Речь идет всего-навсего об одном из проектов «конфетного короля» Алексея Абрикосова, дело которого началось сто семьдесят лет назад с небольшой кустарной мастерской на Варварке.
Зима в конце декабря выбелила Москву густым инеем. По улицам мчались низенькие сани извозчиков, в сизой дымке отсвечивали огни только что зажженных фонарей. В канун Рождества 1879 года в усадьбе Абрикосовых пахло смолистым ароматом хвои, мандаринами, горячим воском свечей. По возвращении из храма, где многочисленное семейство отстояло службу, все расселись за праздничным столом. Глава клана Алексей Иванович Абрикосов прочитал «Отче наш», и домочадцы бросились поздравлять друг друга с главным зимним праздником.
На другой день отец неожиданно пригласил к себе старших сыновей Николая, Ивана, Алексея и Владимира — всего у них с Агриппиной Александровной родилось двадцать два ребенка, из которых осталось в живых семнадцать. В уставленном книжными шкафами кабинете было сумрачно, в камине жарко потрескивали дрова. Лениво потягиваясь, поднялся огромный датский дог, дремавший у огня, поприветствовал гостей и вернулся на прежнее место. Алексей Иванович, сидевший за заваленным бумагами письменным столом, имел весьма озабоченный вид.
— Ну-с, господа, — заговорил он. — Я подвел итоги прошлого года и крайне недоволен. Мы проигрываем конкурентам и по объемам производства, и по продажам. Конечно, ассортимент у нас довольно широк. Но ни Гейс, ни Леновы, ни Сиу тоже не сидят сложа руки. Я долго думал, как их обойти, и, кажется, знаю ответ. Предлагаю новое и весьма выгодное дело — переработку фруктов.
— Да, но мы закупаем их за границей, — удивился старший сын Николай, — и сами знаете, папа, как это дорого.
— Вот именно, дорого, — непонятно чему обрадовался Алексей Иванович. — А значит что? Необходимо искать дешевое местное сырье!
Конфетный король обвел отпрысков взглядом, очевидно ожидая реакции.
— Где же взять такое количество свежих отборных фруктов? — поинтересовался Иван, директор-распорядитель Товарищества А.И. Абрикосова, второй по старшинству наследник.
— На юге Российской империи, в Крыму. Фруктов отличного качества и спелости там в избытке. Но товар этот нежный, скоропортящийся, единственный способ его сохранить — быстро переработать. Построим фабрику, наладим выпуск джемов, варенья, мармелада, пастилы и все это будем доставлять в Москву. Слава богу, на полуостров наконец протянули Лозово-Севастопольскую железную дорогу. Жорж Борман мармелад и пастилу изготавливает из курских и могилевских яблок, а мы урожай в Тавриде соберем — посмотрим, у кого выйдет вкуснее.
Взволнованный Абрикосов резко отодвинул кресло, расстегнул сюртук и заложив руки за спину принялся мерить шагами просторный кабинет. Задремавший было дог приоткрыл умные желтые глаза и внимательно наблюдал за хозяином, лениво повиливая хвостом. Тот продолжал:
— И это еще не все. Для того чтобы привлечь покупателей, нужно разнообразить ассортимент. Сиу и Гейс делают ставку на какао-бобы и шоколад, а мы попробуем удивить глазированными фруктами.
— Но их производство держат французы! — напомнил Иван. — Импортируют свой десерт по всей Европе и едва ли захотят поделиться прибылью. Не говорю уже о том, что нам неизвестны ни рецептура, ни технологии.
— Мы не станем спрашивать разрешения, — улыбнулся Алексей Иванович. — Ты, Иван, езжай во Францию и Бельгию, закупай оборудование, нанимай, не скупясь, специалистов. Рецептуру сами разработаем, кое-что и у французов подсмотрим.
Сыновья знали, что отец неистощим на выдумку, но решить строить фабрику в Крыму, где до этого не было ни одного кондитерского предприятия, да еще замахнуться на fruit confit — это слишком даже для Алексея Абрикосова!
