В один из осенних дней 1865 года служитель египетского зала Британского музея приметил сухонькую пожилую леди. Она уселась на скамейку для посетителей, да так и просидела, не сходя с места, часов 5 или 6 — точь-в-точь как окружающие ее статуи. Служитель подошел спросить, все ли у нее в порядке, в ответ старушка посмотрела на него отсутствующим взглядом и снова уставилась на выломанный кусок стены с изображенными на ней красноватыми фигурками людей и древних богов со звериными головами.
Особенно пристально, как ему показалось, посетительница смотрела на центральную фигуру росписи — женщину в короне и в белом полупрозрачном одеянии с массивным ожерельем на груди. Она казалась настоящей великаншей на фоне прочих фигурок, застывших в одинаковой позе.
Пожилая дама просидела до самого закрытия. Покидая зал, уже у дверей она замедлила шаг, обернулась и снова впилась взглядом в древнюю царицу. Служитель отчетливо услышал слово «ведьма», произнесенное с нескрываемой ненавистью. Чем могла давным-давно умершая египетская царица Нефертари, великая супруга фараона Рамсеса II — «Та, для которой светит солнце», о чем гласила табличка, — насолить ей? Должно быть, сумасшедшая...
Покинув Британский музей, пожилая леди наняла кеб и попросила отвезти ее по адресу Даунинг-стрит, 5. Около дома она вышла и долго стояла, глядя на освещенные окна.
…Столько лет прошло! Конечно, здесь уже давно живут другие люди. И никто не узнает ее, Сару Бельцони, вдову «одинокого шакала египетских пустынь» и «гиены фараоновых гробниц». Господи, как только не называли ее беспокойного Джованни! Сара отпустила кеб и пошла в гостиницу пешком — хотелось немного побыть наедине с городом, который был свидетелем ее недолгого счастья. Теперь ее дом на Нормандских островах — там климат мягче, а после многолетних странствий по Египту ей больше по душе тепло. Египет... который все ей дал и все отнял. Нет, не Египет, а проклятая ведьма, умершая тридцать веков назад!
…Впервые она увидела своего Джованни на красочных афишах в году 1801-м — они висели по всему Дублину, сообщая, что в театре «Сэдлерс Уэллс» состоится выступление знаменитого «Самсона из Патагонии», «самого сильного человека в Европе». Юная ирландка Сара Бане, изящная, словно куколка, пепельная блондинка, отлепила от стены афишу и прихватила ее с собой. Неужели этот невероятный силач семи футов ростом и вправду патагонец? Афиши изображали Джованни Бельцони с загадочным непроницаемым лицом то в тигриной шкуре, обмотанной вокруг бедер, то в блестящей чалме и восточном халате. Впрочем, у Сары интерес к силачу только профессиональный — сегодня вечером они будут выступать в одной программе. Вот это и есть настоящая жизнь, а не та, что была ей написана на роду — в затхлых комнатах над отцовской бакалейной лавкой до скончания века. Какое счастье, что в один прекрасный день она покинула отчий дом и стала воздушной гимнасткой в бродячей цирковой труппе!
На Саре, когда они с Бельцони встретились за кулисами, был костюм ангела — белокурый завитой парик, тюлевая юбочка и крылья за спиной. Великан — она даже испугалась в первую секунду, — протянул ей свою лапищу.
— Добрый ангел! — произнес он на ломаном английском. — Ты хочешь сообщить мне какой-то хороший новость? Ведь ангелы всегда приносить добрый весть…
Это, наверное, был самый добродушный великан на свете — с темными длинными волосами, мягкими чертами лица и добрыми синими глазами.
Джованни почти совсем не говорил тогда по-английски, она не знала итальянского, бог знает, как они объяснялись, но, несомненно, хорошо понимали друг друга. Саре пришлось по душе, что и этого милого гиганта унес из родительского дома в далекой Падуе тот же ветер странствий, что и ее. И теперь — спасибо тому благословенному ветру, — они встретились.
И вот Сара уже стоит, балансируя, на самом верху пирамиды из двенадцати человек, храбро размахивая пурпурным флагом под восторженный рев толпы и топанье ног — так здесь привыкли выражать восхищение. Вот сидит рядом с Джованни в цирковом фургоне, который едет... не все ли равно куда, лишь бы с ним, и слушает его рассказы.
Семейство «патагонца» Бельцони было родом из Рима. Один из его благородных предков примкнул к бунтовщикам и, преследуемый властями, скрывался в Падуе. Отец Джованни был уже всего-навсего скромным цирюльником, посвятив свою жизнь бритью чужих подбородков, большому семейству и жене Терезе, которая слыла самой рослой женщиной Падуи.
