В первый же сезон американский сериал «Декстер» стал сенсацией. Маньяк на службе в полиции, хладнокровно карающий других серийных убийц, — такого мир еще не видел. Критики были в восторге, общественные организации кричали об аморальности и беспрецедентной жестокости, психологи писали научные работы, посвященные новому типу «героя нашего времени». За восемь лет «Декстер» побил все рекорды по количеству зрителей и был признан одним из самых успешных сериалов в истории индустрии. Слава же исполнителя главной роли Майкла С. Холла росла с каждым днем.
Он номинировался на все возможные премии, получил «Золотой глобус» как лучший актер и главную награду Гильдии киноактеров США, стал одним из самых востребованных актеров своего поколения. Его карьера и личная жизнь казались образцом успеха. А в 2010 году поклонников и коллег Холла ошеломила ужасная новость: у него обнаружили рак.
Папарацци беззастенчиво торговали его фотографиями, сделанными во время курсов химиотерапии, — отечное лицо без бровей и ресниц. Продюсеры осторожно обсуждали, что делать с сериалом: такая незадача — на Холле завязан сюжет, да и рейтинги, как назло, рекордно высокие. Поклонники забрасывали письмами — помимо сочувственных, там были и откровенно гадкие: полностью ассоциируя актера с его героем, ему писали, что болезнь — кара за совершенные им убийства. А сам он думал о том, что слишком долго бегал от смерти. И что она, похоже, его догнала.
Как бы он пережил этот кошмар без своей жены? Дженнифер была рядом и с самого начала нашла единственно правильную манеру поведения — она просто оставалась собой. Не сюсюкала, не изводила его жалостью, а с другой стороны — не делала вид, что все нормально. Сказала, что они через все пройдут вместе, и сдержала слово.
Досадной неизбежностью стала необходимость посещать психоаналитика. Стандартная практика для онкобольных, в его случае еще и подкрепленная настоятельным требованием студии. Подобные вещи Майклу всегда давались трудно — потребность в самокопании он сполна удовлетворял актерством, в остальном же был очень замкнутым и вовсе не горел желанием рассказывать стороннему человеку о каких-то интимных переживаниях. Поначалу у него даже мелькнула шкодливая мысль попросту «сыграть» эти сеансы, выдавая прочувственные признания по известным шаблонам. Он поделился этой затеей с Дженнифер, но та против ожиданий не поддержала его, не сказала, что «так с этими мозгоправами и надо». Она, наоборот, настаивала, что встречаться с психоаналитиком обязательно нужно. Раз врачи считают, что это поможет, — надо пользоваться возможностью.
Он был настолько растерян, что не стал спорить. Послушался. Психоаналитик задавал неприятные вопросы. Например, об отношении к смерти. Когда он услышал этот вопрос, попробовал неловко пошутить — мол, вы меня к чему-то готовите, доктор? На что-то пытаетесь намекнуть? Но доктор ничего не ответил, просто смотрел и ждал. Потом, видя явное замешательство Майкла, смилостивился и уточнил: когда вы впервые задумались о смерти?
Впервые? В детстве. Ему было лет, может, семь, когда он подслушал разговор родителей. Мама повторяла: «Я до сих пор не привыкла, что она умерла…» Майкл тут же бесхитростно спросил, кто это умер. Отец машинально ответил: «Твоя сестра». Мать метнула на отца злой предостерегающий взгляд, но было уже поздно.
Тщательно подбирая слова, мама осторожно объяснила Майклу, что еще до его рождения у них была дочка. Маленькая Джули умерла в полтора года от врожденного порока сердца. Ее очень любили и горько оплакивали, и только рождение сына помогло родителям смириться с потерей. История о старшей сестре, которая была при этом гораздо моложе и которую он в любом случае никогда не узнает, Майкла совершенно заворожила. Он много думал о ней, расспрашивал мать — бог знает, чего ей стоили эти разговоры. Даже повзрослев, он иногда возвращался мыслями к неизвестной Джули, пытаясь представить, какой она могла бы стать.
У них была чудесная семья. Северная Каролина, зеленый город Роли, маленький дом, школа, соседи, семейные ужины. Если не вспоминать, что когда-то была еще и загадочная крошечная Джули, то мир идеален, достаточен и уютен. Обычная семья — мама, папа и сын. Отец, Уильям Холл, работал в IBM — на престижной и хорошо оплачиваемой должности в сверхпопулярной области компьютерных технологий. Мама, Дженис, была методистом в школе, занималась составлением расписаний и организацией семинаров, работа позволяла ей уделять достаточно времени семье. Майкла баловали, в него верили, он ни в чем не знал отказа. Ну, может, только из-за собаки расстраивался — родители не хотели ее покупать.