Глазированные фрукты, сваренные и выстоянные в густом сахарном сиропе до стекловидного состояния, при этом сохранившие вкус и аромат, считались излюбленным десертом французских королей. Жаловали их и в античную эпоху — изысканное лакомство подавали на пирах римской знати. А финики, приготовленные в меду, слуги бросали в толпу во время торжественных выездов египетских фараонов. Но до сих пор еще никто из русских кондитеров не пробовал выпускать fruit confit.
— Папа, это авантюра, — вступил в разговор младший из братьев, Владимир.
— А я не побоюсь стать в этом деле первым, — возразил Алексей Иванович. — Осенью отправил мастеров на юг для знакомства с тамошним садоводством, и они остановили выбор на Крыме, где много солнца и относительно низкая влажность воздуха. Удобное место для фабрики присмотрели в Симферополе: договорились с неким господином Цаплей, местным купцом, о покупке куска земли и сада с плодовыми деревьями.
Покопавшись в ворохе бумаг, он извлек одну и зачитал: «Купчая крепость предусматривает дом с флигелем, двором, со всеми во дворе жилыми и нежилыми строениями и землею, состоящей во второй части Симферополя в местах — с севера и запада имения Цапли, с востока деревни Петровской, с юга дороги на Южный берег Крыма». Разобьем там сады, наладим производство глазированных фруктов и вытесним французов с российского рынка.
Сыновья потрясенно молчали, пытаясь осмыслить фантастические планы отца, которого на французский манер называли «папА».
— Но как скрыть от конкурентов всю эту бурную деятельность? Построить новую фабрику — не иголку в стоге сена спрятать! — осторожно усомнился Иван.
Алексей Иванович достал золотой брегет и приложил к уху. «Дельный малый, — подумал о сыне, — я не ошибся, когда взял мальчиков в дело, а Ивана, несмотря на молодость, поставил во главе».
— Обведем всех вокруг пальца, — сказал отец. — Распустим слух, будто отхожу от дел и желаю заиметь дачку в Крыму. Если проведем все в условиях секретности, плоды затеи нашей станут для конкурентов полной неожиданностью.
О вкусах, как известно, не спорят, однако российские кондитеры только этим и занимались. Сладкая отрасль во второй половине позапрошлого века развивалась невиданными темпами. Появились крупные производства, такие, например, как «Эйнем», «А. Сиу и Ко», Товарищество «Жорж Борман», Торговый дом Леновых. Подобно грибам после дождя множились и мелкие артели, выпускавшие сладости. Города были забиты шоколадными лавками. Среди кондитеров существовала жесткая конкуренция, но именно она будила фантазию, умение угодить взыскательному покупателю, привлечь его различными рекламными приманками, яркой этикеткой, броским названием, а главное — тем продуктом, которого еще нет у соперника.
Сразу же после «стратегического» совещания с наследниками Алексей Иванович приступил к осуществлению своего секретного плана. И начал он... с карт. Что поделаешь, водился за ним такой грешок — любил «повинтить». Занимательная карточная игра винт, смесь виста и преферанса, появилась в России недавно, но уже приобрела множество почитателей. Каждую среду по вечерам к Абрикосову наведывались три почтенных партнера. К их приезду в зале, выходящей окнами в сад, расставляли ломберный стол, доставали мелки, щеточки и нераспечатанные колоды. После игры гостей угощали ужином, и затем абрикосовский кучер Филипп развозил их по домам на русской упряжке.
«Наверное, стоит перенести игру в Купеческое собрание, — решил Алексей Иванович. — Там всегда многолюдно и любые слухи разносятся быстрее ветра. В непринужденной обстановке игорного зала легче объяснить и мой неожиданный интерес к Крыму, и будущие длительные отлучки из Москвы».
В ближайшую среду игроки собрались на Большой Дмитровке. В клубе было светло, просторно, пахло дорогим табаком. Разговор спорился:
— Алексей Иванович, любезнейший, да вы в своем уме? Отдать все сыновьям, совсем мальчишкам! — горячились его визави.
