показалось, что он встретил ту, которую искал. Да она же совсем не изменилась! Такая же гибкая, тоненькая, похожая на девочку, хотя ей, как и Филу, был уже 41 год. Лавиния Лэнг, его вторая школьная любовь. Они не виделись 20 лет! Ну да, кое-что изменилось, конечно: Лавиния уже оставила карьеру танцовщицы, была замужем за телепродюсером Бреттом Хадсоном, имела двоих детей. Вот, оказывается, чего Филу не хватало! Романа с замужней женщиной! Встречи украдкой, поцелуи и секс в наглухо закрытой машине, словно им снова по 15. Смешные кодовые слова по телефону, чтобы ее муж не догадался. Полеты на уик-энд в Лос-Анджелес, чтобы только поужинать с ней.
Коллинз чувствовал себя настоящим романтическим героем-любовником, пока ему однажды не вручили заказное письмо: «Если ты еще раз приблизишься к моей жене — я тебя застрелю. Не сомневайся». И подпись: «Бретт Хадсон, муж Лавинии». Неприятно, что это послание ему передали в отеле, находившемся неподалеку от дома его любовницы.
Ну да, Фил — трус. А кто сказал, что он — герой? Поэтому когда он выбрался тогда из отеля на парковку в Беверли-Хиллз, ему отчетливо показалось, что кто-то целится в него из приоткрытого окна стоявшей неподалеку машины. Нырнув в свою, Коллинз гнал по хайвею как ненормальный, пока его не остановила полиция.
— На меня покушались, — упавшим голосом промямлил Коллинз, и полицейский вызвал ему наряд охраны, который сопровождал его до самого аэропорта.
Нет, не Лавиния оказалась той любовью, которую Коллинз так призывал. Приехав вместе с Genesis в 1994 году в Цюрих с программой Both Sides, он издалека заметил стремительно и легко приближавшуюся к ним совсем молодую девушку небольшого роста, коротко стриженную, с высокими скулами и выраженной азиатской внешностью. Оказалось, что это их швейцарская переводчица Орианна Цевей. И жизнь полетела в тартарары, хотя поначалу Коллинзу казалось, что он поднимается по лестнице в небо. Орианна сразу ответила ему взаимностью. Она была на 20 лет моложе Коллинза, из семьи преуспевающего швейцарского бизнесмена, ловкая, хваткая, практичная.
— Ну что, старик, дело к свадьбе? — съязвил Майк Резерфорд, наблюдая ужимки и прыжки вокруг Орианны разом помолодевшего Коллинза, у которого снова, как у кота, загорелись глаза и в них появился масляный блеск.
— А вот представь.
Дальше все завертелось стремительно и бестолково. Коллинз свято уверовал, что Орианна — женщина его мечты, поэтому с прежней жизнью надо заканчивать.
— Ты никогда не разведешься, это одни слова, — подначивала его юная швейцарка.
— Спорим? — в Коллинзе взыграл подростковый азарт. Когда ему было 14 лет, он также на «слабо» ради девчонки ринулся в воду с 15-метровой вышки, хотя трусил до смерти. Этот разговор с Орианной проходил в офисе, где располагался цюрихский штаб их группы, рядом стояла факсимильная машина. Коллинз быстро присел к письменному столу, на секунду задумался и отправил домой жене факс: «Мы разводимся. Наша семейная жизнь закончена. Я к тебе не вернусь». Надо сказать, Орианна была весьма впечатлена таким поступком. Джилл Коллинз пришла в бешенство и не стала скрывать этот возмутительный документ от газет. На голову Фила со всех сторон обрушилось возмущение соотечественников, многократно усилившееся после того, как он в самом деле взял и переехал в Швейцарию. Писали, что знаменитый музыкант таким образом просто скрывается от налогов, хотя Филу плевать было на налоги, честное слово. При разводе с миссис Коллинз номер два он без звука отвалил ей астрономическую сумму в 17 миллионов фунтов стерлингов, о которой она заикнулась. Даже не пытался оспаривать. В конце концов, Джилл воспитывала их дочку Лили, с другой стороны, ему не терпелось поскорее избавиться от супруги.
Сначала они с Орианной снимали квартиру в Лозанне, потом он купил великолепный особняк на берегу Женевского озера, тот самый, что в десяти минутах ходьбы от его нынешнего дома. Сидя со своей любимой по утрам и на закате на террасе, Коллинз впервые в жизни ощущал себя человеком, достигшим блаженства, — ему хотелось весь день сидеть и смотреть, как Орианна легко порхает вокруг и что-то щебечет, вдыхать чистый ароматный воздух и не трогаться с места.
Жизнь начиналась заново.
Чтобы сохранить эту наконец-то найденную любовь, он был готов на все. В конце февраля 1996 года Фил Коллинз объявил участникам Genesis, что он покидает группу. Больше они ничего не могут дать друг другу, скандалы между ними перешли все возможные рамки; а сколько раз они подставляли Фила на сцене? Он поет, и вдруг бас-гитарист Резерфорд ускоряет темп, ставя солиста в весьма затруднительное положение: мол, выкручивайся, догоняй… Баста.
Расставшись с Genesis, Коллинз не сомневался, что делает это во имя новой настоящей любви. Больше работа не будет встревать в его отношения с любимой женщиной, собственные альбомы он теперь может записывать, не выходя из дома, — у него в подвале первоклассная студия. Но что-то пошло не так.