А потом умер отец — рак простаты. Уильяму было всего 39, его сыну — 11. Майкл не то чтобы совсем не был к этому готов. Родители пытались ему что-то объяснять, как-то предупредить. Да и сам вид худого, потерявшего волосы человека на больничной кровати, опутанного трубками и лишь отдаленно напоминавшего отца, буквально кричал о том, что происходит что-то ужасное и непоправимое. И все-таки в голове 11-летнего ребенка это не умещалось. И не уместилось.
Ни когда они с мамой на кладбище смотрели, как гроб опускается в землю, ни когда дома на поминках соседки сочувственно гладили его по голове, ни когда опустевший дом наполнился оглушительной тишиной. Сестра Джули, которую он никогда не видел, — это была загадка. Любимый отец — чудовищная реальность. Ответов на вопросы «почему их нет?» и «где они теперь?» не было.
Мама пыталась справляться. Ей нужно было как-то прийти в себя и по возможности сгладить страшную потерю для сына. Она старалась, чтобы он как можно меньше оставался дома наедине с горем, унынием, в пустых комнатах. Все, что угодно, — школьные бейсбольные матчи, экскурсии, пицца в кафе, кино, театр — ну, какой уж был, вплоть до школьных спектаклей.
Вот так однажды в первое Рождество после смерти отца Майкл увидел спектакль «Рождественская история» в «Театре в парке». Противный скупой старик Скрудж Майклу очень понравился: он был смешной, забавно танцевал и гнусаво пел. А потом оказалось, что игравшему его актеру всего 21 год. И вот это Майкла совершенно поразило — то, что можно настолько перевоплотиться в другого человека.
В школе был театр. И уже с пятого класса Майкл стал одним из самых активных его актеров. Впервые попав в репетиционный подвал, он, как сам позже признавался, ощутил нечто, чего не испытывал никогда до этого и чему не мог дать названия. Фактически можно было сказать, что он влюбился. Не только в актерство — в саму атмосферу. Ставили они обычно мюзиклы — «Оклахома!», «Звуки музыки», «Скрипач на крыше». У Майкла оказался хороший голос, благополучно переживший подростковую ломку, в составе хора он даже ездил с гастролями в Австрию. И все же о профессиональной артистической карьере мальчик не думал. Мама, конечно, с гордостью аплодировала сыну, сидя в школьном зрительном зале, и многозначительно напоминала, что тот родился в один день с Кларком Гейблом. Но, говоря о будущем, они решили, что ему стоит ориентироваться на юридическую карьеру.
Так что Майкл поступил в ричмондский юридический колледж, штудировал толстые тома по американскому законодательству, изучал мельчайшие тонкости права, готовился устроиться в какую-нибудь адвокатскую контору, практиковать, делать карьеру и носить строгие костюмы. А потом с ним что-то случилось. Может, это было какое-то тонкое предвидение. Во всяком случае, глядя на себя в зеркало, когда повязывал галстук, он заметил, что похож на гробовщика, и даже не предполагал, что спустя всего несколько лет его сделает знаменитым роль сотрудника похоронной конторы. Предстоящая юридическая карьера — изо дня в день, из года в год, от стажера до партнера — вдруг показалась ему не просто невыносимо скучной, а каким-то медленным умиранием. Он читал достаточно умных книг и прекрасно понимал, что вне зависимости от выбора деятельности каждый день все равно неминуемо приближает конец. Но только этот самый каждый день ему хотелось проживать все-таки как-то… повеселее.
Неожиданно для себя и для матери, подобающим образом сфотографировавшись в мантии и шапочке с кисточкой, Майкл сразу же по окончании колледжа уехал в Нью-Йорк и поступил в университет на отделение актерского мастерства. О костюмах он больше не вспоминал. Джинсы, кеды, растянутые майки, диски Дэвида Боуи и Игги Попа, посиделки с новыми приятелями — сплошными гениями, конечно… Маленький театр, куда его взяли уже на втором курсе. А вскоре — Бродвей. Да-да, еще не закончив университета, Майкл уже играл в «Макбете», «Цимбелине», «Кабаре» и «Чикаго».