— Ну, старшие «мальчишки» уже люди семейные, детей завели, — уточнил Алексей Иванович. — Вот и буду с внучатами нянчиться.
— Да как же так, — не сдавались собеседники, — первый русский кондитер — и вдруг на покой собрался?! Вот радости будет немцам да французам!
Расчет Абрикосова оказался верным: не прошло и недели, как вся Москва заговорила об экстравагантном, по мнению многих, поступке знаменитого кондитера. Судачили и так и эдак, но не могли взять в толк, почему энергичный и далеко еще не старый Алексей Абрикосов (всего-то пятьдесят пять) решил отойти от дел. Кое-кто не стеснялся и пальцем у виска покрутить.
Как-то в клубе к Алексею Ивановичу подсел известный в Москве провизор и парфюмер Александр Митрофанович Остроумов — стройный красавец с причудливо подстриженными усами:
— Простите великодушно, но до меня дошли странные слухи. Неужели правда то, что о вас говорят?
— Поработал — и хватит, — подтвердил Абрикосов, — пусть теперь наследники стараются. С детства обучались наукам и уже успели познакомиться со всеми тонкостями кондитерского искусства. А у меня и других забот немало. Председательствую в совете Практической академии коммерческих наук, состою в правлении Московского учетного банка. Вы, уважаемый Александр Митрофанович, не хуже меня понимаете, что наличие доли в банке для любого купца вопрос престижа. Еще, признаться, в последнее время увлекся чаеторговлей. Стал компаньоном Торгового дома «Братья К. и С. Поповы», принадлежащего родне жены. В Лондоне вот открыли контору для банковских операций — товар-то закупаем в английских фунтах. Наша компания единственная входит во все тонкости выращивания чайного листа, арендуем фабрики в Китае. Полно дел, любезнейший, весь в разъездах.
— Помилуйте, Алексей Иванович, — нетерпеливо возразил Остроумов, — но вы — кондитер от Бога, такими роскошными сладостями нас радуете: изумительной пастилой, рябиновой и яблочной, ягодным мармеладом, нежнейшими вафлями-гофретами с шоколадной начинкой... А марципановые «удивления»? Недавно довелось побывать в гостях у замоскворецкого купца Сергея Ивановича Шмелева. Там к столу такой арбуз подали, что все ахнули: громадный, полосатый, с черными семечками и алой мякотью. Даже арбузным духом от него потянуло, эдакой влажной, прохладной свежестью. А попробовали — тут и вышло удивление: оказался из марципана. Опять отменное мастерство от Абрикосова.
Алексей Иванович рассмеялся, довольный. Ему приятны были лестные слова в свой адрес. Но раскрывать козыри хитроумного плана он не спешил.
Владелец Товарищества паровой фабрики шоколадных конфект и чайных печений «Эйнем» вюртембергский подданный Юлиус Гейс тоже не мог взять в толк, с чего это вдруг Абрикосов решил заделаться дачником. «Странная история, — размышлял он, сидя в своей конторе на Софийской набережной, — приобрел в Крыму небольшое имение якобы для того, чтобы на старости лет отдохнуть от трудов праведных. А имение-то не у моря, в глубине полуострова — говорит, земля на побережье ему не по карману. Кому ж тогда по карману, если не Абрикосову?»
Гейс насупил брови, встал и подошел к окну, густо заставленному горшками с растениями. Помимо кондитерского дела Юлий Федорович, как звали его на русский манер, увлекался выращиванием цветов (особенно любил гвоздики редких окрасов). Из ежегодных поездок в Германию он обязательно привозил в Москву новые семена. Но сегодня ни цветы, ни открывавшийся из окна прекрасный вид на Кремль не радовали. Чуял: главный конкурент что-то задумал, а разгадать что не мог. Три года назад ушел из жизни его партнер, основатель фирмы Фердинанд Теодор Эйнем, и Гейс сделался единоличным хозяином. Однако оставил прежним название фирмы, резонно посчитав, что нет нужды менять известную торговую марку. Фабрика «Эйнем» выдвигалась на одно из ведущих мест в кондитерском производстве, ее конфеты, шоколад, пастила, легкие английские бисквиты, какао-напитки шли нарасхват. Тщеславный немец мечтал стать первым кондитером России и зорко следил за соперниками. Нелогичные шаги Абрикосова ему крайне не нравились.
