Похоже, я отношусь к такому типу женщин, которые готовы влюбляться, обниматься, но не выносят мужчину в доме.
Я приехала в Италию в составе делегации кинематографистов, и сам Феллини пригласил Марлена Хуциева, Марианну Вертинскую, Людмилу Савельеву и меня к себе в особняк... Федерико открыл нам лично: одет с иголочки, воротничок пиджака поднят. Расположился на диване рядом с очень интересной женщиной, кажется журналисткой. Беседует с ней, предоставив нам полную свободу. Вертинская с Хуциевым принимаются дегустировать итальянскую кухню, я скромно сижу в сторонке. Да и не до веселья было — только пережила трагедию: одного за другим потеряла двух близких людей.
В надежде отвлечься от горестных мыслей наблюдаю, как ведут себя гости в доме великого режиссера. Феллини еще жил с Джульеттой Мазиной — они тогда были в процессе развода, но, как показала жизнь, все же остались вместе. Джульетта ставит русскую пластинку и вытаскивает нашу балерину Савельеву танцевать. Делают они это очень красиво, с таким чувством... «Все-таки Джульетта сильно любит своего гениального мужа», — думается мне. А Феллини едва глазами в ее сторону поводит. Потом девочки поют русские песни.
После вечеринки хозяин провожает нас до машины: переводчик садится рядом с водителем, актрисы сзади, я у окна. Режиссер наклоняется и трогает ладонью мое лицо, треплет челку. Мне становится как-то стыдно — не пела, не танцевала, так что же это? Переводчик оборачивается: «Галя, не переживайте, вы ему очень понравились. Они так детей за щечки теребят — выражают к ним свою любовь». Мне показалось, что Люся с Марианной чуть-чуть расстроились — всю дорогу почему-то со мной не разговаривали.
По Москве потом поползли слухи, что Феллини собирается меня снимать, хочет приехать на Неделю итальянского кино и встретиться со мной. И хотя этого не произошло, наше общение с великим мастером в Италии запомнилось надолго. Из подобных знаковых встреч и соткана моя судьба.
Проводником в мир театра стала актриса Вера Васильева. Я с детства занималась самодеятельностью, выступала в школе, в пионерских лагерях — все называли меня «наша артистка», что, думаю, и подтолкнуло к будущей профессии. Как-то в кружке разыгрывали сценки из спектакля «Свадьба с приданым», пьеса запала в душу, захотелось увидеть ее на профессиональной сцене. И вот в четырнадцать лет сама впервые купила билет на этот спектакль в Театр сатиры. Когда он закончился, дождалась у служебного входа исполнительницу главной роли Веру Васильеву. Но не подошла, а отправилась за ней следом — слышала, что живет недалеко от нас, на улице Кирова. Тайно проводила до подъезда — Васильева об этом даже не подозревала. Она вошла, загорелся свет в окошке в полуподвале — я прилипла к стеклу: затаив дыхание наблюдала, как актриса ходит, готовится ко сну. Потом испугалась: вдруг меня здесь поймают? Будет очень стыдно.
Мне казалось, актеры — особые люди. Они и ходят не так, и едят не так, и спят не так, а главное — очень красивые и богатые. Почему-то даже скромная комнатка Веры Васильевой в этом не разубедила. Мы с бабушкой Ефросиньей Андриановной жили на Сретенке очень бедненько: в подвальной комнатке — узкая кровать, стул и комодик. И все, больше ничего не влезало. Она работала уборщицей в магазине «Грибы-ягоды», очень уставала. «Была бы актрисой, — мечтала я, — все бы делала для бабушки: одевала, покупала самую вкусную еду, повезла бы на море». Ведь она воспитывала меня одна...
Надо же было родить меня перед войной, в такое тяжелое время. Папу Александра совсем не помню — погиб на фронте в 1942-м, маму, ее звали Зоя, спустя пять лет подкосил туберкулез. Болезнь была наследственной, от нее же скончался дед, а гораздо позже — в тридцать пять лет — и мой брат. Когда мамы не стало, мне было восемь, Виктору девять. Как бы я хотела сейчас пройти с портретом отца в Бессмертном полку на Девятое мая, но, к сожалению, ни одной фотографии родителей не сохранилось. Я вообще ничего о них не знаю, даже не помню лиц.