Именно в труппе «Чикаго» он встретил свою первую жену — милую блондинку Эми Спенджер. Майкл играл Билли Флинна, Эми — Рокси Харт. Они были ровесниками и сразу друг другу понравились. Эми блистала — танцевала, пела, сверкала улыбкой. Они с Майклом были настолько яркой парой на сцене, такими тонко чувствующими друг друга партнерами, что это не могло не повлиять на их реальную жизнь. Общие шутки, опьянение успехом, сходные интересы… В общем, в 2002 году они поженились.
И очень скоро поняли, что ошиблись. Майкл считал, что семья — это поддержка. Эми видела в семье лишь здоровую конкуренцию. Она прямо так и говорила и совершенно серьезно воспринимала их с Майклом карьеры как соревнование. Увы, она проиграла — собственно, Эми замешкалась еще на старте. Потому что начало их семейной жизни совпало с судьбоносной для Майкла ролью в успешнейшем сериале «Клиент всегда мертв» («Шесть футов под землей»).
Эта роль досталась Майклу благодаря Сэму Мендесу, режиссеру, у которого в 1999-м Холл играл в «Кабаре» на Бродвее. Именно он рекомендовал его запускавшемуся с «Клиентом» Алану Боллу — они с Мендесом когда-то сняли фильм «Красота по-американски» и, как это водится у приятелей по режиссерскому цеху, советовали друг другу, на кого из актеров стоит обратить внимание. Мендес не скупился на похвалы, отмечая пластичность и многогранность своего протеже. Болл сходил на пару спектаклей с участием Майкла и позже признался: «Играл ты, конечно, здорово, но главное — твоя внешность. Я сразу подумал — вот он, порочный святоша! То, что нужно!»
Пробы подтвердили ожидания — и следующие пять лет Холл проживал жизнь «порочного святоши», одинокого, вынужденного прятать ото всех свою истинную сущность. Странная это была роль. Тихий, депрессивный Дэвид Фишер, страдающий видениями сотрудник похоронного бюро, к тому же еще и гей. Человек, приводящий тела в приличный загримированный вид перед похоронами. Беседующий с покойными. Существующий в замкнутом мирке жутковатого семейного бизнеса. В пилотной серии Дэвиду Фишеру пришлось готовить к похоронам своего отца. Его призрак смотрел за работой сына из-за плеча и в какой-то момент с ужасом произнес: «О нет! Нет! Ты готовишь МЕНЯ?!» Этот эпизод дался Майклу очень тяжело: он словно вернулся в свое детство — в день похорон Уильяма Холла. И в результате сериал стал для него долгоиграющей терапией. Майкл, так или иначе постоянно думающий о смерти, получил уникальную возможность исследовать ее подробнейшим образом. Его герой из серии в серию вглядывался в мертвецов — очень разных людей, которых уравнял прозекторский стол в похоронном бюро.
Сериал продлевали, каждый сезон был успешнее прежнего, герой Майкла Дэвид Фишер постепенно вышел на первый план. Эми сначала гордилась мужем. Она отлично понимала, какой это шанс и какая это роль. Сама она так и играла в театре, но, увы, главных ролей ей больше не доставалось. Майкл пропадал на работе, уставал — эмоционально тяжелая история, участником которой он стал, сильно давила. Переключаться на нормальную, обычную жизнь было сложно. И постепенно Эми стала сначала раздражаться, а потом ревновать и злиться всерьез. Они ссорились, все чаще звучало обиженное «подумаешь, я тоже работаю!», «ну и вали на свою площадку, гений!», «я тебе не домработница». Они продержались три года, и это в общем-то было чудом: к концу брака Эми и Майкл дошли почти до взаимной ненависти.
Горькие перемены в экранной семейке Фишеров полностью совпали с крахом собственной семьи Майкла. Но, к счастью, у него не было возможности думать о совпадениях слишком часто. Его позвали в новый сериал — «Правосудие Декстера». Без всякого кастинга — сразу на главную роль.
«Декстер» стал для Майкла невероятным опытом. На протяжении восьми лет он изо дня в день проживал жизнь маньяка, выслеживая убийц, избежавших заслуженного наказания. Нет, он вовсе не был Робином Гудом, этот с виду порядочный и честный эксперт по крови, работающий в полиции. Его чудовищная склонность просто вовремя была загнана в некие рамки, поставлена на службу своеобразной морали «санитара леса». Готовясь к съемкам, Майкл прочел множество дел реальных маньяков и пересмотрел сотни художественных и документальных фильмов на эту тему. Ему уже буквально снились кошмары, но дело того стоило.