Между тем весной, как и решили на семейном совете, Иван Абрикосов с женой Анной отправились на юг Франции якобы на отдых, на самом же деле — закупать оборудование и, как деликатно выразился отец, для «ознакомления с секретами тамошних кулинаров». Супруги посетили Ривьеру, куда в эту благодатную пору стекались богачи со всей Европы, и русские в том числе. Ницца поразила широкими тротуарами, обсаженными высокими эвкалиптами, роскошными магазинами, массой огней и броской рекламой. Проведя здесь несколько дней и показавшись на глаза всем московским знакомым, супруги перебрались в городок Экс-ан-Прованс, который славился не только обширными виноградниками и полями благоухающей лаванды, но и искусством изготовления фруктовых десертов. Остановившись в небольшом уютном отеле, Абрикосовы вышли прогуляться по знаменитому своими платанами и кондитерскими бульвару Мирабо.
Манящий запах сладостей чувствовался за квартал. Они вошли в первое же кафе, оказавшееся известным в городе заведением мадам Арнетт, сели за столик и огляделись. Кондитерская, отделанная деревянными панелями, украшенными пухлыми ангелочками, напоминала нарядную бонбоньерку. В массивных буфетах прятались коробки с бисквитами и наборы шоколадных конфет ручной работы. Прилавок ломился от миниатюрных пирожных, профитролей с заварным кремом, клафути с вишней, ореховых птифуров и круассанов с джемом. Отдельную витрину занимали фруктовые десерты: мармелад из айвы, фаршированные марципаном финики, трюфели с вяленой вишней, яблоки в карамели, желе из клубники в шампанском. Были тут, конечно, и вожделенные фрукты в глазури. Глянцево блестя в деревянных сотах, они напоминали россыпь драгоценных камней. На пробу заказали груши и персики.
— Да, это действительно того стоит, — шепнула мужу Анночка, смакуя во рту вкус сочной мякоти.
— А почему ты шепчешь?
— Не знаю, чувствую себя шпионкой.
Оба были еще очень молоды, любили друг друга, и вся эта детективная история казалась им занимательной игрой.
— Нет такой тайны, которую нельзя раскрыть, — назидательно заметил Иван, расправившись с очередным персиком в глазури, и просветил жену, как изобрели пастилу. Анночка узнала, что появилась она на Руси еще в XIV веке. Для ее приготовления взбивали добела пюре из печеных яблок, добавляли мед и яичный белок. Несколько столетий рецепт хранился в тайне, но французские кондитеры разгадали его и даже усовершенствовали, добавив в яблочную массу не обычные белки, а взбитые. Так на свет появился французский брат пастилы — зефир.
— Хочешь сказать, что теперь наша очередь раскрыть французские секреты?— лукаво улыбнулась жена.
— Почему бы и нет?
Однако сделать это оказалось совсем не просто. Иван посетил несколько кондитерских фабрик, но в цеха, где производили фрукты в глазури, иностранцев не пускали. Купеческого сына поразило, как тщательно французы оберегают рецептуру своего классического десерта.
Поскольку дело с мертвой точки пока не двигалось, Абрикосов съездил в Бельгию и закупил дробилки для измельчения сахарного песка в пудру, формовочные машины и линии для производства мармелада. А вернувшись, приобрел то, что требовалось для изготовления фруктов в глазури: медные варочные котлы и сетки для просушки. Азартный и деятельный, Иван не думал отступать. «Кондитеров много, кто-нибудь да проболтается», — резонно думал он, решив не стучаться больше в закрытые двери фабрик, а обратить внимание на небольшие кондитерские.