Это была шумная, очень дружная итальянская семья. У Джованни, который родился в 1778 году, имелись трое братьев, многочисленные дядья, кузины и кузены. Жили часто впроголодь, но в ладу и любви. Подросший Джованни со временем начал помогать отцу, но в один прекрасный день кто-то рассказал 13-летнему мальчику, что неподалеку от Падуи есть удивительное место, где из-под земли бьют горячие ключи, и Джованни решил отправиться туда, прихватив 9-летнего брата Антонио. По дороге им встретилась телега, и братья попросили возницу их подвезти. В качестве платы за проезд «предприимчивый» Джованни отдал свои ботинки.
Оказалось, за пределами Падуи простирается огромный прекрасный мир. А где-то там, за холмами, Рим — невероятный город, о котором Джованни столько слышал от родных. Вот бы попасть туда! С этого дня парнишка прямо-таки возненавидел и Падую, и отцовскую цирюльню. В шестнадцать лет уже не было на свете той силы, которая удержала бы его в родных стенах. Напутствуемый благословением матушки Терезы, Джованни, которого давно интересовала гидравлика, отправился искать счастья в Рим и нанялся на строительство фонтанов. Он решил всерьез изучать инженерное дело, но планы спутала прекрасная синьорита, похитившая сердце юноши. Далее вокруг юного Голиафа, как прозвали его друзья, разыгрались воистину шекспировские страсти — девушка забеременела и, решив избавиться от ребенка, доверилась какому-то медику-коновалу. Через несколько дней бедняжка отдала богу душу, а на Джованни набросились ее родственники. Спасаясь от преследователей, он нашел убежище в монастыре ордена капуцинов, где, терзаясь угрызениями совести, вознамерился принять постриг. Ну а пока молодой послушник обустраивал в обители артезианский колодец.
Скоро в Рим вошли наполеоновские войска. И улицы Вечного города наводнили отряды вербовщиков, которые устраивали настоящую охоту на молодых людей, забирая их во французскую армию. Однажды попался и непоседливый послушник — на улице Джованни остановил «вербовочный патруль», который совершенно не смутило то, что юноша одет в рясу. Но французы недооценили силу Голиафа из Падуи — ударом кулака он сбил с ног «охотников» и дал стрекача.
Скитаясь по Европе, он приторговывал какими-то сомнительными брошюрами и четками, пока в Ганновере его все-таки не «забрили» в прусские оккупационные войска, но оттуда Джованни попросту дезертировал и от греха подальше подался в Англию.
Там он устроился в театр «Сэдлерс Уэллс». Работал фокусником, играл на гармонике, вступал в схватку с живым медведем, рвал цепи движением мускулов, пробовал конструировать и показывать «танцующие» фонтаны. Потом сделал стальную раму, на которой размещались двенадцать человек, и поднимал все это сооружение, неизменно вызывая бурю рукоплесканий. Номер быстро стал популярен, Бельцони объехал с ним всю Европу. Пришлось признать — никому не нужны его навыки инженера-изобретателя, все хотели видеть только «Патагонского Самсона».
…Саре было совершенно все равно, где родился ее любимый великан и какой путь он прошел до встречи с ней. Скоро на Британских островах не осталось места, в котором они бы не побывали с выступлениями. Сара даже не запомнила названия города, в котором их обвенчали в маленькой церкви, — это тоже не казалось существенным. Ей едва исполнилось двадцать, Джованни был старше на четыре года. Все имущество молодоженов помещалось в цирковом фургончике. Это было самое счастливое время — Сара и на край света за ним отправилась бы, никакие трудности ее не пугали. Они побывали в Испании, Португалии, на Сицилии. Так, в скитаниях, миновало почти десять лет. Со временем Сара начала уставать — ей хотелось, чтобы ветер странствий, который носил их с места на место, однажды вдруг стих. Все чаще она думала о домике с белыми занавесками на окнах и — о боже! — своих тарелках, кошке у камина, ребенке, наконец! Но Джованни твердил, что они пока не могут позволить себе детей.
Однажды супруги странствовали по Мальте. В тот вечер представление поначалу шло как обычно. Дождь стучал по парусиновому куполу шапито, а на арене «самый сильный великан» носил на стальной раме дюжину человек. Неожиданно пирамида покосилась, и маленькая белокурая женщина на ее вершине вскрикнула, но не от страха за себя, — Сара поняла, что мужа вдруг оставили силы. Что ж, Джованни ведь не молодеет — ему все тяжелее даются выступления. Секунда — и все участники пирамиды оказались на песке арены — благо падать невысоко, а цирковые всегда готовы к подобным неожиданностям. Сара бросилась к мужу, который лежал на арене без сознания.