С первого же сезона «Декстер» был признан одним из самых рискованных, балансирующих на грани дозволенного сериалов в истории. Ничего подобного мир еще не видел. Когда Майкл только начал в нем сниматься, знакомые сочувственно подбадривали. Мол, не горюй, в какой только низкопробной чуши порой не приходится мараться, зато потом придет что-нибудь получше. Но уже через полгода те же люди с восхищением и легкой опаской говорили, что по-настоящему потрясены и этой историей, и характером его персонажа. Майкл посмеивался: надо же, от того, кто нянчится с трупами, перейти к тому, кто их поставляет!
Сами же съемки стали сплошным удовольствием. Коллеги были потрясающими, кого бы они ни играли — полицейских или преступников. С веселым Дэвидом Зайасом, игравшим сержанта Батисту, и саркастичным Си Эс Ли — криминалистом Масукой, они постоянно подшучивали друг над другом на съемках. Тесно сдружились с легендарным Джеймсом Римаром — экранным отцом Декстера, — тема покойного отца, продолжающего присутствовать в жизни сына, снова догнала Майкла. Знойная Лорен Велес, игравшая лейтенанта, а в дальнейшем капитана Лагуэрту, в жизни оказалась потрясающе компанейской и славной. Позже Майкл хвостом ходил за мастодонтом американского кино Джоном Литгоу: воплотивший в «Декстере» настоящее, эталонное чудовище, маньяка Троицу, идеального злодея, невинно живущего по соседству, на площадке Литгоу был добродушным и неповоротливым, как медведь-гризли, и его все обожали.
И еще там была Дженнифер Карпентер. Его экранная сестра, офицер полиции Дебра Морган.
Вот Дженнифер ему сначала не понравилась. Она была какая-то… дерганая. Откровенно маскировала наглостью неуверенность в себе, сразу было понятно. Это нормально — до «Декстера» у нее было ролей раз-два и обчелся. Удивительным образом ее собственный характер точно наложился на роль сестры Декстера, диковатой Дебры. И диктовал множество крохотных и очень достоверных деталей. То, как она поправляла волосы в смятении. То, как вжимала голову в плечи, засовывала руки в карманы и сутулилась в нерешительности. Да даже ее виртуозная ругань, невероятные конструкции, которые она выпаливала, как из пулемета, — даже это взялось неизвестно откуда: то ли от персонажа, то ли от нее самой.
Играть с ней поначалу было… никак. Профессионально это было даже кстати — Майкл, не слишком напрягаясь, демонстрировал скованность Декстера, его неспособность быть открытым даже с сестрой. Потом его стала немного раздражать ее зажатость. В конце концов он ее учить не нанимался. И тут к нему подошел режиссер Джон Дал и осторожно попросил: «Слушай, помоги, а? Она не справляется! И при этом чувствую, что она может, она подходит идеально! Но ее будто переклинивает! Ты бы поговорил с ней?» Майкл удивился — о чем? «Да обо всем. О работе, о роли, не знаю, о чем хочешь… Чтоб она как-то расслабилась, что ли… Ну что тебе стоит?»
Ладно. Майкл согласился. В перерывах между дублями, за обедом присаживался с ней рядом. Заводил разговоры. Сначала она тушевалась, стеснялась, дерзила. Потом стало легче. Они уже перешучивались на съемках, подтрунивали друг над другом. Дженнифер стала импровизировать. Вечером, когда заканчивался очередной суетный и интересный день, они ходили в бесчисленные кабачки и ресторанчики. Немного выпивали, ели салаты и отбивные-гриль, болтали — все более откровенно, все более запросто. Дженнифер рассказывала о своем детстве. Об отце, заводском рабочем. О том, как не хотела повторить скучную, обыденную жизнь своих родителей. Как отец учил ее стрелять, и они, Карпентеры, отец и дочь, славились во всем Луисвилле меткостью. Как, еще учась в нью-йоркской Джульярдской школе, впервые вышла на одну сцену с Лайамом Нисоном и Лорой Линни на Бродвее. Как получила награду «Прорыв года» за роль в фильме ужасов «Шесть демонов Эмили Роуз».