Болтая с официантами и владельцами кафе, Иван нет-нет да и вставлял вопросик-другой о том, как производят «эту прелесть», какой сироп готовят для тех или иных плодов или ягод, как долго они в нем томятся. Разговорчивые французы охотно вступали в беседу с респектабельным русским господином. Формально особых тайн никто из них не выдавал, но крупицы нужной информации Иван из бесед все-таки выуживал.
Однажды заглянув по обыкновению к мадам Арнетт, Абрикосов был представлен ее кондитеру Жаку — остроумному жизнерадостному толстяку. Побывав у него на кухне, Иван с интересом наблюдал за приготовлением глазированных каштанов — лакомства, изобретенного на рубеже XVI—XVII веков. Каштаны ему были без надобности, но принцип глазировки оставался тем же, что для фруктов.
— Ничего-ничего, детали додумаем сами, — сказал он жене, вернувшись усталым, но довольным в отель.
— Конечно, милый, ведь у нас есть Григорий Терентьич, — ответила Анночка, глядя на мужа с обожанием.
Тем временем упомянутый Григорий Терентьевич Новиков, их выдающийся кондитер, мастер на все руки, и сам пытался раскрыть рецепт французов — только опытным путем, в Симферополе. Абрикосов-старший арендовал мастерскую в доме садовода Черкеса, где не один месяц Новиков экспериментировал, ошибался и начинал все сначала. Наконец настал день, когда он взял рабочую книжку и под заглавием «Глазированные фрукты» лаконично записал: «Можно использовать любые зрелые, но не перезревшие фрукты. Если нужно, очистить от косточек и от кожуры. Положить в фарфоровую или глиняную посуду, залить горячим сиропом и оставить на сутки. На следующий день процедить сок через сито и варить сироп. Когда немного загустеет, залить им фрукты, закрыть крышкой и опять дать постоять сутки. Так повторять 8—10 дней, пока сироп совсем не испарится. Потом подсушить фрукты на солнце и уложить в банки». Пробные партии признали весьма успешными, хотя кое-какие технологические вопросы все еще оставались.
В мае вернулись Иван с Анной. В один из погожих дней вся съехавшаяся в Крым семья Абрикосовых собралась на увитой диким виноградом террасе. В это благословенное время Таврида, вся в бело-розовой дымке цветущих деревьев, была особенно прекрасна. Хотя сам Симферополь впечатления не производил: тихий и пыльный, он оживлялся только в базарные дни.
На террасе велся оживленный разговор. Николай, сидя в кресле-качалке, увлеченно рассказывал, как ему пришла в голову идея выкупить у местных татар заброшенные сады. Те цокали языками, подозревая подвох, но деньги им предложили хорошие, и многие в конце концов согласились, хоть и не могли взять в толк, на что их одичавшие сады сдались русскому купцу. А дело вот в чем: в семье знали, что местные жители издревле сажали плодовые деревья среди леса. Именно так поступали китайцы с чайными кустами. Вот Абрикосовы и решили учесть «природные тонкости» в кондитерском деле: яблоки, груши, персики, напитавшиеся лесными ароматами, приобретали неповторимый вкус.
Из Европы Иван привез нанятого за большие деньги мастера по консервированию мсье Клермо. «Мы первыми в России начнем сохранять фрукты и овощи с применением парового нагревания, — вдохновенно рассуждал он. — Если дела пойдут успешно, сможем расшириться и составить конкуренцию кондитерским Гейса и Сиу, которые пока господствуют в Первопрестольной».
Алексей Иванович был очень доволен сыном. Молодой, амбициозный, он унаследовал от отца коммерческий дар и с жаром отдавался семейному делу, перспективы которого завораживали.
— А что с фабрикой? — поинтересовался Иван.
— Строится. И похоже, место выбрано идеально, — с удовольствием начал Алексей Иванович. — Сырье будет поступать с Южного берега Крыма, а также из местных садов, которые покрывают всю пойму воспетого Пушкиным Салгира. Рабочая сила под рукой, поблизости и Петровский фонтан — он снабжает Симферополь пресной водой.
— А помните, папа, с чего все начиналось? — спросил вдруг Николай. — Рынок на Болотной площади, на котором вы выбирали ягоды для начинок, гужевой транспорт, состоящий из одной лошади, цех у вашего дома на Варварке?