Бабушку о маме почему-то почти не расспрашивала. Она вообще была довольно закрытой женщиной, суровой — по головке не гладила, не целовала. Ее любовь проявлялась в заботе, Ефросинья Андриановна отдала мне всю жизнь. Приехала в Москву из белорусского села, когда ей позвонили соседи и сообщили о смерти мамы. Мне все-таки везло на добрых людей: они же меня приютили и прятали, когда приходили из органов опеки, чтобы определить в детский дом.
Брата незадолго до маминой смерти забрала к себе бабушка по отцу Дарья Лукинична Попова, женщина непростой судьбы и характера. Пять раз была замужем, и все дети, рожденные в этих браках, умирали, только мой папа выжил. Но и он в тридцать лет погиб на войне. Взять на воспитание внука было для нее счастьем, но с нами Дарья Лукинична почти не общалась, хотя жила не так далеко — на Нижней Масловке, работала дворником. Внешне из всей родни я больше всего похожа именно на нее, а характер заложила бабушка по маме.
Когда оканчивала школу, она сказала: «Иди в керамический техникум, чтобы в руках была специальность». Я посмотрела, чему будут учить: физика, химия... Предметы, в которых не сильна. И вот однажды выхожу на улицу, вижу троллейбус «девятку», на котором написано «ВДНХ». И тут будто вспышка перед глазами: в пионерлагере подружка рассказывала, что живет рядом с выставкой и там есть киноинститут. А во мне все-таки жило желание стать артисткой. Фильмы для детей войны были отдушиной: мы ходили в кинотеатр «Уран» на Сретенке, билетерша, наша соседка, пускала бесплатно на все сеансы. За это мы помогали ей грядки прополоть, за продуктами ходили.
И вот смотрю на открытые двери троллейбуса, а в голове одна мысль: хочу быть актрисой! Стою и думаю: «Ехать — не ехать?» Будто сам Бог меня подтолкнул в этот троллейбус — и двери за мной закрываются. Думаю: «Куда еду? Билет надо купить, а денег нет». Но контролеры все не появляются. Еду, еду, еду... А найду ли этот институт? Добралась до ВГИКа часам к шести вечера — внутри пусто, только вахтерша сидит. Говорит мне грубовато: «Покрутись-ка, дай хоть посмотрю на тебя. Все артистами хотят быть — с ума посходили». Потом вдруг смягчилась, посоветовала, когда явиться на экзамены и с какой программой. Самое смешное, что ее советы оказались нужными.
Заходили мы на творческий конкурс по пять человек. Я прочитала стихи Багрицкого, басню по совету вахтерши нашла неизбитую, а вот прозу плохо выучила, к счастью, до нее дело не дошло — остановили. В уголке за выступлениями наблюдали студенты — Гена Шпаликов с Наташей Защипиной, за спинами преподавателей они одобрительно подняли большие пальцы вверх. Из пятерки прошла только я. Михаил Ильич Ромм, который набирал актерско-режиссерский курс, сказал после третьего тура: «Все хорошо, но аттестат у тебя неважный, трешечки. Посмотрим, как экзамены сдашь». На истории мне достался билет, который я совершенно не знала, несла какую-то ерунду. Преподаватель покачал головой:
— Я вам поставлю неуд.
В той же аудитории сидел Валера Носик, готовился к ответу — мы успели подружиться, он ко мне нежно относился. Вскочил с места и заявил:
— Нет, вы ей двойку не поставите! Галя с бабушкой живет, та очень расстроится. Я с ней позанимаюсь, подтяну.
Сам еще не поступил, а уже такой самоуверенный.
— С какой еще бабушкой? — оторопел преподаватель.
Но все же поставил мне удовлетворительно. Носик тоже поступил, но никакой романтической связи у нас не возникло, за мной сразу стал активно ухаживать Фаик Гасанов, режиссер с третьего курса. Высокий, красивый, очень эрудированный: много рассказывал об искусстве, литературе. Я была далека от этого, но с удовольствием слушала. И Фаику это нравилось.
Потом вышла за него замуж, забеременела, но академический отпуск поначалу брать не хотела — для меня это был кошмар. Стыдно — это ж как на второй год остаться. Да и ребята с курса уговаривали не уходить, убеждали: «Справишься!» Особенно помогала Люда Абрамова — давала конспекты, подготовила вопросы к экзаменам. Но я все равно сильно уставала: покормлю дочку Ираду, оставлю с бабушкой, сама час с лишним еду в институт.