Как это ее обнадежило и как потом сидела без работы, играла в массовке, мечтала хоть о какой-то, пусть второстепенной, но серьезной, стоящей, взрослой роли. Как, получив эту роль Дебры — чудесную, потрясающую, многогранную роль, — сначала прыгала от счастья, а потом сжималась от ужаса, уверяя себя, что не потянет и обязательно провалится.
И вдруг она понравилась Майклу. Во-первых, как раз этой своей еще недавно раздражавшей неуверенностью. Скольких он видел, поймавших «звезду» после первой же заметной роли, тем более — после первой награды. Он отлично помнил, как на него самого обрушились все эти бесчисленные похвалы после «Кабаре» в театре и особенно после «Клиент всегда мертв». А во-вторых… Просто понравилась. Ее угловатость, застенчивость, взгляд исподлобья…
— А тебе когда-нибудь говорили, что ты похож на волка? — однажды спросила Дженнифер за ужином.
— Ясное дело, — усмехнулся Майкл. — Меня, можно сказать, за это и на роль позвали. А вот ты знаешь, что похожа на рысь?
Дженнифер засмеялась. Нет, ей такого не говорили. Но это было правдой. Она действительно похожа на рысь. Эти ее удивительные узкие глаза, удлиненные к вискам. Потом, уже полюбив друг друга, они называли себя этими смешными для всех, кроме влюбленных людей, прозвищами Волк и Рысь, смешно рычали и бегали вокруг стола.
Сначала никто не знал. Они решили маскироваться, никому ни о чем не рассказывать. Это было даже весело. Встречаться на съемках, вести себя как ни в чем не бывало. Играть брата и сестру. В промежутках между дублями по-дружески толкаться локтями и обмениваться смешными подколками. И втайне от всех встречаться в трейлере, обмениваясь страстными поцелуями, а вечером — в мотелях и съемных квартирах.
К тому времени съемки проводились уже не в Майами, а в Лонг-Бич, так было дешевле. Курортный город, длинные набережные, множество ресторанчиков на любой вкус. Там было где спрятаться. Они прятались целый год. И даже если их ловили папарацци — то идущими со стаканами кофе из Starbucks, то сидящими в открытом кафе под разноцветным зонтиком, — они не признавались. Каждый раз, отпрянув от монитора с их очередной смазанной, но узнаваемой фотографией, Дженнифер спрашивала: что будем говорить, что нам делать? Майкл пожимал плечами и отвечал: ничего. Но все чаще ему не хотелось вылезать из постели и уходить к себе, делая вид, что между ними ничего нет. Все чаще ему хотелось просто перестать прятаться. Открыто ходить в обнимку по улице, целоваться на эскалаторе торгового центра, залезать в общее ведерко с поп-корном, появляться, держась за руки, на бесчисленных «красных дорожках». На площадке, кстати, они играли безупречно. Режиссеры не уставали их хвалить: такой драйв, такая сила! От обоих буквально исходило вдохновение. Майкл еще никогда не чувствовал себя настолько живым. Это все из-за Дженнифер. Она, резкая, противоречивая, смешная, стеснительная, была сама жизнь. За свои тридцать пять Майкл очень устал от призраков смерти. И знал, что побороть их можно только одним способом — наслаждаясь жизнью и ничего не боясь.
Поэтому однажды он решился и предложил Дженнифер: давай поженимся? Она нахмурилась: ты что, серьезно? Майкл был серьезен. И они сбежали. Вот просто посреди третьего сезона, под Новый год. И поженились в городке Биг-Сур — о его очаровании, кстати, Майкл узнал из сценария «Клиент всегда мертв».
Съемочная группа чуть не сошла с ума от изумления и восторга. Их поздравляли, хлопали по плечам, заставили, конечно, «проставиться». Вечером состоялось стихийное празднование. Пицца, гамбургеры, жареная картошка. Тосты, аплодисменты… Конечно, пришлось давать бесчисленные интервью. Снимки папарацци множились, как грибы. Но по крайней мере можно было не прятаться. Его бейсболка и ее темные очки никого не обманывали — но они уже ничего и не скрывали.