Очнувшись, он только и говорил, что об удивительной женщине, которую видел в забытьи — она похожа на богиню и вся сияла. Женщина сказала, что он не заслуживает такой жалкой судьбы и что в далеком Египте она укажет ему храм, лежащий под песчаными барханами, — в нем хранятся сокровища…
…Великая царская супруга Нефертари в то утро проснулась обеспокоенной. Выйдя на балкон, она обозрела благословенный Пер-Рамсес — «Дом Рамсеса», новую столицу, которую муж выстроил для нее. В помпезном Мемфисе и Фивах Нефертари чувствовала себя неуютно — возможно, потому, что там прошли нелегкие дни ее юности. Сколько она пережила там! Пока Рамсес вел бесчисленные войны с хеттами, она вела свои собственные в стенах гарема. Теперь-то уже никто не усомнится в особом положении Нефертари…
В стране запрещалось говорить о происхождении царской супруги — ведь Нефертари не была родовита. Для народа Египта она была женой бога, а значит, богиней. Бывают ли родители у богинь?.. Когда она стала женой Рамсеса, наследника египетского трона — рыжеволосого, с «ястребиным», как и у всех его предков, носом, никто и подумать не мог, что однажды Нефертари будет отмечена титулом «царская супруга, великая и любимая». Сколько раз ее пытались отравить, насылали порчу, подбрасывали гремучих змей в бассейн для купания, называли ведьмой — не потому ли так слепо выполняет все ее прихоти фараон?.. Когда несколько лет назад Рамсес вознамерился возвести в Нубии огромный храм в честь Нефертари — Абу-Симбел, во дворце вновь заговорили о том, что это ее каприз.
Первой заметила сметливость и ум Нефертари старая мать Рамсеса. Великая царская супруга фараона Сети I, Туйя, проводила церемонию посвящения в служительницы культа богини Хатор девушек, приехавших из всех земель в главный храм Мемфиса. Прошедшим строгий отбор предстояло показать свое умение петь и танцевать, играть на систре и, главное, знание обрядов.
По сравнению с Нефертари другие девушки выглядели бледными тенями. Больше всего Туйе понравилась ее гордая осанка и светящийся в глазах ум.
После просмотра царица попросила привести девушку к ней и объявила: «Поедешь со мной в Фивы и будешь моей домоправительницей. Мне нужен рядом человек, которому я могла бы доверять. Ты не будешь кичиться своей родовитостью и бездельничать, — супруга Сети взяла девушку за подбородок и вгляделась в ее лицо. — Знаю, ты хочешь служить богам, но это не твой удел. Ты не понимаешь этого сейчас, но поймешь позже».
Оказавшись во дворце, Нефертари держалась в стороне от интриг и сплетен, целиком посвятив себя служению царице-матери, не догадываясь, что Туйя внимательно присматривается к ней и что ее планы относительно Нефертари простираются гораздо дальше дворца. Фараон Сети I все больше сдавал и готовился назначить соправителем своего сына — Рамсеса. А соправителю полагается иметь свой собственный гарем и свою великую царскую супругу. Зная это, знатные фиванские вельможи всеми правдами и неправдами пытались пристроить дочерей в гарем наследника. Вдруг какой-нибудь да повезет, и она станет великой царской супругой будущего фараона.
Туйя же при каждом визите сына в свой дворец под каким-либо предлогом вызывала молодую домоправительницу: рядом со своим Рамсесом она хотела видеть ту, кого выберет она, ту, кем можно управлять.
— Ты станешь женой моего сына.
— Но у него уже есть жена! — Из рук девушки посыпались свитки посланий, которые она принесла царице-матери. — Совсем недавно Рамсес взял в жены дочь знатного вельможи Иситнофрет! — воскликнула Нефертари.
— Эта… — Туйя махнула рукой. — Страсти юности быстро проходят. Его гарем будет обширен — так положено. Но великой царской супругой воплощения Ра будешь ты. Я вижу, что у вас с моим сыном одна душа.
Будь даже мой сын простым писцом или гребцом на Ниле, боги все равно соединили бы вас. Но он будущий фараон, и ты должна стать достойной его. Тогда твои дети будут наследовать ему, как дети великой царской супруги.
Потрясенная Нефертари смиренно поклонилась. Что, если царица ошибается и вовсе не ей суждено стать великой царской супругой?
...Сидя в резном кресле, великая царская супруга Нефертари любовалась стаями ибисов, устремляющимися в сторону Фив. Там, в старом дворце, осталась доживать свой век ненавистная соперница Иситнофрет. Покойная царица-мать оказалась права — Иситнофрет сама вырыла яму, в которую и угодила. Принялась интриговать и примкнула к группе бунтовщиков, мечтавших о возведении на престол брата Рамсеса. Когда планы заговорщиков раскрылись, Иситнофрет впала в немилость.