Вскоре вызвали в деканат — преподаватели жаловались: «Бедная девочка, спит на парте от звонка до звонка и вся в молоке». Сергей Герасимов сказал: «Кто? Польских? Ну что с ней делать? Через год возьму ее к себе». Казалось бы, такое счастье! А я ни в какую — иду к декану. Он говорит: «Глупенькая, ты у Сергея Аполлинариевича будешь актрисой, а у Ромма никогда, его только режиссеры интересуют». И правда, со мной учились Андрей Кончаловский, Андрей Смирнов, Игорь Добролюбов, который «Белые росы» потом снял. Ромм почему-то и в своем фильме «Девять дней одного года» снимал только режиссеров с курса. Известными из актеров стали Игорь Ясулович и Светлана Светличная. Я посоветовалась с бабушкой, она согласилась: «Главное — доучиться».
Вторым мастером была жена Герасимова Тамара Федоровна Макарова. Она предупредила: «Наш курс очень эрудированный, в свободное время читай, ходи в музеи». Когда начался учебный год, я с трепетом подхожу к двери аудитории — а из-за нее нецензурные слова доносятся! Кто-нибудь один всегда дежурил на лестнице: Герасимов — замечательный педагог, но и за дисциплиной следил, мы его побаивались. Увидят: «Идет, идет!» И тут же чудесное преображение в аудитории — все разговоры только о высоком.
У нас был действительно сильный курс. Со мной учились Жанна Болотова, Николай Губенко, Сережа Никоненко, Жанна Прохоренко, Лариса Лужина. Лида Федосеева-Шукшина пришла чуть позже — она тоже рожала, брала академический, и поскольку у нас обеих девочки, мы с ней часто болтали на материнские темы. Однако близко я ни с кем не дружила, в творческой среде всегда есть ревность — к мастеру, к ролям. И это нормально. Тем более что пока находилась в академическом отпуске, успела сняться в кино, о чем Герасимов сразу на лекции сообщил: «Польских уже сыграла главную роль у Карасика, и неплохо».
К Юлию Юрьевичу на пробы меня пригласила ассистент по актерам Марина Михайловна (благодаря ей я потом еще много хороших ролей получила). До этого была утверждена на фильм «АБВГД» к Михаилу Калатозову, но съемки не состоялись — режиссера вместе с оператором Сергеем Урусевским приказом Фурцевой отправили снимать фильм про дружественную Кубу. А мне стараниями той же ассистентки вскоре принесли телеграмму: «Жду вас в гостинице «Берлин» ТЧК Карасик». Для проб заплели косички — сфотографировали, но режиссер еще сомневался, сразу не утвердил. Пришла домой, взяла ножницы и косички обрезала.
Через несколько дней — звонок в дверь. Карасик узнал мой адрес и сам приехал. Увидев, что волосы короткие, спросил: «Что ты с собой сделала?» Повез на новые пробы, по пути заметил: «А вот постриглась — молодец, именно такой я героиню и видел». Но отношения наши на площадке были конфликтными: я постоянно с ним спорила, не хотела делать то, что он предлагал, если считала, что моей героине это не подходит. Например Юлий Юрьевич просит:
— Иди по набережной и пинай пустую консервную банку.
А я до этого смотрела какой-то американский фильм во ВГИКе, где так делали темнокожие.
— Моя героиня чистая, невинная, а не хулиганка. Что же я буду банку пинать?
— Гляди, — хватал Карасик себя за волосы, — уже седеть из-за тебя начал!
В результате нашли компромисс: два дубля делаем, как он скажет, два — как я. Но в кино потом Юлий Юрьевич все же оставил мои сцены — может, играла в них более жизненно? Я все время говорила после наших ссор: «Вот увидите — мы еще международный приз получим за эту картину!» Так и случилось: на Венецианском фестивале фильм «Дикая собака динго» был удостоен «Льва святого Марка» и сам папа римский отметил мою героиню как чистую, святую девочку. Правда, меня в поездку бабушка не отпустила: «По радио говорят, на Европу бомбы сбрасывают. Тебя-то вырастила, а правнучку одна не потяну». Я отказалась от Швеции и Аргентины, и только когда в программу Каннского кинофестиваля попал фильм «Я шагаю по Москве», муж настоял на том, чтобы поехала во Францию с делегацией от Госкино.