Майкл и Дженнифер купили дом в Лос-Анджелесе. Сказочный. Разноцветные стены, окна повсюду, и в крыше тоже — над кухней, над ванной. Все залито светом. Прежние владельцы то ли забыли, то ли просто оставили в кабинете интересную вещь — фотографию знаменитого индейского вождя по имени Сидящий Бык, который когда-то возглавлял племя, сопротивлявшееся вооруженным силам США. На фотографии была надпись: «Давайте объединим наши разумы, чтобы увидеть, какую жизнь мы дадим нашим детям». Они с Дженнифер смеялись, по любому поводу цитируя друг другу эту фразу…
Сценаристы, конечно, не могли упустить новости. Да и тот факт, что между Майклом и Дженнифер воздух буквально плавился. Поэтому и случились все эти нелепые сюжетные повороты, сводные братья-сестры, поцелуи во сне, а потом наяву… Авторам хватило ума не доводить дело до странного и оскорбительного и для зрителей, и для героев инцеста. Но и не использовать удивительного поворота событий было нельзя, это они с Дженнифер понимали.
Какое-то время Майкл действительно чувствовал себя живым. А потом началось что-то странное. Какие-то уплотнения на шее. Словно крохотные червячки под кожей. Он называл их «чужими» и «инопланетными личинками». И Дженнифер заставила его пойти к доктору. Сначала к дерматологу. Дальше все развивалось стремительно и жутковато. Онколог. Биопсия. Одна проверка, другая. И — диагноз. Доктор — он был шутник, Майкл это позже оценил — сказал, что у него две новости, хорошая и плохая. Хорошая, что это — не инопланетные личинки. А плохая — что это лимфома Ходжкина. Рак иммунной системы.
Почему-то первое, о чем он подумал, когда врач, покашливая и глядя в сторону, озвучил диагноз, было: мне 38. Отцу, когда он умер, было 39. Туда-сюда, химия-завещание, те же 39 и выйдут.
Неужели судьба? К тревоге и замешательству примешивалось недоверие — не может быть, это дурной сон.
Второе, о чем он подумал, было, что пока никому об этом говорить не нужно. Ну, кроме самых близких, конечно. Он боялся истерии в СМИ, не хотел слухов и недостойных спекуляций, жалости и экзальтированных посланий фанатов. Заканчивалось производство четвертого — едва ли не самого удачного — сезона «Декстера». О беде Майкла не знали даже коллеги.
Третье, о чем он подумал, что все это, может быть, случилось из-за того, что ролью Декстера он впустил в себя зло, каждый день пропуская это через себя, проживая жизнь убийцы, так или иначе оправдывая его поступки.
А потом думать было уже некогда, потому что началось лечение. Химиотерапия. Во всех своих проявлениях, включая внешние — в случае Майкла очевидно заметные. Выпали волосы. Выпали брови и ресницы. Он сильно похудел, лицо распухло. Смотреть на себя в зеркало было неприятно. А между тем неумолимо приближались церемонии награждения «Золотым глобусом» и премией Гильдии киноактеров 2010 года. В общем, было понятно, что Майклу придется не только появиться на публике, но и выступать со сцены. А значит, это будет момент признания. Так Майкл впоследствии и рассказывал: «Я чувствовал себя обязанным объяснить отсутствие бровей на моем лице». Он поднялся на сцену в черной вязаной шапке, поблагодарил за награду «Лучший актер» и коротко рассказал, что с ним происходит. Ухитрился даже пошутить — умение шутить в таких случаях в Голливуде быстро становится профнавыком.
Дальше нужно было продолжать работать. Лечиться и работать. Работать, чтобы платить за лечение. Работать, чтобы жить. И вдруг пошли письма. Не такие, как раньше. Раньше письма были забавные, влюбленные или жуткие. Дэвида Фишера жалели, как раненого щенка, а Декстеру Моргану объяснялись в любви. Рассказывали какие-то нелепые случаи: то из серии «вам, может, будет интересно», то из серии «эта история как с меня списана». Еще просили автографы на кухонных ножах и всерьез умоляли: «Декстер, убей меня». Это было неприятно. А вот новые письма были о другом. О том, как люди переживали известие о раке, лечение, смерть близких. О том, что его мужество и стремление не сдаваться поддерживает других.
В пятом сезоне волосы Декстера изменили цвет. Сначала был парик. Потом — собственные волосы, но крашеные. Брови тоже клеили. Потом выросли свои. Он ими ужасно гордился, новыми бровями и ресницами. Когда началась ремиссия, Майкл стал представителем Сообщества борьбы с лейкемией и лимфомой. Посещал больных в больницах, выступал на собраниях, фотографировался для постеров, раз за разом утверждая: рак можно победить, у меня получается, получится и у вас. И однажды доктор сказал ему, что рака нет. Чудо или лечение — не суть. Смерть отступила.