Родившиеся у Нефертари четверо сыновей окончательно упрочили ее положение. Сын опальной Иситнофрет, конечно, внушал ей опасения, но впереди еще много времени, чтобы переманить мальчишку на свою сторону.
Нефертари покинула балкон. Неслышно появились служанки и принялись облачать царицу — сегодня им с Рамсесом предстоит появиться в «окне явлений» — на торжественной церемонии посвящения в важнейшую в государстве должность верховного жреца Амона Фиванского.
Ее шею обвило массивное ожерелье из бирюзы, на ногах застегнули золотые сандалии, поверх парика водрузили корону с двумя страусовыми перьями, заключавшими между собой солнечный диск бога Ра. Но сегодня ничего не радовало царицу, и всему виной странный сон — сколько раз он уже повторяется?
Церемония началась, фараон и его великая царская супруга поздравили нового верховного жреца с назначением, преподнесли ему подарки — золотые ожерелья и чаши. Подавая жене руку, Рамсес коротко спросил:
— Что тревожит твое сердце?
Конечно, после стольких лет, прожитых вместе, он знает ее как себя.
— Вот уже несколько ночей подряд мне снится странный сон, — призналась Нефертари. — Мне снится Абу-Симбел, но не таким, каков он сейчас. Я вижу его будто бы через множество лет. Он полностью сокрыт под песчаными холмами. Кругом — совсем другие времена, и никто больше не почитает богов. Твоя слава, — голос царицы дрогнул, — померкла, никто не помнит наших имен и твой прекрасный храм…
— Твой сон, возможно, не означает ничего плохого. Боги часто посылают нам просто предупреждения, — пытался унять ее тревогу Рамсес.
— Еще я все время вижу какую-то дальнюю страну и человека, — Нефертари задумалась, припоминая. — Он… не знаю… должно быть, рыночный плясун. Огромного роста. И каждый раз, когда я вижу его, почему-то знаю, что он может вернуть нашу славу…
— Тогда, — Рамсес улыбнулся, — почему бы тебе не поговорить с ним в следующий раз, моя чародейка?..
...«Что это за страна такая, Египет, куда так рвется Джованни?» — недоумевала Сара. С недавних пор мужа словно околдовали, он твердит только о сокровищах, которые поможет ему найти загадочная женщина из сна.
— Здесь мы никому не нужны, — убеждал жену Джованни. — Надо ехать, наше будущее там.
— Куда и, главное, для чего? — пробовала образумить его Сара. — Это только плод твоего воображения.
Но Джованни упрям как мул. В прибрежном кабачке на Мальте он познакомился с капитаном Исмаилом Гибралтаром, агентом хедива Мухеммеда Али. Тот искал в Европе инженеров, которые согласились бы поработать в Египте.
Своими познаниями в гидравлике гигант-циркач произвел впечатление на капитана и был приглашен разрабатывать новейшую модель водоподъемника.
Денег не было совсем, но Джованни это не остановило, он нанялся на судно простым матросом. Весной 1815 года Сара и Джованни со слугой Джеймсом высадились в Александрии, потому что в Каире свирепствовала чума. Но что Бельцони чума?! Оставив Сару со слугой в городе, он с ближайшим караваном отправился на встречу с хедивом в каирский дворец и был принят на службу с хорошим жалованьем.
Бельцони обнаружил, что в Египте полно европейцев, которые заняты поисками сокровищ фараона. Якобы некий француз расшифровал древние надписи на пирамидах возле Каира, где сообщается о золотых статуях внутри усыпальницы. Вот только ни в одну еще никто не смог проникнуть... Сара пребывала в отчаянии — муж все больше увязал в своих фантазиях. Какое золото? Здесь же нет ничего, кроме песка, камней и адской жары.
К ее счастью, чтобы раздобыть деньги на экспедицию, требовалось время, и супруг вынужден был оставаться в Каире. В течение года Бельцони работал над водяным колесом и наконец продемонстрировал хедиву машину, приводимую в движение одним быком в саду его дома. Все прошло замечательно — новый водоподъемник вполне мог заменить четыре старых. Не рады были только придворные инженеры, перед которыми замаячила перспектива потерять работу. В результате их интриг хедив счел колесо опасным, а проклинающий египтян-интриганов и тупого египетского правителя Бельцони оказался без денег.