Режиссер Георгий Данелия относился ко мне очень хорошо, с симпатией, хотя сначала утвердил другую актрису. Трижды приглашал на пробы, заставлял перекрашивать волосы, но в конце концов роль получила я. Вот и в Канны с фильмом попали, а сцена, где бегаю босиком под дождем, стала классикой кинематографа. Только я всегда вспоминаю, как поливали из шланга ледяной водой и потом на губе выскочила простуда.
Накануне поездки в Канны Григорий Чухрай утвердил в фильм «Жили-были старик со старухой», а поскольку там еще играла Люда Максакова и мы обе блондинки, меня перекрасили в брюнетку. Потом встречаю Тамару Федоровну Макарову на «Мосфильме», она советует: «Немедленно перекрасься — в Каннах любят блондинок». Своих мастеров я привыкла слушать: попросила гримера вернуть цвет. Уперлась, хотя тот предупреждал о возможных последствиях. В результате половина волос позеленела, вторая посинела. Во Францию полетела в платке, который дала Жанна Болотова. Сейчас бы на такой никто не посмотрел, но тогда он казался мне шикарным, потому что — из Чехословакии.
О моей беде узнал первый зампред Госкино Владимир Баскаков, который оказался соседом в самолете. В Париже отвел меня в салон красоты, где волосам придали шикарный пепельный оттенок. Когда нас в Каннах встретил Данелия, всплеснул руками: «Наконец-то вижу здесь первую красивую женщину! Вот хвалят француженок, а наши все-таки лучше». Я наблюдала совсем другую жизнь: парикмахерские, кофейни, магазины, в которых есть все, что душа пожелает. Витрины горят! Хотела посмотреть что-то поближе — сколько раз головой билась, стекла в них до того чистые. Двери в аэропорту сами собой открываются — чудеса! Купили мне купальник, юбку с кофтой — приодели, обласкали. А после фестиваля поехали с Данелией на машине по побережью, по городам Франции — показывать фильм «Я шагаю по Москве». Это было незабываемо!
Когда вернулась с фестиваля в институт, Герасимов утвердил на роль Грушеньки в дипломный спектакль «Братья Карамазовы». Он меня полюбил, однажды даже сказал: «Не знал, что ты сирота, а то бы удочерил». Как известно, у них с Тамарой Федоровной не было своих детей. Он сам был не только замечательным режиссером, но и прекрасным актером — обучал тонкостям профессии, многое подсказывал, объяснял нюансы. Работать с Сергеем Аполлинариевичем было большим наслаждением.
Спектакль «Братья Карамазовы» получился очень хороший. Пришла сама Фурцева — министр культуры, многие режиссеры обратили на меня внимание, я стала чаще получать приглашения в кино. Когда с курсом собрались во ВГИКе в последний раз, Сергей Герасимов сказал: «Прощаюсь со всеми, кроме двух студентов, которых приглашу на главные роли в свой фильм «Журналист»...» Выдержал паузу — назвал мое имя и Сережи Никоненко. Он замечательный актер, работать с ним было интересно.
Пока снималась у Герасимова в Челябинске, в моей жизни случились две трагедии с разницей в десять дней. Сначала бабушку разбил инсульт — успела к ней в больницу. Прощаясь, она погладила меня по голове впервые в жизни и спросила: «Что с Ирадой?» Кровоизлияние ведь на улице случилось — она с правнучкой как раз гуляла. Девочке четыре года. Спасибо соседям, в беде не бросили... И через несколько часов бабушки не стало. Герасимов помог с похоронами, отправил мне людей в помощь.
Только вернулась на съемки вместе с Ирадой — новое известие: Фаик погиб в автокатастрофе. Наши отношения с мужем на тот момент уже разладились, хотя официально мы были еще вместе. Годы учебы во ВГИКе оказались самыми счастливыми: большая любовь, надежды юности, которые постепенно разбивались о суровую реальность. Фаик из Баку, поэтому я его к себе прописала, жили с бабушкой. Вскоре нам дали восемнадцатиметровую комнату в новом доме. Об этом прослышал брат, который тоже к тому моменту женился, у них с Надей родилась дочка Марина. А поскольку прописан Виктор был у нас, тоже с семьей въехал в новую комнату. Так что хоть жилье наше стало просторнее, но и народу в нем поселилось почти в два раза больше.