Постепенно усиливающийся ветер неудачи сначала казался случайным и преходящим… Шестой сольник Коллинза Dance Into The Light критика впервые приняла довольно холодно. Его обозвали «попсовым, слащавым, потерявшим тонус». Высоколобая арт-тусовка не пришла в восторг и от его музыки к диснеевскому «Тарзану», за которую Коллинз позднее получил «Оскар». Злые языки говорили, что юная швейцарка напрочь отбила у Коллинза хороший вкус. Тем не менее 24 июля 1999 года Фил отпраздновал с Орианной пышную свадьбу, пригласив на нее до 500 гостей и выкинув на это мероприятие целое состояние.
Снова и снова вспоминая свою короткую жизнь с третьей супругой, Коллинз думал: что же на этот раз он сделал не так? Он ушел из группы, свел к минимуму поездки, ублажал жену, как только мог, даже пытался сам готовить по кулинарной книге! Она не хотела бросать работу переводчицы, и каждое утро цокот ее торопливых каблучков болезненно ударял ему в сердце: он ревновал, хотя не показывал виду. В конце концов Фил занялся вещами, прежде совершенно ему не свойственными: ездил по цюрихским ювелирным магазинам и горстями скупал дорогущие украшения. Когда Орианна родила ему одного, а потом другого сына, он оба раза, пока жена еще не встала с постели после родов, устраивал ей водопад из бриллиантов, золота, жемчугов, сапфиров, изумрудов. Она радовалась как маленькая, хлопала в ладоши и восхищенно повторяла: «Ой! Ой! Это все мне?» Напрасно Орианна рассказала об этих эпизодах прессе, потому что в один из дней секретарь принес Филу короткий факс от бывшей жены Джилл Тэвелман: «Отольются кошке мышкины слезки». «Сука, — подумал он тогда. — Завистливая сука».
И вдруг градом посыпались несчастья. Однажды, когда Коллинз сводил альбом в своей домашней студии, он вдруг услышал резкий хлопок и почувствовал чудовищную боль в правом ухе. И воцарилась внезапная тишина. Мир звуков исчез.
Оказалось, что у него лопнула барабанная перепонка, и слух в этом ухе восстановить почти не удалось. Потом что-то случилось с шейными позвонками — нерв защемило так, что он почти не мог пользоваться кистью левой руки — а он ведь левша. Для него, никогда не болевшего, это драма — разом почувствовать себя инвалидом. В те дни зеркало в ванной отражало человека, которого Фил не узнавал: куда делись моложавость, задорные голубые глаза? На него смотрел старик: землистый цвет лица, морщины и взгляд, ставший вдруг несчастным, как у собаки.
Орианна обожала гостей и ночные тусовки в клубах, и еще совсем недавно он с удовольствием сопровождал ее. Но какой пыткой это стало теперь! Когда Фил нервничал и вокруг было шумно, он вообще не мог расслышать, что ему говорят. Орианна повторяла, потом теряла терпение и начинала кричать. Однажды он расслышал этот крик:
— Глухой тетерев!
Теперь Фил часто закрывался в своей комнате, и дети, обожавшие его, приходили к нему играть. Они забирались к нему на кровать, возили по нему свои машинки, рисовали вместе с ним. В тот ужасный период жизни Фила спасала привязанность его мальчуганов, в то время как любовь жены стремительно угасала. Под новый, 2006 год третья жена преподнесла ему сюрприз, объявив, что подает на развод.
На этом, собственно, и закончилась его жизнь, хотя он дышит и шевелится до сих пор. Тогда-то Коллинз и принял решение не возвращаться на родину, в Англию, а поселиться в нескольких минутах от своих растущих сыновей — это единственные существа, от которых Фил чувствовал живую любовь и которых обожал сам. Друзья, надо отдать им должное, пытались вытащить Фила из этой пропасти болезней и депрессий. Когда со слухом стало лучше, бывшие соратники пo Genesis в 2007 году вывезли его на последний совместный тур. Они проехали по Европе, Америке и Канаде, повсюду собирали полные залы, но Коллинз смертельно уставал. Он пел, практически не слыша собственного голоса, с особыми берушами в ушах — на этом настаивал его отоларинголог.
— Вам нельзя выступать, мистер Коллинз, — пытался отговорить Фила врач.
— Тогда мне придется повеситься. Это лучше?
После концертов они больше не пьянствовали, как раньше. Фил едва добирался до постели в своем номере — ему был нужен полный покой до следующего выступления. Глядя в белый потолок очередного номера отеля, Коллинз думал о том, что он больше не хочет заниматься музыкой. Она его бросила так же, как и Орианна.
…Сидя в шезлонге у спокойной глади Женевского озера, Коллинз не спешит отвечать на телефонные звонки. Он устал всем повторять, что вышел на пенсию и просит оставить его в покое. Несколько раз приезжал Клэптон, ставший теперь трезвенником и семейным человеком, но что счастливый может сказать несчастному?
— Держись, старик. Это пройдет.
О’кей. Кстати, что именно пройдет? Жизнь? Это наверняка. Но станет ли после этого веселее?
P.S. Осенью 2014 года пришли хорошие новости: английская певица Адель позвонила Коллинзу и предложила совместную работу над альбомом. До этого Фил даже не знал, кто она такая, но, посмотрев ее ролики в Интернете, вдруг воодушевился. Может быть, теперь Адель сумеет воскресить его к жизни?
Подпишись на наш канал в Telegram