Но вскоре судьба свела его со швейцарским путешественником Иоганном Людвигом Буркхардтом — тот только что вернулся из Нубии и очаровал Джованни рассказами о своих приключениях. Как-то Буркхардт обмолвился об огромной, высеченной из камня голове, лежащей посреди развалин храма на месте древних Фив. Бюст этот не так давно попался на глаза английскому консулу и большому любителю древностей Генри Солту, собиравшему артефакты для Британского музея. Консул загорелся идеей доставить голову в Лондон, но не знал, как подступиться к восьмитонной громадине. Бельцони предложил свои услуги и летом 1817 года вместе с Сарой, слугой Джеймсом и переводчиком-пьяницей пустился в путь по Нилу. Три недели спустя Сара уже разбивала лагерь в развалинах древнего храма. Всю ночь она не спала — казалось, что стоит сомкнуть веки, и злые духи оживут, обретя плоть.
Джованни, отправившийся наутро осматривать каменную голову, вернулся, весь дрожа от возбуждения.
— Ты должна пойти со мной!.. Я нашел ее!.. — Он привел Сару к месту, где из песка, точно обломанный зуб, торчал фрагмент древней стены с сохранившимися росписями. — Вот она!
Сара увидела изображение женщины в прозрачных белых одеждах, в замысловатой короне, которую венчал гриф с распростертыми крыльями. Золотые браслеты украшали ее руки, шею обвивал золотой воротник-ожерелье.
— Она улыбается мне! Мы на верном пути, Сара! Скоро мы будем богаты! — Бельцони в восторге закружил жену.
«Куда еще заведет нас эта ведьма?» — подумала Сара.
Операция по доставке огромной каменной головы стоила супруге Джованни немалых нервов. Соперник ее мужа, Бернардино Дроветти, тоже охотившийся за египетскими древностями для французского музея, пронюхал о находке Бурхардта и Бельцони. О Дроветти ходили ужасные слухи — якобы у него в подчинении целая шайка головорезов и он не гнушается убийствами, лишь бы заполучить желаемое. И вот теперь муж Сары перешел ему дорогу. Дроветти подкупил местного управляющего, желая сохранить каменную голову для себя, и тот отказался предоставить Бельцони людей. Правда, быстро пошел на попятную, когда импульсивный итальянец пригрозил египтянину пистолетом.
Работа началась — восемьдесят мужчин под палящим солнцем с помощью рычагов подвели под статую настил и, подкладывая под него деревянные катки, поволокли к Нилу. Слуга Джеймс не вынес дикой жары и был отправлен на носилках в Каир. Скоро свалился и сам Бельцони — он не мог есть, из носа непрерывно шла кровь, к тому же из-за сверкавшего на солнце песка его постигла куриная слепота. Саре пришлось взять дело в свои руки. Через две с половиной недели скульптуру наконец погрузили на барку.
Теперь у Бельцони появились деньги, и он отправился в Долину царей.
Парочка ушлых арабов предложила провести итальянца через лабиринт в гробницу, где будто бы стоит древний саркофаг. «Такие вещи дороже золота, любой музей Европы заплатит за него огромные деньги!» — радовался Джованни. Вооружившись факелами, они с Сарой и со своими провожатыми пробирались по душным коридорам древней усыпальницы. Иногда потолок становился настолько низок, что приходилось ползти по грудам человеческих костей. Бельцони начал понимать, что выбраться самостоятельно обратно они скорее всего не смогут. Тут-то жулики и явили свое истинное лицо, потребовав денег за то, чтобы вывести их наружу. И вдруг один из них внезапно провалился в дыру в полу и сломал ногу. Бельцони пришлось вытаскивать негодяя и на себе нести до самого выхода.
Впрочем, саркофаг он все-таки нашел. Иногда Саре казалось, что мужу и впрямь помогает какая-то таинственная сила. Бродя по развалинам очередного храма или гробницы, он вдруг останавливался, вперив взгляд в землю, и произносил: «Здесь надо копать». И нанятые рабочие выкапывали из земли древнюю статую львиноголовой богини или каменных священных скарабеев. Он отыскивал входы в древние гробницы, находил незакрепленные каменные блоки, вынув которые, можно было попасть внутрь.
В один из дней Джованни объявил: «Мы плывем в Нубию». Спасенный жулик в благодарность рассказал Джованни о занесенном песком храме где-то в тех краях. Это место называлось Абу-Симбел. Сара была уверена, что это очередное вранье, однако араб клялся, что говорит правду. В Асуане местный чиновник, узнав о проезжающих европейцах, по просьбе своих многочисленных жен, никогда не видевших белых женщин, пригласил чету Бельцони в гости. Пока мужчины разговаривали, Сару отвели в гарем и предложили кофе и кальян. Египтянок поразила ее шляпка и волосы. Носовой платок тоже вызвал их живейший интерес, но окончательно они были заинтригованы латунными пуговицами жакета гостьи, решив, что в них спрятаны деньги.
...Нефертари, лежа на палубе под тентом, украшенным цветами лотоса, созерцала дикие берега Нубии. Шел двадцать пятый год правления Рамсеса Великого, при котором Египет процветал в мире и покое. Барка плыла в полной тишине — не играли на арфах музыкантши, не слышался веселый смех ее дочери Меритамон.