Отношения были напряженными, иногда доходило до драк и скандалов. Две семьи в маленькой комнате, очень тесно — долго так жить невозможно. Фаик пошел в райжилотдел и поставил Виктора на очередь как туберкулезного больного: мол, у нас новорожденный, а тут человек с диагнозом. И они вскоре получили отдельную квартиру. Но что самое удивительное, Наде очень не хотелось уезжать, ей было интересно слушать наши разговоры с мужем о кино, об артистах. Когда наконец удалось разъехаться, это было счастье.
А Фаик... Умнейший, интереснейший человек, собрал огромную библиотеку, в том числе запрещенных тогда авторов, но в профессии состояться не удалось. Гасанов из прогрессивного поколения режиссеров-шестидесятников: Василий Шукшин, Элем Климов, Андрей Тарковский, Геннадий Шпаликов — все его друзья. Они не могли и не хотели ставить то, что предлагали, а собственные идеи не проходили цензуру, отснятые фильмы лежали на полках. Шпаликов, лучший друг мужа, этого не пережил, повесился.
Я понимала, как страдает в душе Фаик: он не реализован, а у жены роль за ролью. Как ни крути, творческому человеку такое сложно выдержать. Островком свободы считалась Одесская киностудия — многие подались туда, и я Фаика тоже отпустила. Приезжала с дочкой в так называемый «Куряж» — гостиницу, где собирались сотрудники киностудии. Там меня как-то увидела жена Тодоровского Мира — ей не нравилась актриса, которую Петр хотел снимать в «Верности». Посоветовала мужу: «Может, возьмешь Польских? Поговори с ней». Тодоровский тут же пригласил на встречу и взял без проб. Даже здесь меня находили роли, но я видела, что Фаика это раздражает. А в один из приездов мужа в Москву бабушка нашла у него в кармане записку от другой женщины...
Я переживала, хотя и сама стала позволять мужчинам ухаживания. Выяснять ничего не стала, однако доходили слухи, что муж погиб в момент, когда ругался с супругом своей любовницы. Сергей Герасимов об этом тоже, судя по всему, прослышал и жалея меня, не отпустил на вторые похороны подряд. Вместо этого подбил Госкино отправить в Италию, чтобы я смогла немного отойти от своих переживаний. В той поездке и познакомилась с Феллини.
Ираду я в тот период отправила к маме Фаика в Баку — она очень уж просила побыть с внучкой. Да и мне надо было начинать жизнь с нуля. В результате на съемках «Баллады о комиссаре» случился роман с режиссером. Александр Сурин тогда был женат на актрисе Майе Булгаковой. Ирония в том, что она же и предложила меня на главную роль. Мы вместе с ней числились в Театре киноактера, и Майя Булгакова прорекламировала меня Сурину: «Возьми на роль Польских, она так прекрасно выглядит, я глаз от нее все собрание не могла отвести». Александр вызвал к себе в кабинет на «Мосфильме» и согласился с женой — утвердил в кино. А на съемках у нас завязались отношения... Вскоре он развелся с Майей, мы поженились, и я забеременела. Его отец Владимир Сурин был тогда генеральным директором «Мосфильма», он и настоял на официальном браке.
Но лучше бы наши отношения остались чем-то вроде курортного романа. Это только со стороны всем казалось, что я живу в сказке — в шикарной квартире на улице Горького, где бывают Клаудиа Кардинале, Софи Лорен, Витторио Де Сика, Джузеппе Де Сантис... Находиться рядом уже было почетно, но языков я не знала, разговора поддержать не могла. Сашин высокопоставленный отец принял меня хорошо, а со свекровью отношения не сложились. И муж вместо того чтобы меня защищать, поддерживал маму. Однажды бросил мне: «Уходи!»
Я на седьмом месяце беременности вернулась в свою коммуналку. Звонил Владимир Николаевич Сурин, просил сохранить брак с сыном, но я после такого не могла. Только мы развелись, как Саша расписался с какой-то девушкой из Узбекистана, у которой, оказывается, был от него ребенок. Но и с ней прожил недолго — бросил, стал жить с Мордюковой, но и с Нонной тоже быстро расстался... За его дальнейшими похождениями не следила. В последующие годы пару раз появлялся на пороге, но дочка Маша его знать не хотела — запиралась в своей комнате. Только лет пять назад, когда был при смерти, Маше позвонили родственники — и она поехала навестить отца. Так познакомилась с ним и простилась.