Все это время Дженнифер была рядом. Да вот беда: давая свадебные обеты, они обещали друг другу быть рядом в горе и радости. Горе вынесли с честью, а на радость сил уже не осталось.
Началось с ребенка. Видя, что Майкл излечивается, что надежда сменяется уверенностью, Дженнифер захотела родить. Сначала она заводила разговор об этом осторожно, редко, исподволь. Потом — все чаще и все настойчивее. Пыталась шутить, цитируя Сидящего Быка, и в конце концов Майкл возненавидел эту фразу о разуме и будущем детей. Он не мог понять, что с ним происходит, но эти разговоры были для него невыносимы. Вместо того чтобы страстно желать стать отцом, оставить свой след, доказать себе и жизни, что он существует, он дико боялся. Сама мысль о том, что рак может вернуться и что его сыну предстоит пережить то же, что ему самому в детстве, была кошмаром.
Он пытался объяснить это Дженнифер, и они жутко ссорились. Отношения становились все хуже, все холоднее. Это стало заметно окружающим. И тут объявилась Джулия. Джулия Стайлз, отличная актриса и хороший человек. Впрочем, она даже в фильме играла женщину, которая знала, что собой представляет Декстер, и принимала это. Они подружились, с Джулией было легко, к тому же она не понаслышке знала, что такое рак — в ее семье это тоже случалось.
Дженнифер хамила ей на площадке, ревновала, и из-за этого Майкл раздражался еще больше.
Журналисты потом много чего раздули из их с Джулией отношений. Кто-то из коллег по съемочной площадке распускал слухи о бурном романе. Кто — Майкл так и не узнал. Их посиделки за кофе и прогулки по вечерним улицам уже на следующий день становились достоянием общественности. Фотографии с многозначительными подписями. Информация от «неназванных источников, близко знающих Холла и Стайлз». Предположения, оформленные как факты. В какой-то момент Джулия попыталась пообщаться с прессой, выступила с заявлением, утверждая, что между нею и Майклом ничего нет. Но этим только подлила масла в огонь — им никто не поверил. И Дженнифер не поверила тоже.
Сезон закончился, вечером Майкл и Дженнифер прошлись по берегу. Не в обнимку, как раньше. Просто рядом, оба — засунув руки в карманы. Обсудили происходящее. Дженнифер еще раз спросила, есть ли у него что-то с Джулией. Майкл сказал, что нет. Дженнифер усмехнулась и спросила, не передумал ли он насчет ребенка. Майкл снова сказал, что нет. Тогда Дженнифер спросила, согласен ли он пока пожить раздельно. Майкл сказал, что да.
Они разъехались, точнее, Майкл съехал в отель. Потом последовал быстрый и почти безболезненный, так называемый «цивилизованный» развод. Они с Дженнифер дали несколько интервью, держась ровно и дружелюбно и объясняя свое расставание «непримиримыми противоречиями». Так Майкл во второй раз столкнулся с этой универсальной формулировкой, вмещающей в себя всё и не объясняющей ничего. Потом он почти сразу выставил их дом на продажу. Чтобы ничего не напоминало и не разъедало душу. Нет семьи — нет дома. Быть постоянным свидетелем смерти очередного этапа своей жизни он точно не хотел. Фотографию Сидящего Быка тем не менее забрал с собой. Чем-то она его завораживала.
Им с Дженнифер пришлось вместе работать еще несколько лет. Бок о бок. Как назло, именно тут сценаристы и ввели в историю нелепый поворот в отношениях между их героями. Декстер и Дебра благополучно выяснили, что они — не родные брат и сестра, и чуть не дошли до романа. У Майкла и Дженнифер, к счастью, нашлось достаточно душевных сил и чувства юмора, чтобы только смеяться над этим и просто профессионально делать свою работу. Надо целоваться — они целовались. Надо изображать растущую взаимную тягу — они изображали. Все это время они продолжали общаться. Иногда гуляли вместе, болтали, пили кофе. Конечно, их выслеживали папарацци, конечно, в прессе и в Интернете немедленно появлялись их совместные фотографии с многозначительными подписями типа «Холл и Карпентер снова вместе?» Их это не раздражало — вызывало только легкую досаду.