Все знали — царица больна. Рамсес созвал лучших лекарей из Египта, Греции, даже из далекой Индии и Китая, но врачеватели ничем не могли помочь — его Нефертари угасала. Царь впадал в отчаяние — неужели он, воплощение бога на земле, не в силах помочь любимой жене?! В один из дней Нефертари попросила:
— Хочу снова увидеть храм, который ты выстроил для меня.
Гребцы причалили к берегу. Бережно поддерживая супругу, Рамсес помог ей спуститься по сходням. Фараон втайне надеялся, что боги услышат его и здесь, в храме Нефертари, произойдет чудо — жена поправится, ведь жизнь и смерть в руках богов.
Около месяца простояла царская барка на пристани близ Абу-Симбела, каждый день царицу относили в храм на носилках и там оставляли с супругом одних.
«На что все победы, на что власть и слава, если Нефертари, моя улыбка солнца, готовится покинуть меня, и я ничего не могу сделать, чтобы удержать жену? — горестно думал Рамсес. — Даже если я возведу еще десять храмов, все равно не удержу ее».
И вот наступил день, когда на рассвете, взяв холодеющее тело жены, фараон перенес ее через порог и высоко поднял навстречу поднимающемуся солнцу, точно надеясь, что оно своими лучами вернет ее к жизни.
...«Это безумие — твердила Сара. — Полагаться на слова какого-то бандита». У них почти не осталось средств, нужно вернуться в Каир, получить деньги за транспортировку статуи, возможно, выполнить еще один заказ консула. В Европе готовы платить бешеные деньги за любой жалкий клочок папируса или кусок стены с древним барельефом.
Они могли бы скопить достаточно, чтобы вернуться и купить собственный дом. Как же она устала от жары, устала глотать пыль, ходить в арабской мужской одежде — для европейки в этих краях это единственный способ путешествовать, не привлекая внимания местных. «Все это мелочи, — упирался Джованни. — Меня ждет Абу-Симбел!»
Наконец терпение Сары иссякло, и она потребовала высадить ее в ближайшем порту, объявив, что возвращается в Каир и будет ждать его там ровно два месяца. Если через два месяца муж не вернется, она отплывает в Европу!
Не прошло и месяца, как Джованни приехал в Каир, сообщив, что Абу-Симбел он отыскал. Местные указали ему на каменного колосса, до колен засыпанного песком. Джованни нанял сорок человек, и они принялись копать. В этой области пустыни ходили легенды о спрятанном под песками храме, полном драгоценностей, — Бельцони был уверен, что речь идет именно об Абу-Симбеле.
Он описывал жене, что почувствовал, когда в один прекрасный день огромная толща песка вдруг сдвинулась и поползла, открывая исполинскую статую сидящей женщины… Как она улыбалась — улыбалась ему, ведь он нашел ее, он, Джованни!
Но раскопки пришлось остановить — кончились деньги. На острове Филэ Джованни обнаружил, что люди Дроветти пробрались на временный склад, где Бельцони хранил найденные артефакты, и, не в силах унести их, попросту расколотили молотками все статуи и барельефы. Следующим ударом было то, что за транспортировку каменной головы Генри Солт заплатил Джованни смехотворную сумму — всего сто фунтов! Отныне он будет работать только на себя! Больше никаких английских лордов, которые смотрят на него, как на простолюдина, годного лишь на то, чтобы рыться в песке и находить для них сокровища.
Что ж, он знает, где достать деньги, чтобы вернуться в Абу-Симбел. Они с Сарой отправились в Луксор на раскопки скальных гробниц. Считалось, что там хоронили людей небогатых, но Джованни и здесь умудрялся находить ценности, точно их подбрасывала ему чья-то невидимая рука.
В Луксоре Бельцони осмотрел один из давно открытых храмов и обнаружил нераспечатанную камеру со статуей бога с головой сокола. Неожиданно чья-то тень заслонила вход, Бельцони обернулся и увидел, как в полутьме блеснул ствол пистолета. Джованни хватило пары секунд, чтобы кинуться на стрелка и вырвать оружие. Неудачливый убийца оказался человеком Дроветти. Сданный властям, он впоследствии рассказывал, что промахнуться было невозможно — их с Бельцони разделяли лишь несколько шагов, но в момент выстрела огромная статуя, стоявшая в углу, ожила и заслонила собой итальянца...
После неудачного покушения Сара умоляла мужа уехать в Европу — он нашел уже достаточно, но Джованни точно не слышал ее: собирался продать кое-что из найденных вещей и на вырученные деньги предпринять еще одну экспедицию в Нубию. Сара была уверена — если однажды муж найдет древнюю сокровищницу, набитую золотом, то и тогда не уедет из этой проклятой страны и не выбросит из головы мысли об Абу-Симбеле.