— Все с этого начинали, — улыбнулся Алексей Иванович. — Вот и Григорий Николаевич Борман основал фирму, как сам выражается, «в весьма скромных размерах»: на Невском открыл небольшую мастерскую с ручной машиной для выделки шоколада. А Фердинанд Эйнем сколотил первый капитал на поставках в армию пиленого сахара в Крымскую войну.
В 1880 году фабрику на берегу Салгира достроили. Каменные одноэтажные корпуса с шиферными крышами соединялись между собой рельсовыми путями. Завезли французские медные котлы для варки, паровую машину «для протирания теста из фруктов», позволившую механизировать производство мармелада и пастилы.
Следующей весной на фабрику начали поступать крымские дары: в селе Булганак скупили весь урожай абрикосов, одной вишни на рынках полуострова в день забирали до ста пятидесяти пудов. За лето 1881 года цеха переработали двадцать тысяч пудов свежих плодов. Радости местных садоводов не было границ: наконец-то в Крыму появился серьезный покупатель их скоропортящегося товара.
На следующий год приступили наконец к глазированию. Плоды отбирали без единого пятнышка — идеальная свежесть была залогом качества. Крупные фрукты — яблоки, груши, айву — очищали и нарезали дольками, мелкие оставляли целыми, сохраняя плодоножку. Использовали даже арбузы и дыни — у них глазировали лишь твердую часть мякоти.
На новое предприятие, оснащенное по последнему слову техники, даже начали водить экскурсии из местных школ. Особый интерес у детей вызвала машина, закупоривающая жестянки. На глазах у изумленной публики агрегат запустили, и мастер-француз за несколько минут приготовил до десяти герметически закатанных банок.
В одном из цехов гимназистам показали, как в медных котлах варят варенье: из кизила, барбариса, айвы, мирабели, вишни, белой и розовой черешни — до ста пятидесяти пудов в день. В цехе термообработки готовили компоты и глазированные фрукты. Еще два зала предназначались для охлаждения и хранения.
Во время экскурсии школяров знакомили с историей знаменитой кондитерской династии. Они узнали, что восходит она к 1804 году. Тогда у помещицы села Троицкого Пензенской губернии Анны Левашовой имелся крепостной кондитер Степан, поставлявший к барскому столу различные лакомства, в том числе варенье и пастилу из абрикосов, собранных в хозяйском саду. Тот Степан и стал основателем «сладкого дела» Абрикосовых, когда отпустила Левашова его «походить по оброку» в Москву.
«Имеется и другая версия, — объяснял фабричный гид. — В сохранившихся документах московской полиции засвидетельствовано, что фамилию Абрикосов Степан и его сыновья получили «за торговлю фруктами». Но в любом случае начинающие кондитеры выбрали на редкость звучную и «вкусную» фамилию. А принес ей истинную славу внук Алексей Иванович, который превратил небольшое кондитерское производство в крупнейшее предприятие России и построил эту фабрику.
«Глазированные фрукты мы пакуем в особые коробочки, — рассказывал ребятам уже сотрудник расфасовочного цеха. — В ассорти входят абрикос, персик, айва, слива — желтая мирабель и зеленая крымская, белая и розовая черешни, винная ягода (инжир) и грецкий орех. Причем винную ягоду закупаем только определенных, светло-желтых сортов. Абрикосы выбираем не только по цвету, но и по размеру. Вот в этих коробочках ералаши, — указывал он на смеси засахаренных цукатов. — В «Русский набор» входит «фрукта в сахаре» из райских яблочек, яблок сорта синап, айвы и арбуза, а в «Абрикосовский» — из груш, айвы, арбуза и дыни».
Fruit confit, изготовленные в солнечной Тавриде, оказались не хуже французских, и Алексей Иванович выглядел весьма довольным: ему удалось щелкнуть «лягушатников» по носу, а заодно и конкурентов обставить. К тому же глазированные фрукты давали огромную прибыль — пятнадцать рублей за пуд, тогда как компоты — чуть меньше девяти, а консервы — семи.