Дочерей я растила одна. После расставания с Суриным вызвала семилетнюю Ираду из Баку. Она как увидела в аэропорту, что у меня живот, — сразу в слезы! К Маше долго ревновала. Помогать с сестрой отказывалась — тут меня очень выручали подруга Зина и бабушка Ирады, которая приезжала из Баку. На них я могла оставить дочерей, когда отправлялась на фестивали и съемки.
После развода с Суриным «Мосфильм» был для меня закрыт на пять лет. Все думала: «Как так можно? Я одна с детьми, не помогают, да еще и работать не дают». Благо нашлись ассистенты по актерам, которые вошли в положение и стали тайно предлагать меня в зарубежные проекты. Так я снялась в Польше под руководством Анджея Вайды у его ученика Анджея Пётровского в «Дорожных знаках», где сыграла польскую девушку Ядвигу. Потом меня позвали в советско-венгерский фильм «Держись за облака».
Из-за границы со всех фестивалей привозила девочкам подарки — обе были хорошо одеты. Однажды притащила целый чемодан колы и жвачки. Заметила, что гостинцы Ирада стала благородно уступать младшей. Когда Маша оканчивала школу, ей нужны были белые туфли на выпускной. А на прилавках пусто. Решила поискать в Ливане, куда мы отправились с делегацией. Обстановка там была неспокойной: ночью стреляли, нас сопровождала охрана на мотоциклах, а я все упрашивала, чтобы вывезли в магазин — купить туфли дочке. Наконец организаторы уступили, со мной поехал Адомайтис, который тоже был в группе. Но нам не везло: только выедем в центр Бейрута — начинается стрельба. Таксист кричит: «Пригнитесь!» Мы с Регимантасом сползаем на дно машины, а за окном все жалюзи и двери магазинов закрываются. Раза с третьего, рискуя жизнью, все же смогла добыть для дочери бантик и туфли.
Страху натерпелась и в Сирии, и в Афганистане, куда везла картину «Фронт без флангов». Там Вячеслав Тихонов главную роль сыграл, но меня, как всегда, одну на передовую послали. В аэропорту Кабула с ружьями встречают. Спрашиваю переводчика:
— Что происходит?
— Не обращайте внимания, обычное дело.
Ночью стрельба — сидим, из укрытий не высовываемся. Переводчик говорит: «Жаль, ты не видишь красивые места. Выведу тебя хоть кофе попить». Только сделали заказ в ресторане, в ближних горах — пулеметные очереди. Об этом узнали, на следующий день моего сопровождающего вызвали в посольство и сделали выговор. Очень было его жалко.
Кстати, режиссер фильма «Фронт без флангов» Игорь Гостев стал первым, кто дал мне роль на «Мосфильме» сразу после того, как отца Сурина сняли с должности. Съемки проходили на Валдае, куда я отправилась с Ирадой и Машей. Тихонов с утра обычно рыбачил, как-то стучится в дверь — улов принес: «Вот, свари девчонкам ухи». Такой был простой, приятный человек. По телевизору как раз впервые показывали «Семнадцать мгновений весны», после съемок вся группа собиралась — смотрели новые серии. И Тихонов тут же сидел, но тайн не раскрывал.
Потом с нашим фильмом вместе ездили в Чехословакию, стояли Первого мая на трибуне рядом с президентом Густавом Гусаком. Внизу — демонстрация. Вдруг люди увидели Тихонова и давай скандировать: «Штир-лиц! Да здравствует Штир-лиц!» Там сериал тоже был очень популярен.
Я часто брала дочерей на съемки. Локация сериала «Тени исчезают в полдень» располагалась в глухой тайге Свердловской области: деревня — шесть домиков, группа в них не умещалась. В моей избушке на кроватях спали дочери, на веранде режиссер Владимир Краснопольский, а мы с подругой Зиной на сеновале в сарае. Потом я там в ледяном ручье ногу поранила о железный прут, рана загноилась, и везли меня в больницу до ближайшего города Красноуфимска несколько часов.
Эти съемки вообще были довольно экстремальными — пришлось освоить верховую езду. Режиссер подвел коня: «Знакомься — Орлик». Скакун неприветливо фыркнул, я с трудом на него взгромоздилась, отсняли три дубля, и все разбежались по своим делам. Я осталась посреди поля одна на коне. И что мне делать? Кое-как сползла на землю, взяла под уздцы, повела к хозяйке. И уже у самых ворот он вдруг дико заржал, встал на дыбы и его копыта оказались у меня над головой. Еще секунда — осталась бы от меня лепешка! Но как-то успела вывернуться, убежала. В лес гулять мы не ходили, боялись после того, как хозяйка пожаловалась: «Была у меня корова — медведь загрыз». Не хотелось оказаться на месте несчастной буренки.