…Пожилая леди остановилась на Пиккадилли напротив фасада Египетского зала. Вот оно, место, где она была воистину счастлива. Одно из немногих мест на земле. Но ее муж, после того как все-таки проник в храм Абу-Симбел, похоже, больше уже никогда не был счастлив.
...1 августа 1817 года двери храма в Абу-Симбеле были открыты, и Бельцони начал спускаться вниз. Сара, трепеща, следовала за ним. По пути им пришлось пережить ужасную песчаную бурю и бунт экипажа нанятого судна.
Внутри оказалось всего несколько статуй — ни золота, ни мумий, ни папирусов, ни драгоценных украшений. Умершая колдунья обманула Джованни! О, она была здесь повсюду — смотрела с барельефов, пряталась в гигантских каменных статуях. Да, храм был чудом, но его нельзя унести с собой! Джованни надеялся найти здесь могилу самой Нефертари, которая должна быть богато украшена, но увы… Саре пришлось несколько дней ждать, пока Джованни скопирует со стен иероглифы — он надеялся отыскать в них ключ к разгадке: говорят, некий француз Шампольон недавно расшифровал египетские иероглифы. В храме царила ужасающая жара, и бумага сразу становилась мокрой от пота.
Наконец-то после десятилетнего отсутствия они возвращаются в Европу, к цивилизованным людям! Сара так устала от мертвых камней вокруг себя. А этот затхлый воздух гробниц и храмов, который валит с ног. Вороватые арабы, ночевки на египетских суденышках, опасные конкуренты — все это позади!
Однако требовалось еще получить разрешение на вывоз коллекции. Джованни отправился на поклон к Халиль-бею, правителю Верхнего Египта. «Зачем вы вывозите наши камни, разве в Европе их мало?» — недоумевал правитель. Джованни выручила истинно итальянская способность не лезть за словом в карман. «О, в Европе камней предостаточно, — небрежно бросил он, — но египетские — лучшего качества». Разрешение было получено.
Через Италию, где в родной Падуе ему устроили грандиозный прием, Бельцони двинулся в Лондон. По пути он встретился с Шампольоном. Француз сумел прочесть скопированные итальянцем иероглифы, они гласили: «Наследственная знатностью, Великая милостью, красотой, сладостью и любовью, Владычица Верхнего и Нижнего Египта, госпожа Абу-Симбела, возлюбленная Мут, правогласная перед Осирисом нашла покой в Месте Красоты». Место Красоты — где это? Увы, Шампольон не знал ответа.
Однако нужно было готовить выставку. Египетский зал, лишь недавно построенный на Пиккадилли в угоду сошедшей с ума на почве египтологии британской публике, стал идеальным местом. Здесь Бельцони воспроизвел помещения древнеегипетской гробницы, набив их найденными артефактами. В день открытия Джованни устроил настоящее шоу для избранных, публично сняв бинты с одной из привезенных им мумий. После этого двери выставки были открыты для широкой публики. Бельцони, облаченный в пышно расшитый арабский бурнус, сам встречал посетителей. В первый же день на выставку пришло почти две тысячи человек. Вечером Джованни с Сарой разбирали визитки высокородных посетителей. Леди Каролина Лэм, герцогиня де Бофор, Вальтер Скотт, Перси Биши Шелли... Деньги текли к ним рекой. Слава Бельцони росла, он уселся за описание своих египетских приключений, и скоро книга увидела свет.
В 1822 году он побывал в России, где царь Александр I удостоил его личной аудиенции. Российский монарх давно интересовался масонством и хотел узнать, действительно ли итальянец видел в древних гробницах масонские символы. О чем говорили царь и бывший циркач, так и осталось тайной. Известно лишь, что Александр I пожаловал Бельцони кольцо с огромным аметистом и двенадцатью бриллиантами, с которым тот отныне не расставался.
Впрочем, внезапно пришедшая слава так же быстро покинула Джованни. В Париже его выставка уже не имела подобного успеха. Он предложил Британскому музею купить свою коллекцию, но музей не так давно приобрел коллекцию Генри Солта и отказал итальянцу.
— Нужно поехать в Европу с лекциями, — настаивала Сара, — чтобы о тебе снова вспомнили.
Она была в отчаянии — Джованни объявил, что возвращается в Египет. Оттуда по реке Нигер он отправится на поиски исчезнувшего города Тимбукту. Продаст на аукционе часть своей коллекции и добудет деньги на экспедицию.