В самый разгар секретной операции семью постигло страшное горе. Ранней весной 1882 года Абрикосовы готовились к открытию в Москве Всероссийской художественно-промышленной выставки. Двадцативосьмилетний Иван, контролировавший строительство павильонов отцовской фирмы, жестоко простудился и вскоре умер от скоротечной чахотки. Безумно любившая мужа Анночка покончила с собой. (По другой версии она умерла во время родов.) Их осиротевших детей — четырех мальчиков и крошечную шестимесячную девочку — принял в свою семью Николай, который с братьями Владимиром и Алексеем продолжил фамильное дело...
Под Рождество 1882 года один из сыновей Гейса, семнадцатилетний Вольдемар, примчался в родительскую контору в сильнейшем возбуждении.
— Отец, вся Москва в волнении, — с порога закричал он. — В абрикосовских магазинах, которые недавно открылись на Тверской и Кузнецком Мосту, в качестве новогоднего подарка предлагают новый товар. Вы не поверите, но это цукаты и фрукты в глазури их собственного производства!
Гейс, который до этого спокойно разглядывал новые формы для шоколадных конфет, так и подскочил:
— Фрукты в глазури? Собственного производства? Откуда?!
— Говорят, построили фабрику в Симферополе. Я только что из пассажа Солодовникова, сам видел: у абрикосовского магазина собралась огромная толпа.
— Так вот зачем Алексей Иванович отправился в Крым, — пробормотал Юлий Федорович. — Ничего не скажешь, хитер.
— В продаже коробки с цукатными ассорти, — продолжал Вольдемар. — Но самое главное, это fruit confit! Их буквально сметают с прилавков: по сравнению с французскими они значительно дешевле. И по мнению публики, превосходят их по вкусу. На ура уходят и жестяные банки с карамелью из какой-то крымской дички. Говорят, жуткий ажиотаж и в магазине на Тверской.
Гейс был потрясен. Как он мог не заметить, что творится под носом?
— Немедленно позови братьев и Карла! — потребовал родитель.
Вольдемар бросился за братьями Юлиусом и Оскаром и зятем Карлом Профетом, которых кондитер привлек к управлению фирмой. Когда молодые люди вошли в кабинет, Юлий Федорович молвил: «Садитесь, господа, нам есть о чем поговорить. Думаю, Вольдемар уже ввел вас в курс дела... Мы предлагаем покупателям более ста наименований товара. Наша фабрика оснащена лучшим инвентарем из Германии: гидравлическими прессами, мельницами-дробилками, машинами для обжарки кофе. Исходное сырье — какао, тростниковый сахар, орехи, фрукты — закупаем в Берлине и Лондоне. Но Абрикосов нас все-таки обыграл. Как такое могло случиться? — Сыновья и зять подавленно молчали. — А я объясню, — продолжил Гейс. — Он применил в кондитерском деле свои «чайные» знания: не покупает фрукты для производства, а сам их выращивает. Да и в смелости ему не откажешь: вторгнуться в сферу, где французы всегда слыли непререкаемым авторитетом... Нужно быть или большим авантюристом, или очень дальновидным коммерсантом. Ведь эта французская диковинка — фрукты в глазури — вершина кондитерского мастерства».
Гейс, обычно легкий и шустрый, тяжело поднялся, подошел к окну и, нервно постукивая по стеклу кончиками пальцев, принялся разглядывать любимые гвоздики. Теперь-то он понимал, почему за последние дни у него вдруг резко упал объем продаж карамели. Хотя обычно «Эйнем», «Театральная», «Дюшес», «Бенедиктин», «Земляничная» пользовались огромным спросом: конфетки были очень дешевы — копейка за несколько штук. Но похоже, неказистая крымская дичка придала абрикосовской карамельке более замысловатый вкус. Вот покупатель и предпочел ее...
«Мы тоже откроем производство в Крыму, — задумчиво проговорил Юлий Федорович. — Но не будем изменять себе и в отличие от Абрикосовых займемся фруктами, глазированными в шоколаде. Хотя время... Время, конечно, упущено».