На площадке всегда везло с партнерами, и режиссеры обычно были очень хорошие. В «Днях хирурга Мишина» сыграла с Ефремовым и его сыном Мишей. Олег сам привлек младшего на роль шестилетнего героя. В перерыве как-то вместе пошли обедать. Миша, с виду малыш совсем, оказался очень смышленым.
— Какой же Миша в шесть лет умный уже, — говорю Олегу Николаевичу.
— Да какие шесть! Он в пятом классе.
А вся группа, как и я, считала его шестилетним. Теперь вырос большой, прекрасный актер.
Благодаря Ролану Быкову я поняла, что могу быть характерной актрисой: сыграла безумную мамочку в комедии «Автомобиль, скрипка и собака Клякса». С Роланом общение продолжилось еще и потому, что наши дачные участки в Звенигороде оказались рядом. Он строил на своем солидный дом, а я по соседству свой — плюгавенький. Иногда приезжала на денек, чтобы хоть что-то успеть. Машины нет, поэтому сначала на электричке, потом на автобусе. Как-то с подругой Зиной и собакой на дачу выбрались — вдруг Быков с женой Леной Санаевой на автомобиле подъезжают. Ролан Антонович меня увидел:
— Галь, привет! — зашел в гости.
— Чай-кофе будете? — предлагаем.
— Буду все! Сначала давай чай, а потом кофе.
Нарезали бутербродов — все на стол. Быков закусывает и травит байки — это он здорово умел. И про кино, и про план будущего дома: «А третий этаж, Галь, это мой кабинет. Прекрасный вид на лес!»
Глядим — за окном уже темнеет, мы на даче ничего не сделали, зато собака без присмотра успела в луже искупаться — сидит довольная с грязным пузом. С Зиной перемигиваемся, а прервать режиссера не смеем.
«А это что у вас — телевизор? Включай!» — садится на диван Быков. Начинает смотреть футбол и тут же засыпает. Будить тоже не смеем, хотя уже боимся обратную электричку пропустить. Через час Лена кричит со двора: «Ролан, поехали домой!» Он просыпается, подскакивает: «Ну все, Галя, бывай». Побежал к машине и был таков. А мы с Зиной и грязной собакой поплелись обратно на электричку. Зато есть что вспомнить.
На съемках фильма «По семейным обстоятельствам», где герой Быкова — логопед с «фефектами фикции», он своим диалогом по-настоящему довел Евстигнеева до истерики: тот закрывает лицо руками, чтобы скрыть распирающий его смех, но Ролан Антонович продолжает невозмутимо говорить. Кореневу эта сцена так понравилась, что он оставил ее в фильме. Режиссер меня поражал тем, что вел себя довольно расслабленно на площадке, даже казалось, будто ничего не делает, а кино у него всегда выходило прекрасное.
Для меня главной оценкой был звонок Тамары Федоровны Макаровой, которая сказала, что они с Сергеем Аполлинариевичем очень довольны моей работой. Тогда же позвонила Алла Сурикова и предложила небольшую роль любовницы Бориса Ивановича — Фрунзика Мкртчяна в картине «Суета сует». Я начала отказываться:
— Маленькая роль — не хочу.
— Умоляю!
Я не сдавалась, но и Алла Ильинична тоже. На третий раз услышала уже более интересное предложение: «А на главную роль пойдешь?» Оказалось, худсовет не утвердил предыдущие пробы Людмилы Гурченко, Валентины Талызиной и Натальи Гундаревой — прекрасных актрис. Возглавлял его Данелия, который и заявил: «Пусть уж лучше Польских жену сыграет». Меня утвердили без проб, наверное, после успеха фильма «По семейным обстоятельствам». Так нас и свели в кадре с Фрунзиком Мкртчяном.
С ним сложилась нежная дружба: он все время звал меня погулять после съемок и в перерывах — мы вместе обедали и ужинали. Через несколько лет увиделись в Кремле на вручении Госпремии. Фрунзик предложил: «Надо обмыть». А как-то встретил меня у ворот «Мосфильма»: «Галя-джан! Снимался в Индии, денег давали немного, а то купил бы для вас не знаю что — все! Но смог только небольшой подарок, зато от души». И вручил гранатовые бусы, храню их до сих пор.