— Что ты хочешь найти там?! Там ничего нет! Там только мертвые камни и призраки! А я здесь, я живая!.. — негодовала Сара. Но это было все равно что взывать к одной из статуй египетских богов.
Через полгода после отъезда Джованни в их доме на Даунинг-стрит появился Джон Ходжсон, основательно прокопченный, заросший бородой капитан брига «Провиденс». Помявшись, он вынул из кармана смятый конверт и аметистовое кольцо. Сара вскрикнула и упала в обморок.
Невнятно мямля слова сочувствия, капитан поведал, что в Бенине Бельцони, путешествовавший с караваном из шестнадцати верблюдов, слег с дезинтерией. Пробовал лечиться опиумом и касторовым маслом, но за неделю болезнь превратила могучего гиганта в обтянутый кожей скелет. Почувствовав, что умирает, Джованни написал несколько писем друзьям, в которых просил позаботиться о Саре. К тому времени, когда капитану «Провиденса», стоявшего на рейде, рассказали об умирающем в убогой гостинице европейце, слуги Бельцони уже успели обчистить хозяина до нитки. Саре он написать не успел. Лишь просил капитана передать ей кольцо и триста фунтов, которые припрятал в одежде. Капитан рассказал, что незадолго до смерти лицо Бельцони вдруг осветилось и он явственно произнес: «Она здесь… Она улыбается мне». Сара лишь горько усмехнулась сквозь слезы. Даже в последние минуты жизни мысли мужа были не о ней. В тот же день Джованни предали земле под раскидистым деревом, какие не растут здесь, на севере. Стараниями капитана Ходжсона на могильном холме поставили крест и прибили деревянную табличку с просьбой к любому европейцу, которого судьба занесет в эти дикие края, по возможности подправлять могильный крест, под которым упокоился великий путешественник и ученый. Впоследствии никто не смог указать точное место его могилы.
…Сара должна была еще раз, возможно в последний, увидеть ее. Она слышала, что храм Абу-Симбел ныне самое посещаемое туристами место в Египте. Что ж, эта ведьма добилась своего… О ней знают, ее помнят. Ею любуются.
После смерти Джованни в 1823 году Сара прожила еще более сорока лет, оставшись почти без средств к существованию. Она пробовала выставлять остатки коллекции Бельцони, но выставка не имела успеха. Написала собственные мемуары о египетских находках под названием «Пустяковые женские заметки миссис Бельцони». В 1852 году Сара прочла в газете, что заклятый враг ее мужа, Дроветти, повредился в уме и окончил свои дни в Туринской психиатрической лечебнице.
Сара долгие годы хлопотала о назначении ей пенсии, но все усилия были напрасны. Лишь в 1851 году парламент распорядился назначить вдове путешественника пенсию, и то после статьи в The Times, где рассказывалось о ее бедственном положении. Она умерла на острове Джерси в возрасте 87 лет.
Через десять лет после смерти Сары археологи Масперо и Бругш обнаружили в скалах-тайниках Дейр аль-Бахри мумию Рамсеса Великого. Фараон стал экспонатом Каирского музея — впрочем, довольно беспокойным. Как-то одна из полос истлевших повязок савана порвалась, и у всех на глазах фараон поднял руку, разбив стекло витрины. Посетители в ужасе кинулись прочь, кто-то упал в обморок. А вскоре стали появляться первые романы-ужастики об оживших мумиях.
По данным исследователей, Рамсес прожил долгую жизнь и умер почти 90-летним старцем. Конец его жизни был печален — ни один из их с Нефертари сыновей не пережил великого фараона. Место великой царской супруги так и осталось до конца его жизни незанятым. Заботу о гареме взяла на себя их дочь Меритамон. После смерти Рамсеса на трон взошел сын опальной Иситнофрет, который распорядился сбить отовсюду имя Нефертари — ненавистной соперницы его матери.
В 1952 году в Египте произошла революция, и в 1953-м новое правительство приняло решение о создании на Ниле гидроэлектростанции. Для этого около Асуана нужно было построить плотину. Инженеры рассчитали, что в результате разлива реки озеро Насер поглотит Абу-Симбел. Британские ученые предлагали затопить комплекс, поместив его в подобие аквариума, через стены которого можно было бы любоваться на храмы, проплывая по Нилу. Однако все-таки приняли другое решение: распилить скалу и храмы и перенести их по частям выше. Перенос храмового комплекса Абу-Симбел считается самым грандиозным проектом по спасению памятника архитектуры. Операция по переносу заняла около четырех лет. Каждый фрагмент храмов пронумеровали, переместили и заново собрали на 65 метров выше и на 200 метров дальше от Нила — там Абу-Симбел стоит и поныне. Гробница же самой Нефертари — Место Красоты — так и не была найдена...
Подпишись на наш канал в Telegram