Через несколько лет по соседству с абрикосовскими корпусами вырос симферопольский филиал «Эйнема». Гейс начал производить сливу, вишню, грушу в шоколаде, а также мармелад и цукаты. Вскоре на имя управляющего крымской фабрики Абрикосовых из Москвы пришло письмо: «Малой скоростью выслали вам три ящика цукатов от Эйнема, Жукова и братьев Кудрявцевых. Рассмотрев все три образца, пришли к убеждению, что наша фрукта в сахаре против конкурентов слишком хороша...»
Открывавшиеся по всей необъятной России — от Одессы до Владивостока — роскошные фирменные магазины стали еще одним доказательством первенства Абрикосова в своем бизнесе. Надолго запомнился его нестандартный рекламный трюк: в газетах вдруг появились объявления о том, что фирма набирает на работу девушек, представляющих коренное население каждого региона: в одесские и киевские филиалы только брюнеток, в петербургские и новгородские — блондинок, в иркутские и владивостокские — шатенок. Увидев подобную рекламу, толпы заинтригованных мужчин ринулись в магазины проверять, правда ли это.
Глазированные фрукты принесли Алексею Ивановичу Абрикосову не только широкую известность, но и существенно приумножили его капитал. Крымские сады чаир и симферопольская фабрика стали ключом к успеху его фирмы, годовой оборот которой вскоре составил невероятную цифру в один миллион восемьсот тысяч четыреста рублей, а идеальное качество продукции позволило получить высокое звание поставщика двора Его Императорского Величества. Юлиус Гейс ждал этого еще долгих тринадцать лет...
Чином действительного статского советника и правом на потомственное дворянство была оценена и щедрая благотворительная деятельность Алексея Ивановича Абрикосова. Под его патронатом находились шесть городских училищ, Практическая академия коммерческих наук, несколько московских больниц, в числе которых и детская Морозовская, церковь Успения на Покровке, Московская консерватория.
Не жалела денег на добрые дела и супруга мецената Агриппина Александровна. По ее завещанию городу было пожертвовано сто тысяч рублей на строительство бесплатного родильного дома. Он открылся в 1906 году на 2-й Миусской улице и стал лучшим в Москве по оборудованию и персоналу. После революции его переименовали в роддом имени Крупской, однако в девяностые годы прошлого века вернули прежнее название.
Великого кондитера не стало тридцать первого января 1904 года. Его похоронили рядом с женой и сыном Иваном в семейной усыпальнице Абрикосовых на кладбище Ново-Алексеевского монастыря. В двадцатые годы монастырь закрыли, а кладбище уничтожили. На месте стертого с лица земли некрополя сначала разбили детский парк, а потом проложили участок Третьего кольца.
Новая власть абрикосовские фабрики, в том числе и московскую в Сокольниках, где располагалась контора главы семейства, национализировала. В 1922 году она получила имя рабочего Петра Бабаева, возглавлявшего Сокольнический Совет рабочих и красноармейских депутатов. Однако на этикетках сладостей вплоть до тридцатых годов писали в скобках: бывш. Абрикосова. Знаменитый бренд по-прежнему оставался залогом качества.
Многочисленные потомки «конфетного короля» не покинули родину и оставили заметный след в ее истории. Его сын Алексей Алексеевич издавал журнал «Вопросы философии и психологии». Один из внуков — Хрисанф Николаевич, убежденный последователь идей Льва Толстого, стал личным секретарем и доверенным лицом писателя. Другой внук — Дмитрий Иванович Абрикосов — был одним из последних дипломатов Российской империи в Японии. Его брат Алексей Иванович, известнейший патологоанатом, занимался бальзамированием тела Ленина. И только правнук кондитера Алексей Алексеевич Абрикосов, лауреат Нобелевской премии по физике, эмигрировал в США уже в наши дни.
Редакция выражает благодарность Дмитрию Абрикосову за помощь в подготовке материала.
Подпишись на наш канал в Telegram