Совершенно случайно я попала в еще одну сложную ситуацию с пробами. Леонид Гайдай собирался снимать «За спичками» и хотел, чтобы главную роль играла Гундарева. Но поскольку это было советско-финское производство, спонсор-финн тоже утверждал актрису (как сейчас делают продюсеры) и сказал, что она на финку не похожа: «Героиня должна быть беленькой, со светлыми глазами». Поэтому, из-за цвета, взяли меня — так уж случается в кинематографе. Уверена, Наташа наверняка сыграла бы лучше. И Гайдай на съемках вел себя со мной довольно холодно, даже грубовато. Однажды при всех осадил: «Что ты как в театре играешь?» У меня внутри все упало, вообще работать расхотелось, но вида не показала. Теплых отношений с Леонидом Иовичем так и не сложилось, хотя обычно режиссеры меня любят.
Вообще считаю, что у меня счастливая актерская судьба — на сто шестидесятом фильме сбилась со счета. Про некоторые проекты даже забыла. Например когда-то с Владимиром Ильиным сыграли в американской картине про убийство Джона Кеннеди. В Союзе этот фильм не показывали, и вот недавно включаю телевизор, а там кино про Кеннеди. Увлеклась — и вдруг вижу нас с Володей в кадре! Обрадовалась: хорошая лента получилась.
С советских времен наше кино, конечно, сильно изменилось, но я рада, что по-прежнему востребована в профессии. Хотя ритм сейчас в сериалах бешеный: если раньше полный метр по полгода снимали, теперь целый сериал за месяц! Но и среди них попадаются качественные работы: «Граница. Таежный роман», «Доктор Живаго», «Контригра»... Из последних работ — в ноябре на телеканале «Dомашний» выходит сериал «Мама» режиссера Гузэль Киреевой. Я играю в тандеме с Борисом Щербаковым, с которым мы впервые встретились на картине «Воскресный папа», когда еще оба молоденькими были. И вот спустя годы опять оказались на одной съемочной площадке. Он играет разведенного директора школы, у которого дочка уехала за границу, а моя героиня — завуч, старая дева, всю жизнь посвятившая ученикам. Они давно работают вместе, друзья, но она все надеется на что-то большее. И в больницу к нему приходит, и домой, а он ее не воспринимает в романтическом ключе. Вместе с ним мы наблюдаем драму, которая разворачивается в одном из классов, — тут отношения и детей, и учителей. Чистая человеческая история, редкая сейчас для нашего телевидения.
До сих пор не понимаю, ревновали ли когда-нибудь дочки меня к профессии. И не могу этого узнать, спросить — правды не скажут. Если мама актриса, а дети нет, между ними есть некая граница, которая мешает полностью сблизиться. Не знаю, может, она возникла от того, что меня часто не было рядом, или из-за того, что кино занимало слишком много места в моей жизни.
Хотя Ирада тоже имеет отношение к кинематографу — окончила киноведческий факультет ВГИКа, пошла на «Мосфильм»: начинала с хлопушки, стала помрежем, сейчас уже работает вторым режиссером. Маша до десяти лет была очень артистичной — думала, пойдет по моим стопам. Она снялась в фильме «Осенний подарок фей», потом ее пригласили на роль моей племянницы в фильм «Змеелов» — режиссер Вадим Дербенев хотел, чтобы мы с юной актрисой были похожи. Я очень волновалась: девочки часто ездили со мной на съемки, но во время своих сцен просила их увести — не люблю играть при родных, зажимаюсь. Не хотела, чтобы они маму другой видели.
В результате мы с Машей обе справились — дочка даже не растерялась первый раз перед камерой, но актрисой стать не захотела, выучилась на экономиста. Главный ее подарок мне — любимый внук Филипп, которому уже двадцать шесть лет. Он окончил университет в Великобритании, но вернулся жить и работать в Москву, занимается тюнингом гоночных машин. Я получаю огромное удовольствие от общения с ним, сейчас это самый любимый мужчина в нашей семье.
А что касается личной жизни... Похоже, я отношусь к такому типу женщин, которые готовы влюбляться, встречаться, целоваться, обниматься, но не выносят мужчину в доме. После двух браков у меня было немало увлечений — почему нет? Однако с годами мимолетные встречи из памяти стираются, а вот настоящее до сих пор живо.
Подпишись на наш канал в Telegram