Восемь сезонов, восемь лет жизни в шкуре серийного убийцы подходили к концу. «Декстер» собрал все возможные премии и призы и был признан едва ли не самым успешным сериалом в истории американского телевидения. Каждый актер стал знаменитостью. Майклу нужно было жить дальше, но он пока не очень понимал как. Чувство опустошения было нормальным после окончания любого долгого и крупного проекта, к этому он был готов. Он сознавал, что стал заложником двух по-настоящему громких ролей. Что когда-нибудь в его биографии именно «Клиент всегда мертв» и особенно «Декстер» будут упоминаться в первых строчках. Денег у Майкла было столько, что… Он даже не очень понимал, что будет с ними делать.
Первым делом купил собаку. Маленькую, черную — рассказывая о ней, шутил, что это «помесь змеи, единорога, пони и летучей мыши». Назвал Саламандрой. Сокращенно — Сал. Осуществил наконец мечту детства. Теперь Сал всегда и всюду была с ним. Папарацци то и дело фотографировали их на прогулках. А интервьюеры, стеснительно хихикая, описывали жесткий фейс-контроль, который им приходилось проходить у собаки в гримерке.
В гримерке — это потому, что Майкл в конце концов вернулся в театр. Сначала, правда, снялся в нескольких громких фильмах, так или иначе продолжавших эксплуатировать тему смерти: «Час расплаты», «Геймер», «Убей своих любимых», «Холод в июле». Кого бы он ни играл — безумного ученого, влюбленного профессора, невольного убийцу-домушника, смерть все время таилась поблизости. В конце концов Майклу захотелось чего-то другого, перезагрузки требовала вся система. И тут как нельзя кстати в его жизнь снова вошел Бродвей. Постановки требовали от него забытых умений — петь и танцевать. Каждый спектакль был не похож на другой. Зрители, пришедшие на «Декстера», уходили поклонниками Майкла Холла. И если раньше его герои только намеком выдавали присутствие чувства юмора, то, скажем, роль в «Реалистичных Джонсонах» продемонстрировала недюжинные комедийные способности. А в возрожденном мюзикле «Хедвиг и злосчастный дюйм» актер вообще перевоплотился в трансвестита, весь вечер проводя на каблуках, в короткой юбке, чулках и роскошных париках, демонстрируя незаурядные вокальные возможности. Майклу снова удалось вызвать сочувствие к персонажу, который, казалось бы, должен был отталкивать публику. Поразительное дело: никто ни разу не заподозрил, что у самого Холла есть какие-то нетрадиционные сексуальные склонности. Ему аплодировали за перевоплощение. Потом в гримерке он снова становился собой и шел домой. К Морган.
Так зовут его новую девушку: Морган МакГрегор. И да, они с ней, конечно, уже сто раз посмеялись над тем, что ее имя совпадает с фамилией Декстера. И они вместе уже два года.
На вечеринке Майкла подвели к красивой блондинке с татуировкой на плече. Блондинка оказалась литературным критиком и писательницей. Она сказала, что читала все книги о Декстере и что сериал лучше, хотя она — закоренелый книжный червь — сама не может поверить, что так говорит. Пошутили, выпили шампанского, поболтали. В процессе выяснили, что любят фильмы Тима Бертона, кофе-латте и запутанные книжные сюжеты вроде «Тайной истории» Донны Тартт. А еще они очень похоже шутят и с удовольствием гуляют — просто бродят по улицам. Тогда Майкл предложил «просто побродить» вместе. И Морган согласилась.
Уже через месяц они жили вместе, тянуть никто из них не хотел. Майкл читал колонки Морган и наброски к ее бесконечному фантастическому роману, Морган в его гримерке нежно снимала с его лица косметику, они обсуждали планы (девушка собиралась открыть книжный магазин, а Майкл хотел озвучить мультфильм), съездили в Париж и вместе появились на всех возможных «красных дорожках». Самым поразительным стало то, что непримиримая ревнивица Сал в Морган буквально влюбилась и повсюду за ней ходила. Однажды — они были вместе уже два года — Майкл осторожно и смущенно заговорил о том, что ничего не может планировать и совершенно не готов к браку. Две попытки оказались неудачными, так что он… Морган остановила его, выставив руку вперед. Она сказала: «Давай просто жить, а там посмотрим. Жизнь длинная. Мы же пока не собираемся умирать, верно?»
Майкл кивнул, и ему вдруг стало легко. Важны были не слова, важно было, что их сказала Морган. Жизнь длинная, и умирать никто не собирается.
Подпишись на наш канал в Telegram